Нет, только Мелисанды.

В душе его закипал гнев. Где же, во имя всех святых, эта проклятая маленькая ведьма!

Но она не уйдет от него. Он достанет ее на краю света!

И тогда она получит сполна.

Мелисанда вздрогнула. Она сидела на берегу ручья, пряча босые ноги от полуденного зноя в прохладной воде ручья.

Рядом с ней сидел Грегори из Мерсии, дальний родственник Альфреда Английского. Он, как и Мелисанда, гостил сейчас у Эрика. Грегори был старше ее всего на один год; ей нравился этот веселый молодой человек с огненно-рыжими волосами.

С тех пор как она приехала, они все время проводили друг с другом: охотились, ездили верхом, а то и просто болтали. Сегодня у них выдался свободный день, и они решили провести его в тихом уединении и спокойном мирке у ручья. Дорога прошла в молчании. Звенящая тишина располагала к раздумьям. Вначале ее мысли лениво скользили по разным мелочам, не останавливаясь ни на чем конкретно. Но ход ее мыслей неожиданно прервал сидящий у ручья Мергвин, старый маг и прорицатель:

— Он пришел, ты знаешь?!

Она подумала, что Конар, вместо того чтобы ехать сюда, вполне мог бы поехать домой в Дублин. Им с Конаром всегда на пользу быть вдали друг от друга.

Хорошо бы он действительно поехал в Дублин, к родителям. Этот год начинался для Мелисанды пока что очень даже неплохо!

У ручья все дела и проблемы отступали на задний план. Она полюбила этот вольный поток в первого раза, с первого взгляда…

Это местечко находилось довольно далеко от замка, и она неоднократно задумывалась, стоит ли брать с собой Грегори. «Но, — решила она, — в конце концов, он дворянин, да и вообще очень достойный молодой человек».

А вот Эрика, брата Конара, угораздило родиться безумно похожим на Повелителя Волков. Первое время Мелисанда никак не могла приноровиться к этому сходству и при виде его постоянно вздрагивала. Но все же, несмотря на то, что Эрик был отпрыском Норвежского Волка, как и Конар, у него характер был гораздо мягче и мирнее, чем у братьев и отца.

Когда она приехала сюда, Эрик только спросил, почему она решила пожить здесь, если ее любезный муж остался во Франции. Мелисанда отговорилась тем, что Дариа очень просила поехать с ней сюда, да и Брайс говорил ей, что здесь ее примут с распростертыми объятиями. Она, конечно, и сама была очень рада оказаться у Эрика, о чем она также не замедлила ему сообщить.

Олаф был не против ее путешествия, но поставил непременным условием, чтобы ее сопровождал зять с надежной охраной.

Несомненно, он предвидел опасности этой дороги, которым втайне радовалась Мелисанда.

При всем сходстве братьев чем-то они, конечно, различались. Эрик был немного моложе Конара, и, кажется, глаза у него были чуть-чуть светлее, с оттенком холодной голубизны. И все же они были похожи — жестами, походкой, любимыми выражениями. Мелисанде даже однажды пришло в голову, что и своего отца, Олафа Норвежского, они должны любить одинаково.

Мелисанда не собиралась сообщать Конару о том, что перспектива провести полжизни в доме его отца ее вовсе не прельщала. Несмотря на хорошее к ней отношение, и что она ценила ум и справедливость короля Дублина, ее поражал его двор — эта пестрая смесь норвежских и ирландских обычаев; она не могла себе позволить и мысли о побеге. Мелисанда находилась под неусыпным бдящим оком Олафа.

Олаф не однажды затевал с ней разговор, чем чревато было бы ее похищение. Но его душеспасительные беседы вызывали у нее лишь легкую улыбку.

— Опасность? Похищение? Но ведь там моя родина, моя страна, я забочусь о своих подданных и, кстати, люблю их, да и они отвечают мне тем же. Единственный мой тюремщик — Конар.

— Да не тюремщик он тебе, — увещевал ее король. — С чего ты взяла? Ты же прекрасно знаешь, как обстоят дела. И ты уже очень скоро вернешься домой. А потом, — мягко добавил он, — у тебя будут сыновья, которые поддержат тебя на старости лет.

Тут Мелисанда побледнела. Она просто не могла себе представить, что у них с Конаром когда-нибудь будут дети. Закрыв глаза, она увидела пылающий взгляд Конара. И перед ней пронеслись жуткие сцены: вот он наваливается на нее, большой и страшный; медленные и тоскливые ночные часы, когда все уже закончилось, а на душе — мерзкая пустота.

Он хочет вернуться во Францию без нее, на том же корабле.

Зачем она ему, если с ним рядом постоянно находится Бренна, всегда готовая услужить? Зачем?

Он держал Мелисанду в ежовых рукавицах, и ей приходилось постоянно отвоевывать у него хоть немножко свободы. И самая сокровенная мечта Мелисанды часто снилась ей, особенно в последнее время: она сходилась с ним в бою и сияющим мечом крушила все вокруг; и конец был неизменен — он на коленях молил ее о пощаде.

Зато в отношении Грегори у нее были весьма конкретные планы. Она, конечно, даст ему шанс остаться с ней, но только в том случае, если он поможет ей освободиться от этих чертовых брачных уз.

Были у нее и такие мечты: они с Грегори счастливо возвращаются к ней и живут там долго и в свое удовольствие, верша разумный суд над людьми и страной и следуя во всех своих делах и поступках бессмертным заветам ее отца.

С тех пор, как семья Конара стала о ней постоянно заботиться, заключив ее тем самым в незримую тюрьму, что бы там Олаф ни говорил, она все же жила в этой тюрьме птичкой в позолоченной клетке. И он прекрасно понимал, что она не может сейчас уехать во Францию прямо с королевского двора в Дублине.

Пока Конар не вернулся, она вполне может самостоятельно управиться со своими делами. Несомненно, что этим ей бы и стоило заняться.

Прелестная Рианнон, жена Эрика, оказалась очень доброй и гостеприимной. В ней одновременно удивительным образом уживались отзывчивая душа и меткий язычок.

Даже слишком меткий, особенно когда это касалось Конара. Это Мелисанде не нравилось. Впрочем, вскоре Рианнон заметила недовольство своей гостьи и потом старалась по мере сил обуздывать неуемное чувство юмора.

С тех пор, как Мелисанда оказалась здесь, она часто вспоминала о старом замке во Франции и о его обитателях. О милой Мари де Тресси и Рагвальде — вот уж никогда бы не подумала, что будет скучать по надоедливому старику. Тогда она была глупой маленькой девочкой.

Мелисанда выглянула в окошко — во дворе носились Элин и Гарт — дети Эрика и Рианнон. И Мелисанде стало немножко завидно — эти дети, они такие счастливые и веселые… Ей бы такое детство. Ей бы такое сегодня… вместо этой тягостной реальности с Конаром, королем Олафом и всем, что с ними связано…

Впрочем, нет, не всем.

Она восхищалась Мергвином. Он был самым старым и, наверное, самым мудрым из всех мужчин, которых она встречала. Его почтенный возраст делал его для нее только более привлекательным и загадочным. Друид внешне выглядел очень экзотично — длинный и тощий, в легком, вечно развевающемся на ветру плаще, с буйной копной седых волос и бородой, низвергающейся к коленям серебристым водопадом. А глаза у него были древние, серебристо-зеленые, как старый мох на прибрежных скалах.

Да, так все и было.

Кажется, именно так. С неиссякаемым пессимизмом он предрекал ей разные печальные случайности и опасности, подстерегающие ее, по его словам, на каждом шагу. Часто бывало, что он ворчал на нее просто так, без всякого повода. Но так же часто и подолгу он рассказывал ей об Эйре и Англии, истории и религии. О прошлом страны и о ее будущем. Кроме того, чем-то он напоминал ей Рагвальда, и эта призрачная ниточка к дому уже грела ей сердце.

Иногда она заставала его читающим что-либо в гордом одиночестве (хотя такое случалось достаточно редко), и тогда у них, бывало, завязывалась беседа на интеллектуальные темы.

Но теперь ей совсем не хотелось бы посвящать старика в перипетии их отношений с Конаром.

— Я повторяю, миледи. — В голосе Мергвина прорезались строгие нотки, борода его начала немного нервически подергиваться. — Он здесь.