— И я сгнию от яда? — осведомился он.

— Нет, — прошептала Эрин, — я говорю правду.

— Тогда действуй, только осторожно.

Дрожа, Эрин разорвала ткань вокруг раны, и затем оторвала кусок своей одежды, чтобы сделать новую повязку.

Она постоянно ощущала его. Она чувствовала его дыхание около своей шеи, когда перевязывала бедро, силу его мускулистых рук. Даже не глядя на него, чувствовала его взгляд, ясно представляла его полные, красивые губы, скрытые в бороде, которые искривлялись от раздражения и смеха.

Каждое прикосновение к его телу, любая мысль о нем заставляли ее трепетать от страха. Она должна спастись, но если она снова попытается, причинить ему боль, ей надо будет действовать быстрее.

Как будто прочитав ее мысли, он заговорил:

— Говорят, что вкус мести самый сладкий изо всех…

— Да, — подхватила Эрин, — месть сладка, викинг.

Она проверила повязку, встала, пытаясь размять мышцы; ее тело свело за время перевязки. Как она и думала, он склонил свою золотистую голову над раной, чтобы посмотреть на ее работу.

« Он слаб, — говорила себе Эрин. — Он почти не ел, и никакой отдых не мог восстановить силы истощенного раненого «.

Несмотря на природную мощь его тела, Олаф был страшно утомлен. Его вымотала боль. Он не держал Эрин, и он был не в состоянии бежать. Если она не спасется, он выдумает ей наказание в отместку, которая, как он предупредил, будет сладостной для него.

Эрин шагнула осторожно к лежащей у воды сухой палке, молясь, чтобы он не услышал. Он заметил это, но секундой позже. Его синие глаза устремились на нее как раз в ту минуту, когда она нанесла палкой удар по голове. Его глаза сомкнулись, но она успела прочитать в них, что он никогда не забудет того, что она сделала. И если когда-нибудь она попадется ему снова, месть будет ужасающей.

Он упал на берегу, но Эрин знала, что ее удар не был смертельным. Она заколебалась, не следует ли ей убить его, пока он без сознания, и таким образом отплатить за все. Но она не стала над этим долго размышлять и бросилась прочь, забыв о лошади и о своей абсурдной мысли, которую когда-то лелеяла-сделать его своим пленником.

Плохо соображая, она ныряла в зарослях ежевики петляла между деревьями, думая только о том, чтобы убежать подальше от этого страшного человека, существа невероятной силы, убежать от Волка.

853 г . н.э.

Эрин устало прислонилась к мощному стволу ясеня, закрыв глаза и тяжело дыша.

Пришла весна и вместе с ней затяжные дожди. Почва под ее ногами была мягкой, и в лесу пахло землей и свежей зеленью. Воздух был влажен и тяжел. Скоро опять пойдет дождь, и под ногами будет сплошная грязь и слякоть.

Эрин встала поудобнее, слегка вздрагивая, и схватилась за плечо. Ее рука дотронулась до чего-то липкого, и она удивленно посмотрела на свои пальцы. Кровь. Странно, она не чувствовала боли.

Эрин надвинула позолоченный шлем и опустила забрало, чтобы скрыть лицо, затем присела около дерева. Где-то неподалеку ее воины крушили датский лагерь около моря. Она не слышала криков — приучила себя не слышать, так же как научилась не думать о резне.

Хрустнула ветка, ее глаза открылись, и она схватилась за могучий меч, стараясь успокоиться. Она удивилась, увидев Мергвина, стоящего перед ней. Но ее удивление прошло вместе с настороженностью. Старый друид имел обыкновение появляться там, где его никто не ожидал увидеть.

Эрин встретилась с его строгим взглядом, ожидая, что он скажет.

— Женщины, — сказал он спокойно, — освобождены от ношения оружия, моя леди Эрин, как ты знаешь, с 697 года, когда мать Святого Адамнана узрела двух прекрасных леди в сражении. Эти нежные создания на глазах у Ронайт поражали друг друга железными серпами с таким неистовством и жестокостью, что Святой Адамнан издал в Таре в тот год закон, который известен нам, как Каин Адамнана. Знаешь ли ты этот закон, Эрин?

Она не смела посмотреть друиду в глаза, а лишь опустила их, устало вздохнув.

— Я не участвую в битвах, Мергвин.

— Нет, ты ведешь людей, заставляешь их сражаться в лесах, нападать с тех пор как заманила викингов в ловушку.

Краска бросилась ей в лицо, и она почувствовала себя несчастной.

— Что ты делаешь здесь, Мергвин? — спросила она обиженно. Ее рука начала болеть, и золоченая кольчуга казалась невероятно тяжелой. Эрин чувствовала, что вся пропиталась кровью и очень устала. Она ощущала нечто большее, чем просто обычную грязь. Почему Мергвин на нее так подействовал? Она была победительницей и сегодня, и много раз с тех пор, как возглавила войска. Но эта победа почему-то не принесла ей радости. Она хотела оказаться дома, рядом с матерью, причесывать волосы и выбирать шелка для новых платьев…

— Ох! — Мергвин пожал плечами в ответ на ее вопрос, о котором она уже забыла. — Я подумал, что смогу найти тебя здесь, дочь Аэда.

Он сел около нее и расстегнул цепочку на ее руке, что-то бормоча при виде раны.

— Я перевяжу рану с припаркой, — сказал он, — а ты будь осторожнее и держи ее в чистоте, иначе карьера Золотой Амазонки закончится бесславно — не великим подвигом, а заражением крови, понимаешь?

Эрин молча кивнула.

— Я понимаю, — продолжал Мергвин, его голос становился сердитым, — что ни Аэд, ни лорд Феннен из Коннахта не знают, что они жили рядом с девушкой, которая сумеет хитростью разбить викингов.

Эрин покачала головой, не глядя на Мергвина.

— Нет, — прошептала она, нервно сглотнув. Было непонятно, как она могла так бесстрашно встречаться с целой ордой наступающих воинов, в то время как встреча с Мергвином делала ее похожей на беспомощного ребенка. Но она не была Золотой Амазонкой для Мергвина, она это хорошо знала. Она была молодой женщиной, боявшейся того, что ее возьмут в плен или раскроют ее тайну.

Наконец она взглянула на своего старого учителя.

— Мергвин, отец не должен знать, что я руковожу этими набегами. Он запретит мне, Мергвин, и заставит выйти замуж за Феннена.

— Я расскажу все твоему отцу, — мрачно пробормотал Мергвин, и Эрин тяжело вздохнула, когда он завязал крепко повязку, сделанную из его робы, на ее ране. — Тебе следует выйти за Феннена и жить в его королевской резиденции, отказавшись от кровопролитий и других глупостей.

Эрин задрожала, почувствовав больший страх, чем во время первого похода. Все это время она не разрешала себе задумываться. С того дня, как она натолкнулась в лесу на Норвежского Волка и оказалась в плену, она забыла все свои мечты о сражении. Она поняла, что слаба перед ним и не желает умирать или быть раненой.

В это же время ее кузен Грегори вернулся домой выздоровевшим. Его мечты о мести снова воспламенили ее. Только она и Грегори были в Клоннтайрте, только они помнили тот ужас. Так или иначе, они вместе строили планы, вместе фантазировали, и в этих фантазиях они побеждали, а викинги, разрушившие Клоннтайрт, погибали один за другим. Эрин рассказала Грегори о дочерях Маэлсечлайнна, которые убили Тургейса, и о женщине, воевавшей вместе с викингами, потрясшей ее воображение. Эрин обнаружила, что ее кузен не только набрался сил и здоровья, но и кое-чему научился в монастыре.

Но как только Эрин начала рассказывать все это Грегори, она ясно вспомнила страшную картину поля боя у Карлингфордского озера и вновь почувствовала пронзительный взгляд Норвежского Волка.

Хотелось думать, что победа датчан у Карлингфордского озера принесет мир. Но этот мир не продержался и дня. Датчане не были цивилизованными людьми. Их банды нападали на маленькие прибрежные деревеньки даже после того, как ирландские короли встретились с Фриггидом Кривоногим. Сраженные норвежцы возрождались, подобно сорной траве. Их набеги становились все более опасными, и, стремясь отомстить, они сражались с большей жестокостью с датчанами, чем когда бы то ни было.

Грегори мало заботило, кто были захватчики-норвежцы или датчане. Он жаждал разгромить всех чужеземцев. И даже более того, он хотел воздать должное тем предателям-ирландцам, которые примкнули к викингам, чтоб! сражаться против своих сородичей.