Тем временем битва между автоматами переместилась с берега в глубь острова. Когда я поднялся на плато, то увидел, что почти в центре острова, среди кустарников, возвышаются на высоких, чуть ли не в рост человека, клешнях несколько чудовищ. Они попарно медленно расходились в стороны и затем с огромной скоростью неслись друг на друга. Это было жуткое зрелище!

При их столкновении раздавались гулкие металлические удары. В медленных движениях этих гигантов чувствовались огромная сила, большой вес и тупая ярость одновременно.

На моих глазах было сбито на землю несколько механизмов, которые тут же были растерзаны.

Куски металла казались кусками живого тела…

Однако я был по горло сыт этими картинами драки между сумасшедшими машинами и поэтому, нагрузившись всем тем, что мне удалось собрать на месте нашей старой стоянки, медленно пошёл к Куклингу.

Солнце жгло беспощадно, и, прежде чем добраться до того места, где я закопал инженера в песок, я несколько раз влезал в воду. У меня было время обдумать все происшедшее.

Одно было ясно: расчёты адмиралтейства на эволюцию явно провалились. Вместо усовершенствованных миниатюрных аппаратов родились неуклюжие механические гиганты с огромной силой и замедленными движениями.

С военной точки зрения они ничего не стоили.

Я уже приближался к песчаному холмику, под которым спал обессиленный после ночных купаний Куклинг, когда со стороны плато из-за кустарников показался огромный краб.

Ростом он был больше меня, и его лапы были высокие и массивные. Двигался он неровными прыжками, странным образом нагибая свой корпус. Передние, рабочие щупальца были невероятно длинные и волочились по песку. Особенно гипертрофированной была его пасть-мастерская. Она составляла почти половину его тела.

«Ихтиозавр», как назвал я его про себя, неуклюже сполз на берег и стал медленно поворачивать корпус во все стороны, как бы осматривая местность. Я машинально махнул в его сторону брезентовой палаткой. Однако он не обратил на меня никакого внимания, а как-то странно, боком, описывая широкую дугу, стал подходить к холмику песка, под которым спал Куклинг. Если бы я догадался, что чудовище направляется к инженеру, я бы сразу побежал к нему на помощь. Но траектория перемещения механизма была настолько неопределённой, что мне вначале показалось, что он движется к воде. И только тогда, когда он коснулся лапами воды, круто развернулся и быстро двинулся к инженеру, я бросил поклажу и побежал вперёд.

«Ихтиозавр» остановился над Куклингом и немного присел. Я заметил, как концы его длинных щупалец зашевелились в песке, прямо возле лица инженера.

В следующее мгновение там, где, только что был песчаный холмик, вдруг вздыбилось облако песка. Это Куклинг как ужаленный вскочил на ноги и в панике рванулся от чудовища.

Но было поздно.

Тонкие щупальца прочно обвились вокруг жирной шеи инженера и потянули его вверх, к пасти механизма. Куклинг беспомощно повис в воздухе, нелепо болтая руками и ногами.

Хотя я ненавидел инженера всей душой, тем не менее я не мог позволить, чтобы он погиб в борьбе какой-то безмозглой металлической гадиной.

Недолго думая, я ухватился за высокие клешни краба и дёрнул их изо всех сил. Но это было всё равно что повалить глубоко забитую в землю стальную трубу. «Ихтиозавр» даже не шевельнулся. Подтянувшись, я взобрался ему на спину. На мгновение моё лицо оказалось на одном уровне с искажённым лицом Куклинга. «Зубы! - пронеслось у меня в сознании. - У Куклинга стальные зубы!.. Так вот чем весь ужас!»

Я изо всех сил ударил кулаком по блестевшему на солнце параболическому зеркалу.

Краб завертелся на одном месте. Посиневшее лицо Куклинга с выпученными глазами оказалось на ровне пасти-мастерской. И тут случилось страшное.

Электрическая искра перепрыгнула на лоб инженера, на его виски. Затем щупальца краба внезапно разжались, и бесчувственное грузное тело творца железной чумы грохнулось на песок.

Когда я хоронил Куклинга, по острову, гоняясь друг за другом, носились несколько огромных крабов. Ни на меня, ни на труп военного инженера они не обращали никакого внимания. Я завернул Куклинга в брезентовую палатку и закопал посредине острова в неглубокую песчаную яму. Хоронил я его без всякого сожаления. В моем пересохшем рту трещал песок, и я мысленно проклинал покойника за всю его гадкую затею. С точки зрения христианской морали я совершал страшное кощунство. Не знаю, сколько я пролежал на берегу, часами смотря на горизонт в ту сторону, откуда должна была появиться «Голубка». Время тянулось мучительно медленно, и беспощадное солнце, казалось, застыло над головой. Иногда я подползал к воде и окунал в неё обожжённое лицо.

Чтобы забыть чувство голода и мучительной жажды, я старался думать о чём-нибудь отвлечённом. Я думал о том, что в наше время многие умные люди тратят силы своего разума, чтобы сделать подлость другим людям. Взять хотя бы изобретение Куклинга. Я был уверен, что его можно было бы использовать для благородных целей. Например, для добычи металла. Можно было бы так направить эволюцию этих тварей, чтобы они с наибольшим эффектом выполняли эту задачу. Я пришёл к выводу, что при соответствующем усовершенствовании механизма он бы не выродился в гигантскую неповоротливую громаду.

Однажды на меня надвинулась большая круглая тень. Я с трудом поднял голову и посмотрел на то, что заслонило от меня солнце. Оказывается, я лежал между клешнями чудовищного по своим размерам краба; он подошёл к берегу и, казалось, смотрел на горизонт и чего-то ждал.

После у меня начались галлюцинации. В моем разгорячённом мозгу гигантский краб превратился в высоко поднятый бак с пресной водой, до вершины которого я никак не мог добраться.

Я очнулся уже на борту шхуны. Когда капитан Гейл спросил меня, нужно ли грузить на корабль огромный странный механизм, валявшийся на берегу, я сказал, что пока в этом нет никакой необходимости.

Над озером светили звезды. Старик долго смотрел в небо, потом сказал юноше:

– Здесь, в горах, звезды производят странное впечатление. Словно лампы в пустом зале. Люди ушли, а они светят… старательно и бесполезно.

Его собеседник был слишком молод, чтобы угадать за этими словами настроение. Он ответил:

– Судя по звездам, будет ясная погода. Значит, мы увидим ионолёт. - И, озабоченно взглянув на небо, он добавил: - Погода тут меняется каждый час.

Наступило молчание.

Старик думал о том, что все созданное человеком несет на себе отпечаток человеческой судьбы. Города, машины, книги рождаются и стареют - иногда быстрее, иногда медленнее, - узнают славу и забвение. «Нет, не все стареет; мысленно возразил он себе. - Идеи, ведущие людей, искусство… да, конечно, искусство… музыка…» Повинуясь каким-то своим законам, его мысли обратились к музыке. Он вспомнил «Богатырскую симфонию» Бородина - она звучала здесь сорок лет назад.

Тогда он был молод. И ракетодром - теперь почти всеми забытый - тоже был молод. В горах Кавказа, на перевале Буздаг, люди выбили в скале гигантскую чашу, наполнили ее водой, построили легкие здания, прилепившиеся к крутым склонам гор. Отсюда уходили к звездам ионные ракеты, управляемые автоматами. Они возвращались через много лет сюда же, на ракетодром Буздаг. Впрочем, возвращались не все. Из семидесяти двух ракет вернулись пятьдесят четыре. Пятьдесят пятая - её отправили первой - должна была опуститься на ракетодром в этот вечер. Она совершила дальний рейс, к звезде Ван-Маанена, и сорок лет спустя возвращалась на Землю.

Юноша (он шел рядом со стариком, рядом - и чуть позади) знал об этих временах из старой кинохроники. Он родился, когда о ракетодроме Буздаг начали уже забывать. Ракеты с ионными двигателями быстро устарели, их сменили термоядерные корабли. Мощные, обладающие колоссальной энергией, они легко преодолевали сопротивление атмосферы. Они не нуждались в высокогорных ракетодромах, и стартовая площадка в горах Кавказа опустела. Лишь изредка здесь появлялись люди, чтобы встретить возвращающиеся ракеты. Сначала каждое возвращение было событием. Потом это стало только историей. Новые средства исследования - термоядерные ракеты, диффракционные телескопы, гравитационные анализаторы - приносили намного более важные сведения о Космосе, чем ионолеты, безнадежно устаревшие, неуклюжие в глазах людей XXI века.