На секунду он прикрыл глаза, передернув плечами. Он хотел, чтобы она приехала в Бостон на Рождество. Однако Вашингтон специально попросил его не делать этого, пообещав к весне отпустить домой.

Эрик вздохнул и начал писать, очень аккуратно подбирая слова, так, чтобы ложная информация могла показаться неоценимой для британцев.

Он закончил письмо и запечатал его своей печаткой. Затем вызвал Фредерика и приказал, чтобы письмо было отправлено на Юг как можно скорее.

Отдав письмо, он долго вглядывался в метель за окном, чувствуя себя так, словно холодные хлопья засыпают его сердце и душу.

– Будь ты проклята, Аманда! – произнес он негромко.

Когда зима начала потихоньку отступать перед весной, Аманда решила навестить Уильямсберг.» Она объявила, что поедет только с Пьером и Даниеллой, но когда утром спустилась вниз, не удивилась, увидев снаряженного в дорогу Жака Биссе, уже в седле, готового сопровождать ее карету.

– Жак, я не просила тебя ехать с нами, – сказала ода ему.

Тот странно посмотрел на нее и ответил так, как отвечал всегда, когда Аманда собиралась выезжать за пределы Камерон-Холла в отсутствие Эрика.

– Простите, миледи, но лорд Камерон поручил мне охранять вас, что я и делаю.

Охранять ее. Ложь! Он должен был следить за ней и выяснять, не предает ли она своего мужа и его дело. Но какая разница? На деле у него не будет возможности узнать, чем она занимается. К тому же Жак был ей симпатичен, очень симпатичен.

Она неторопливо кивнула:

– Отлично. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее рядом с тобой.

Даниелла забралась в карету и села напротив. Лошади тронули, и путешествие началось. Дорога была размыта весенними дождями, а день был еще весьма прохладным. Выглянув в окошко и бросив взгляд назад, Аманда поежилась.

Теперь она любит Камерон-Холл даже больше, чем Эрик, поскольку провела здесь столько времени. Его и ее портреты уже дополнили картинный ряд в галерее. Здесь теперь ее дом.

– Думаешь, что надо бы быть поосторожнее, да? – спросила Даниелла.

Аманда бросила на нее быстрый взгляд:

– Даниелла, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Служанка порывисто вздохнула, но Аманда сделала вид, что не замечает этого. Она сглотнула комок в горле и прикрыла глаза. Казалось-, между ней и Эриком ныне пролегло такое огромное расстояние.

Мили… и время. Поначалу, когда он уехал, она очень тосковала по нему. В первые дни она не могла спать, ворочаясь в постели холодными ночами. Но затем появился ее отец – это произошло почти полгода назад, – и с того момента она стала отдаляться от мужа и словно заледенела, ощущая, что дела принимают столь ужасный оборот, что вскоре трудно будет хоть что-нибудь исправить.

Аманда открыла глаза и увидела, что Даниелла все еще смотрит на нее с выражением неодобрения на лице. Акадийка порывалась что-то сказать.

– Я очень устала, – спокойно произнесла Аманда, и женщина промолчала. – Откинувшись на спинку сиденья, девушка осознала, что теперь очень боится Эрика. Ей никогда не удастся заставить его понять. Она не была уверена, что всегда понимает себя сама. Стремясь выдавать сведения, которые сохранили бы жизнь Дэмьену и в то же время не привели бы к кровопролитию, она начала использовать для этого письма Эрика. Мелочи. Рутинные данные о грузах соли, овощей, фруктов, в которых нуждался флот англичан, чтобы избежать болезней на борту.

Только однажды она получила данные о передвижении войск, и, кажется, ее сведения совпали с теми, что губернатор получил самостоятельно; Она старалась не думать о боях, но знала, что война идет! И гибнут люди.

Эрик никогда не простит ее.

В пути ома, должно быть, задремала. Проснувшись, обнаружила, что уже ночь и карета стоит у дверей городского особняка. Окончательно ее разбудил звук распахнувшейся дверцы.

– Мы уже приехали, – сообщила Даниелла.

Аманда заторопилась к дому. Она взошла по ступеням крыльца и, снимая перчатки, стала звать экономку:

– Матильда, я приехала! – Она повернула ручку двери и вошла в дом. – Матильда! – снова позвала Аманда, двинувшись через гостиную. Не глядя бросила перчатки на тумбочку и вскользь вспомнила, как играла в шахматы с Эриком в свой первый приезд сюда.. Он оказался прав. Ей пришлось постоянно убегать от шахов.

Какой-то шорох заставил ее вздрогнуть и взглянуть в другой конец комнаты. Сердце подпрыгнуло и словно застряло в горле, ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

Облокотившись о каминную полку, с бокалом бренди в руке стоял Эрик. Когда Аманда наконец осознала, что это на самом деле он, она заметила, что выглядит Эрик восхитительно в своем темно-синем фраке, белой кружевной рубашке и белых же бриджах, заправленных в высокие сапоги. На лице его играла ленивая улыбка.

– Эрик! – Рука Аманды взметнулась к горлу.

– Дорогая! – Он швырнул бокал в огонь, не обратив внимания на звон разбивающегося стекла, на шипение растекшегося и мгновенно превратившегося в яркие языки пламени бренди. В одну секунду он пересек комнату, и она очутилась в его руках. И тут же Аманда до боли остро ощутила его запах, прикосновение колючих щек, дрожь мускулов, шероховатую ткань одежды, пьянящее касание его губ. Ей казалось, что она погружается в какое-то облако, возносится в райские сады. Как долго он не прикасался к ней…

Она почувствовала, что падает. Но ей было уже все равно. Именно теперь. Когда он с такой, жадностью целовал ее. Дрожь в ногах заставила ее пошатнуться, и Эрик подхватил жену на руки. И когда его пальцы погрузились в ее волосы, Аманда забыла обо всех своих страхах, завороженная тем, как пряди ее волос струятся меж его пальцев.

Она едва осознавала, что он несет ее наверх, и отчаянно жаждала новых прикосновений и поцелуев. А затем в темноте не осталось ничего, кроме сладостных ощущений, тепла и напора мужского тела, пульсирующего ритма древней мелодии, погружавшей обоих в мир, где слова ничего не значили. Она пыталась говорить, удивленно шепча его имя.

Эта ночь…

Она была наполнена жизнью, красотой и желанием, а когда страсть утихла, время слов все еще не наступило. Им нужно было лишь касаться, обнимать друг друга, чтобы уберечь и не растерять то, что стало таким ценным для них обоих.

Наступило утро, и только тогда прозвучали первые слова. Тревога еще не вернулась к Аманде. Эрик еще не объяснил, почему вернулся.

Он лежал, прижавшись плечами к спинке кровати и закинув руки за голову. Аманда наконец поднялась и, сев у туалетного столика, попыталась расчесать спутанную гриву волос.

– Все закончилось. Осада завершена. В день святого Патрика нам преподнесли ирландский сюрприз. Британцы эвакуировались из Бостона.

Аманда встретилась с ним глазами в зеркале.

– Я рада за тебя, Эрик.

– Но не за британцев, правда?

Она пожала плечами.

– Ну же, Аманда?

– Эрик, я, как могу, стараюсь быть нейтральной.

Он вскочил с кровати. Пока он шел к ней, ей казалось, что подкрадывается тигр. Он встал сзади.

– Так ли это, Аманда? Так ли это на самом деле? – Его руки легли ей на плечи. Она мысленно взмолилась, чтобы он не почувствовал, как она дрожит, но в своем ответе постаралась не солгать:

– Да. Клянусь, что теперь буду нейтральной… если смогу.

Видимо, в ее голосе прозвучала искренняя нотка, потому что он, хотя и выглядел все еще напряженным, казалось, поверил ей. Эрик вернулся к кровати и растянулся на ней во весь рост, непринужденный, решительный и уверенный в себе. Глядя на него, Аманда почувствовала, что ее сердце полностью отдано ему.

– Я выяснил, что некоторые вещи, о которых я писал тебе, стали известны противнику.

Страх ледяной рукой сжал ее сердце.

– Многое из того, о чем ты писал, было широко известно.

– Да, верно. Но, приехав домой, я услышал, что многие достойные политики и военные встревожены слухами о том, что у нас под боком орудует шпион. Вернее, шпионка, любимая. Они прозвали ее Принцессой. Откровенно говоря, ее слава докатилась даже до Бостона.