Снова настала очередь грудей. Джесси замерла, захваченная .врасплох неодолимой волной неведомых доселе ощущений, чувствуя себя как загнанная в угол жертва. От его рук исходила удивительная, колдовская сила. Девушка беспомощно закрыла глаза – и тут почувствовала, что он придвинулся, придвинулся вплотную и прикоснулся губами к ее губам.

Ах, они обжигали ее, они пленяли и лишали рассудка… Нежные – и в то же время уверенные. Как бы сами по себе ее губы раздвинулись, уступая ласковому напору его языка. Из последних сил сопротивляясь накатившей жаркой истоме, Джесси от всей души пожалела, что успела выпить столько рому, – дарованное им поначалу мягкое тепло преобразилось в пожар, пугавший своей неистовой силой. В панике Джесси подумала, что угодила в ловушку. Ее страшила абсолютная власть, которую имел над ней этот мужчина, страшил неуправляемый, разраставшийся с каждой секундой водоворот эмоций, неведомый прежде угар, готовый вмиг лишить ее способности контролировать свои поступки. Ее еще пи разу в жизни не целовал мужчина. И это… Он как будто обволакивал ее всю, целиком, его губы ласкали ее лицо, шею, а руки… они опустились в воду и гладили ноги, тесно сдвинутые на дне узкой ванны. У нее вырвался невольный вскрик. Сейчас! Она должна положить этому конец – пока не стало поздно, пока не все пропало! А его руки уже обняли ее и приподняли. Джесси испуганно охнула и инстинктивно приникла к нему, но тут же по его смеху догадалась, что напрасно боялась упасть: ее держали легко, словно перышко! А его смех… Несмотря на растерянность, на навеянный им колдовской угар, Джесси уловила, что смех был вовсе не легкомысленным, не веселым, но еще более издевательским, чем прежде. И девушке снова стало не по себе.

– Пожалуйста, пожалуйста, сэр… – забормотала она, и ее сдавленный голос был полон дрожи и неприкрытого ужаса. Тем не менее ее уложили на просторную кровать, сверху навалилось его сильное тело, и темная тень головы склонилась ей на грудь. Она снова почувствовала его жгучие, страстные поцелуи.

Чтобы остановить его, Джесси в отчаянии вцепилась ему в волосы.

– Нет… – вырвалось у нее в тот самый миг, когда горячие губы сомкнулись над розовым соском и стали пить из него нектар любви – жадно, нетерпеливо, отчего по жилам Джесси снова потекло жидкое пламя. Это было не выносимо, от остроты охвативших ее ощущений она конвульсивно вздрагивала. Кожа раскраснелась, ожила каждая клетка молодого, неискушенного тела, и каким-то невероятным образом проснулось к жизни ее женское естество – лоно пылало, наливаясь кровью.

– Нет, пожалуйста! – взмолилась Джесси, сопротивляясь чарам из последних сил.

– Пожалуйста, добрый сэр, милостивый сэр! Я подумала, что могу прийти сюда, потому что вы такой красивый и ласковый, но только теперь поняла, что мне…

Испуганное восклицание застряло у нее в горле: несмотря на то что голова шла кругом от выпитого рома, несмотря на водоворот захватывающих ощущений и дикой паники, до Джесси внезапно дошло, что же она на самом деле подумала. Ее глаза испуганно распахнулись, прикованные к голове мужчины.

Голова была темной. Темной!..

– О! Перестаньте же, ради Бога!

Он поднял лицо. На нее смотрели вовсе не ласковые голубые глаза, полные рыцарского благородства и доброты. В нее вперился взор циничных темных глаз. Иссиня-черных, непроницаемых, и в то же время как нельзя лучше сочетавшихся с напряженным язвительным шепотом, так насторожившим Джесси. Какие жуткие глаза! Глаза сатаны! Пронзительные, жгучие, они словно видели се насквозь, проникая в душу. Да, они не были ни черными, ни темно-карими, как показалось ей поначалу. Впервые в жизни она встречала такой густой Иссиня – серый оттенок, насыщенный до черноты. Воистину дьявольские глаза! Это же совсем не Роберт, это грубый заносчивый Джейми сжимает ее – нагую! – в своих объятиях!!! От ужасного открытия бедняжка покрылась ледяным потом.

– Вы!

Из головы моментально вылетело то, как она собиралась отдаться ради денег мастеру Джону, что деньги нужны ей любой ценой. А может, перспектива отдаться этому бронзоволикому темноглазому чужаку, оскорбившему ее своим презрением, показалась ей намного отвратительнее? Или ее потрясла тяжесть грубого мужского тела, все еще лежавшего сверху; его дыхание холодило кожу соска, влажную от поцелуев, а рука лежала на бедре.

– Так это вы! – с непередаваемым ужасом воскликнула Джесси снова, и он улыбнулся – презрительно, издевательски, не разжимая губ, и смерил ее прищуренными глазами.

Ну да, милая, это я. А ты наверняка размечталась заманить в свою ловушку Роберта, не так ли? Ну что ж, маленькая смазливая воровка. Должен заметить, ты затеяла довольно забавную игру. Явиться сюда как заправская шлюха, обчистить карманы у клиента, а потом расхныкаться, корча из себя святую невинность! – И он брезгливо фыркнул. – Любопытно. Я уж было вообразил, будто в тебе и впрямь есть что-то необычное. А на поверку ты оказалась самой заурядной проституткой, да и воровкой в придачу.

– Я не воровка! – в отчаянии выпалила Джесси.

– Ты не воровка? – Он надменно склонил голову набок.

– Прочь от меня! – вырвалось у нее. Однако попытки вскочить ничего не дали: его нога надежно прижимала Джесси к кровати. А попытки драться были пресечены: ее мигом поймали за руки, причем весьма грубо. И он все так же лежал поверх ее голого тела. – Я не воровка!

– Ах, милая, да ведь деньги вот здесь, у тебя в кулачке. Я успел заметить, как твои миленькие пальчики шарили по моим карманам. Увы, увы! Ты же так и не отработала этот золотой! Но я буду великодушен и не лишу тебя возможности это сделать.

– Нет! Нет!

Она билась безумно, с дикой яростью, порожденной животным страхом. Она во что бы то ни стало хотела высвободить руки. Она извивалась и выгибалась всем телом, но оттого только еще плотнее прижималась к своему мучителю. Попробовала лягаться, чтобы сделать ему больно, но добилась лишь небрежного ругательства.

В конце концов Джесси затихла, задыхаясь, мертвенно неподвижная под его тяжестью; запястья сведены вместе над головой, а ноги прижаты к кровати его мускулистым бедром.

Джесси не смотрела на него. Он ничем не напоминал доброго и ласкового рыцаря в золотых доспехах, о котором она мечтала. Он был совершенно иным грубым и беспощадным. И ничего от нее не добьется. Она не станет молить о пощаде, не станет жаловаться на свое отчаянное положение. Она не сможет притворяться, потому что он уже разгадал ее игру. И ей не остается ничего иного, кроме как покорно лежать здесь, под ним, и стараться представить себя далеко-далеко отсюда и надеяться на то, что он хотя бы не позовет кого-то из магистрата.

А Джейми по-прежнему не сводил с нее глаз. И в какой бы дали Джесси себя ни вообразила, она не в силах была отделаться от этого пронзительного взгляда. Теперь его сильное тело казалось ей таким же нагим, как ее собственное, – она уловила таившуюся под спудом неистовую страсть. Ей подумалось, что если человек способен умереть от унижения, то наверняка настал ее последний миг. Впрочем, Джесси также доводилось слышать, что ненависть помогает выжить в самых невероятных испытаниях. Наверное, и она до сих пор жива именно оттого, что так люто ненавидит этого чужака. Собрав а кулак остатки решимости и отваги, пленница уставилась а ночную тьму, стараясь подавить трепет перед жуткой неизвестностью.

Вот он шевельнулся, и у Джесси вырвался испуганный крик, однако Джейми не обратил на это внимания. Все еще сжимая ее запястья, он раскрыл маленький кулак. И нашел на ладони золотую монету.

Она затаилась, все так же глядя в никуда.

– Ты не хочешь извинится

Она и не подумала отвечать, а Джейми хрипло рассмеялся:

– Ах, если бы вместо меня здесь был Роберт! Ты бы припала к его груди, обливаясь горючими слезами, и стала бы уверять его в собственной невинности. А может, сочинила бы сказочку про голодных деток или еще какую-нибудь подобную чушь. Но, увы, я не таков, как Роберт, – впрочем, у тебя хватило ума это понять.