— Ну, вам запираться и не обязательно — не меня же бояться. — Рина все еще не трогалась с места.

Кил швырнул фуфайку через всю комнату, и она инстинктивно вытянула вперед руку, чтобы поймать ее.

— Уж не намекаете ли вы, что меня следует бояться? — осведомился Кил, едва сдерживая смех.

— Ну разумеется, вы у нас образец нравственности, разве может такой человек принудить женщину к чему-нибудь против ее воли? — сухо улыбнулась Рина.

— Вы совершенно правы. — Кил не обратил ни малейшего внимания на сарказм в ее голосе. — И к тому же, что бы вы там ни толковали, я уверен, что насилия вы боитесь меньше всего. Вы, по-моему, боитесь себя, а не меня. Но не волнуйтесь, того, чего не дают, силой я брать не собираюсь. Однако если предложат, видит Бог, не откажусь. Так что, если я не ошибаюсь и вы действительно боитесь себя, боитесь того, что может здесь произойти, то пожалуйста, уходите, убегайте. Я даже провожу вас, не взирая на дождь. Ну а если все-таки нет, тогда марш под душ, пока я сам вас туда не запихнул. А то кто-нибудь из нас уж точно схватит воспаление легких.

Рина раздраженно фыркнула и, перебросив через плечо фуфайку, направилась в ванную.

— Насчет предложений можете особо не беспокоиться, конгресс… — При виде Кила, который внезапно преградил ей путь к двери, у Рины от страха округлились глаза.

Почувствовав, что она буквально дрожит от ужаса и даже не пытается этого скрыть. Кил расхохотался:

— Да не бойтесь вы, миссис Коллинз, ничего я вам не сделаю. Просто подумал, что перед тем, как вы заберетесь в ванну, стоит пошарить в холодильнике. — Кил быстро прошел мимо нее в комнатку, которую называл предбанником, и опустился на колени перед небольшим холодильником, расположенным под раковиной. — По-моему, тут должно быть немного шампанского. Сыр и печенье, кажется, на туалетном столике, а здесь… точно, вот они! — сладкие перчики.

— И часто вы принимаете гостей в ванной, конгрессмен?

— Ни единой возможности не упускаю, — весело откликнулся Кил.

Сама нарвалась, подумала Рина, внезапно ощутив укол ревности. Интересно, а Джоан Кендрик была здесь?

Рина посмотрела вниз: Кил вытаскивал из крошечного морозильника лотки со льдом.

— Обо мне можете не беспокоиться, я не голодна.

— Постыдитесь, миссис Коллинз. Нельзя пить шампанское, не закусывая, особенно при такой волне.

— Да не надо мне никакого шампанского.

— О Боже, неужели вы думаете, что перед вами маньяк-насильник, готовый накинуться на невинную жертву, — заметил Кил, разгибаясь. Просторная ванная неожиданно уменьшилась в размерах — казалось, все пространство заняла его мощная фигура.

— Ну, невинной жертвой меня назвать трудно.

— Смотрите-ка, наша Дама Червей, кажется, оттаивает, — усмехнулся он. — Осторожнее, мадам, такое заявление подозрительно похоже на предложение.

— Ничего подобного. Может, оставите меня, наконец, одну? Кто только что говорил о воспалении легких?

— Иду, иду, мадам. Надо подготовить сцену искушения.

— Только попробуйте.

— Шучу, всего лишь переложу лед в ведерко да открою шампанское. Думаю все же, от бокала-другого вы не откажетесь.

По-мефистофельски сдвинув брови, Кил быстро прошел мимо нее. Рина в очередной раз залилась краской — хорошо хоть он уже закрывал за собой дверь и ничего не заметил.

Рина закусила губу и сердито насупилась. Он ведь даже не прикоснулся к ней, лишь едва задел, выходя. Так не кретинизм ли это — защищаться, когда на тебя никто не нападает?

Рина повернулась, щелкнула замком и прижалась ухом к двери, смутно ожидая услышать, как он смеется. Но до нее донеслись только приглушенные звуки музыки — Кил включил магнитофон. Неужели он в самом деле готовит сцену искушения? Но ведь он предлагал ей уйти, если хочет. И это не похоже на шутку — он на самом деле не возьмет того, чего не дают.

— О Господи, ну кого я пытаюсь обмануть? — прошептала Рина. — Он хочет спать со мной, а я… я бы, наверное, оскорбилась, если б не хотел.

Нетерпеливо расстегнув блузку, Рина сбросила ее на кафельный пол. Затем стянула джинсы и остановилась. Еще секунда, и она останется совсем голой, а он — не более чем в двадцати футах отсюда. Правда, нас разделяет дверь, напомнила она самой себе. Запертая дверь. Но при чем тут дверь, когда речь идет совсем о другом. Вот если бы провести ночь с совершенно незнакомым мужчиной! Так — провал во времени, и потом, когда все закончится, ни за что и ни перед кем не отвечать…

Над раковиной висело большое зеркало. В нем отражались широко открытые глаза, и бледное лицо. Сбрасывая с себя лифчик и трусики, Рина отвернулась. Ей не хотелось вглядываться, как там у нее с «тяготением». Впрочем, это не имеет значения, успокоила она себя. Почему бы не провести ночь с Килом Уэлленом? Иное дело — роман, его затевать было бы, наверное, неразумно. Ведь в каком-то смысле они все еще антагонисты, хотя, с другой стороны, после поездки в Нассау в то же время сделались и друзьями. Рина знала, что небезразлична ему. Следовало также признать, что и он не просто занимает воображение, а нравится ей. Но никаких эмоциональных потрясений она не желает. И снова влюбляться не хочет. Пусть она его простила, пусть он ей нравится, но это все.

Рина снова подумала о Джоан Кендрик. Была она все-таки здесь, в ванной, или нет?

О Боже, простонала Рина, да что же это такое со мной творится?

Ведь никакого иного интереса, кроме чисто дружеского, Кил к Джоан не выказывает. А все остальное — не более чем плод ее собственного воображения. Сам Кил с Джоан просто любезен, а если танцует с ней или берет под руку, то всегда лишь следуя совету самой Рины.

И поделом мне, если у них и впрямь разгорелся безумный роман, подумала она. А может, оно и к лучшему? Черт! Кончится когда-нибудь это проклятое путешествие!

Рина откинула волосы на затылок и включила душ. Приятно было стоять под горячими, тугими струями. Только сейчас она поняла, насколько продрогла.

Медленно поворачиваясь, подставляя воде все тело, Рина зажмурилась. Яхта то глубоко проваливалась, то взлетала на гребень волны, и мир поплыл у Рины перед глазами.

Вспомнился Пол, как они вместе становились под душ. Такая у них славная была семейная жизнь, так они привыкли друг к другу.

Она вспомнила, как Пол считал дни, оставшиеся до рождения ребенка, и еще тот день, когда Дженни исполнилось пять недель. Именно этот день так хорошо запомнился Рине, потому что обычно вечерами Пол не брился, а тут изменил своей привычке. Он решил побриться, пока она принимает душ. Затем встал рядом с ней, и в глазах у него застыла такая мольба, что оба расхохотались и принялись целоваться и поддразнивать друг друга, пока, наконец, желание не сделалось совершенно нестерпимым.

— А ну-ка, давай вытираться, поживее, — сказал Пол. — А впрочем, нет, лучше так.

По пути к кровати они хихикали, как школьники. Пол не любил заниматься любовью в ванной. Он был слишком долговяз и слишком угловат, так что, когда они однажды все-таки попытались, оба набили себе синяки. Не удовольствие, а прямо испытание какое-то, смеялись они потом.

Да, тогда она смеялась. С Полом было так просто. Рина знала, что он ее любит, по-настоящему любит, а не ищет верх совершенства. Она не боялась, что после рождения ребенка покажется ему менее желанной, чем раньше. Даже если грудь потеряет прежнюю упругость, это слишком ничтожная плата за чудесного малыша, за крошечное живое существо. Больше не живое…

— Эй, вы там живы? — Рина вздрогнула и закрыла лицо руками. Сколько же она здесь стоит, предаваясь воспоминаниям? Она резко перекрыла воду. В ванной было полно пара — ничего не видно.

— Жива, жива. — Рина попыталась придать голосу бодрость, но прозвучал он глухо и тускло. Вода на щеках была соленой. Она снова плакала.

По ту сторону двери царила странная тишина. Рина схватила огромное белоснежное полотенце с меткой «Сифайр», завернулась в него и принялась яростно растираться.