Итак, сформулируем сначала напрашивающийся вывод. Перед нами не просто две статистики. У нас сложилась ситуация, при которой большая часть людей, не имеющих работы и заработка, не пользуется государственной поддержкой безработных, не обращается в государственные службы занятости.
Скачок зарегистрированной безработицы в январе текущего года говорит о многом. У нас не просто стало больше безработных. Резко выросло число людей, разом потерявших надежду.
Сравнение структуры безработных, зарегистрированных в службах занятости и выявленных Росстатом, позволяет выявить знаковое отличие. Среди безработных, обратившихся в службы занятости, женщин - 63,3%, жителей сельской местности - 53,1 %. Среди лиц, классифицированных как безработные Федеральной службой государственной статистики, женщин - 46,5 %, проживающих в сельской местности - 41 % (на 2007 год).
Можно сделать вывод, что женщины и сельские жители чаще обращаются в службы занятости. Действительно, социологи часто отмечают в своих исследованиях, что у безработицы в России «женское лицо», и то, что женщины больше мужчин доверяют государственным учреждениям, чаще обращаются за помощью.
Но серьезной проблемой является то, что значительная часть женщин, обратившаяся в службы занятости, по субъективным или объективным причинам поиском работы не занимаются активно. По данным опросов (проводились моими студентами в течение несколько лет), у женщин, зарегистрированных в службе занятости, преобладают две причины обращения в эту службу. Первая - «на всякий случай», вторая - «необходимость иметь формальный статус». Женщины, в качестве основной назвавшие первую причину, как правило, воспитывают маленьких детей и не имеют сил и времени для поиска подходящей работы. Вторая причина характерна для женщин, занятых в так называемой неформальной экономике и не имеющих формального статуса занятых.
Неформальная экономика является частью так называемой теневой экономики, которая, по определению Росстата, «включает в себя законную деятельность, показатели которой скрываются или преуменьшаются производителями в целях уклонения от уплаты налогов или выполнения иных, оговоренных законом обязательств; неофициальную легальную деятельность, в том числе деятельность некорпоративных предприятий и домашних хозяйств, работающих на собственные нужды, а также деятельность некорпоративных предприятий с неформальной занятостью; укрываемую часть легальной деятельности, а также нелегальную деятельность, представляющую собой запрещенные законом производство и распространение товаров и услуг».
В 2001 году Росстат уточнил понятие неформальной экономики, к которой отнес любую деятельность, осуществляемую без государственной регистрации в качестве юридического лица. Однако, как отмечает сотрудник Московского центра гендерных исследований З.А. Хоткина, для выявления гендерных аспектов дискриминации в неформальной экономике более приемлемым представляется определение неформальной экономики, используемое в документах МОТ: «Профессиональная деятельность как основная, так и вторичная занятость… приносящая доход и осуществляемая на постоянной основе вне легальных, регулируемых, контрактных обязательств». Она отмечает также наличие в неформальном секторе своеобразной пирамиды занятости, пирамиды доходов. Анализируя гендерную структуру занятых в неформальной экономике, З. Хоткина отмечает, что женщины, составляя около половины занятых неформального сектора, концентрируются на самых нижних доходных и статусных этажах (см. материалы интернет-конференции «Гендерные стереотипы в современной России»).
Тем не менее, нужно отметить, что обе эти категории женщин, - и молодые мамы, и работники неформального сектора, - обеспокоенные отсутствием работы, ненадежностью своего положения, сами признают, что не проявляют «достаточной активности в поиске работы», даже «не вполне пользуются всеми услугами и возможностями служб занятости». Объясняют они это чаще всего тем, что «нет времени», «нет сил» и «боюсь потерять и то, что имею».
Для женщин на рынке труда складывается вообще крайне не простая и даже курьезная ситуация. И не только потому, что женщине труднее найти работу. Проблема в том, что женщинам труднее найти подходящую работу. А в это понятие для них включены и такие характеристики, которые Законом о занятости не предусмотрены. Например, устраиваясь на работу нянечкой в больницу, воспитательницей в детский сад или интернат, лаборанткой в высшее учебное заведение или социальным работником в центр социальной защиты, женщина должна вычесть из своей заработной платы не только оплату проезда до места работы, но, например, и оплату детского садика.
Не раз, грустно посмеиваясь, женщины признавались мне, что зарплаты как раз на проезд и детский садик и хватает. Далеко не у всех достанет упорства работать практически даром, учитывая и проблемы с детскими садами, и сложности быта, которых тем больше, чем меньше доход семьи. Неработающая женщина не имеет зарплаты, зато имеет время для более экономного ведения хозяйства. Но заметим, что речь идет о работниках, объективно востребованных на рынке труда, но не получающих материального подтверждения этой востребованности.
А заработные платы на таких рабочих местах крайне низкие, не превышают 5 тысяч рублей. Поэтому умилительно звучат возмущенные возгласы по поводу того, что пособие по безработице и после повышения «унизительно низкое» - 4900. Словно в насмешку ровно такой оказалась после повышения заработная плата ассистента - преподавателя вуза с высшим образованием, но без ученой степени. Правда, 4900 - это все-таки максимальное пособие по безработице и минимальная заработная плата для преподавателей. Не так обидно?
Теперь о клиентах служб занятости, проживающих в сельской местности. Они также довольно часто (от 35 до 53 % опрошенных) признаются, что не настроены на активный поиск работы и многого от служб занятости не ждут. Нужно сказать, что многие из них заняты в своеобразной форме товарного сельского хозяйства, не регистрируемой официально и относящейся ко все той же неформальной экономике. Это так называемые крестьянские подворья, которые формально относятся к личному подсобному хозяйству, но реально являются источником доходов и своеобразной формой занятости. По некоторым оценкам, такие подворья дают до 40 % товарного продовольствия в российских регионах.
Что касается мужчин, зарегистрированных в службах занятости, то согласно тем же исследованиям, на которые я ссылалась выше, значительная часть среди них (от 30 до 50 %) - молодые люди (до 25 лет), среди которых более половины не имеет специальности, трудового стажа и опыта работы, около 75 % обратились в службу занятости в первый раз. Среди лиц старше 25 лет около 80 % не имеют ни среднего профессионального, ни высшего образования. Такая структура отличается от той, которую приводит Росстат на основании своих обследований. Так, по его данным, молодых людей до 25 лет среди безработных - 29 %, лиц, имеющих среднее профессиональное образование - 22,4 %, высшее профессиональное - 14,1 % (на конец ноября 2007 года).
Разумеется, опросы, проводящиеся моими студентами, недостаточно представительные и масштабные, но они ведутся уже почти семь лет и косвенно подтверждаются другими данными: интервью с работниками службы занятости Пензы и людьми, обращавшимися туда по поводу поиска работы, личными наблюдениями.
Смею заключить, что безработные, выявленные Росстатом, и граждане, зарегистрированные в службах занятости - это не только количественно, но и качественно разные группы людей. Реальные проблемы рынка труда проходят во многом мимо служб занятости. Это связано и с формализацией процедур постановки на учет в качестве безработных, и с социально-психологическими особенностями наших людей, и с особенностями российского рынка труда.
Однако проблема еще и в том, что статистика Росстата относительно безработицы также неполна. Так, в нее не включаются лица, находящиеся в бессрочных неоплачиваемых отпусках по инициативе администрации, а также работающие, но не получающие зарплату.
