Русские духовники, равно как и еврейские пророки, образуют совершенно специфический психологический тип гоменоида, показательную особенность которого передает только философия через культ личности. Малоизвестный спор Н. А. Бердявва и М. О. Гершензона является уникальным примером живой динамики общения между лучшими русскими духовниками. И хотя этот спор не вывел общей истины и даже не убедил ни одного из участников в какой-либо правоте, его наличие дoлжно считать событием и хрестоматийным образцом русско-еврейского диалога в условиях конфронтации. Спор велся вокруг понимания достоинства и значимости отдельной человеческой личности, но не было даже намеков на какую-либо национальную мотивацию. Тогда как Солженицын, вступив в конфронтацию с еврейским революционным миром, повел диалог в сугубо коллективистском тоне и совершенно закономерно оказался на национальном поле, ибо национальное есть самая полная абстракция народного и коллективного (Солженицын аргументирует: "И еще: рассуждать не рассуждать, но как же рисовать конкретных людей без их наций? И еще: если наций нет — тогда нет и языков?" (2002, ч. П, с. 4б2). Аргумент этот есть яркий образец, как духовныепроблемы взыскуются для рационального ответа, и столь же яркий показатель неустойчивого мыслительного процесса Солженицына, который на еврейской стороне придерживался точки зрения Бердяева об иррациональной природе национальности), а конструкция «ВМЕСТЕ» не может объединять национальные разобщенности и неизбежно рассыпется. Итак, русский писатель А. И. Солженицын представляет собой значимую величину в публицистике русского еврейства, но является, обладая при том богатой интуицией, несостоявшимся русским духовником. Громкие барские окрики на фоне менторской интонации всего повествования слагают типичные признаки отпадения Солженицына от показаний русской духовной традиции. Деятели русской духовной школы (а их, разметанных по миру большевистским произволом, насчитывается не менее 40), будучи ярыми идеологами, то бишь творцами идей, исследователями идей, создателями логий идей, сотворили конституальное положение о несовместимости духовного воззрения с идеологической монополией, а Солженицын, действуя на духовном поприще, то есть в парафии русских духовников — глашатаев русской идеи, и, ставя евреям свои предписания и императивы, совершает не что иное, как идеологическую экспансию. Именно эта ущербность русского характера Солженицына вызывает наибольшее порицание у его коллег по литературному ведомству, — так, предельно честный Владимир Войнович, хорошо знающий Солженицына лично, не без боли констатирует по его поводу: «Защищая русских, постоянно оскорбляет всех остальных и сам этого не сознает. Какую национальность ни помянет — украинцев, казахов, татар, чеченцев, — обязательно скажет о ней что-то обидное». Не менее искренний, а потому и оказавшийся в эмиграции в Америке, Сергей Довлатов передает эту мысль с присущим ему образным выражением: «Для Америки стало обиходным (как мне кажется) почтительно-насмешливое отношение к этому сердитому декоративному деду в сталинском кителе, который явно пошит на заказ… Кроме того, молитвенное отношение к Солженицыну выглядит в Америке примерно так же, как восхищение Чапаевым или Щорсом, — тот и другой фигуры трагические, но почему-то над ними все смеются». Таким образом, русская сторона Солженицына есть позиция профессионального русского, в ракурсе которой все евреи выглядят профессиональными евреями.

Кто— то из древних мудрецов сказал: если ты не противоречишь сам себе, — ты не гений. «Pro et contra Александра Солженицына» красноречивое тому подтверждение, если эти слова взять в утвердительной форме. Из солженицынского pro, а никак не contra, родилась цель конструкции «ВМЕСТЕ», которая действует у русского писателя как титул сочинения и как символ идейного замысла, — у Солженицына сказано: "Цель этой моей книги, отраженная и в ее заголовке, как раз и есть: надо нам понять друг друга, надо нам войти в положение и самочувствие друг друга. Этой книгой я хочу протянуть рукопожатие взаимопонимания — на все наше будущее" (2002, ч. П, с. 475). Сказанное требует некоторой перестановки во времени и перевести будущее время в прошлое: былопонимание друг друга, было вхождение в положение и самочувствие друг друга, но это "было" оказалось развеянным большевистско-советским катаклизмом, А потому надо воссоздать прошлое с учетом происшедших грандиозных перемен: с русской стороны — это крах коммунистического режима, а с еврейской стороны — это переход русского еврейства в советское еврейство и далее, создание самостоятельного государства Израиль. И вот здесь-то с наибольшей силой обнаруживается методическая мощь и познавательный потенциал нормы «ВМЕСТЕ»: освоение исторических уроков, восприятие упущений, ошибок и грехов в прошлом, перспективные надежды в будущем — все в режиме сообщающихся сосудов. Колоссальным предрассудком и заблуждением при этом будет убеждение, что территориально-государственная разобщенность русского еврейства от России может быть преградой.

Некий Эрик Лирцман в статье с красноречивым титулом «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» заявил во всеуслышанье: «Великое русское еврейство исчезает с лица еврейской земли. Это закономерно. И незачем драматизировать ситуацию. Причем здесь трагедия всего еврейского народа?» (журнал «Вести», 4. 01. 98г. ). Представляя русское еврейство «утопающим» в современном Израиле, сей автор действительно делает открытие не только в отношении русского еврейства, прошедшего столь сложный и героический путь, оплодотворенный Сионом, и нынче «утопающего» в водах государства, какое оно же создало, но и касательно израильского государства, цели, смыслы и задачи которого изначально выводились из сионистского мировосприятия, духовно-еврейское содержание коего было знаменем русского еврейства. Кризис русского еврейства проходит на фоне главнейшего сионистского банкротства: государство Израиль не привело к избавлению евреев мира от галутного существования, а потому оно не стало духовным очагом для мирового еврейства. Следует еще доказывать, что здесь полагается первичным, аргументарным, а что вторичным, функциональным, — оскудение русского еврейства или сионистская атрофия, — но одно понимается эмпирически очевидным: принижение русского еврейства есть пропорциональный упадок культурологического сионизма. А в отношении вопроса о «трагедии всего еврейского народа» в связи с исчезновением русского еврейства «с лица еврейской земли», то ситуация здесь должна восприниматься однозначно: понижение уровня культурологического сионизма есть соответственно исключение культуры из числа государственных приоритетов, и не просто отвлеченной культуры, а ха-культуры -подлинного еврейского наследия, которое входит содержанием в русское еврейство. И потому вопрос Э. Лирцмана должно перефразировать следующим образом: является ли утрата еврейской культуры «трагедией всего еврейского народа» или же «незачем драматизировать ситуацию»? Трагедия ожидает евреев на этом пути в силу прежде всего той причины, что отказ от русского еврейства означает утрату или деградацию сионистского сознания как развитой формы еврейского исторического сознания, то есть формы существования еврейской духовности.

Кризис русского еврейства или, что все равно, культурологического сионизма в Израиле, служит прямым онтологическим выражением крутого перекоса генерального противоречия сионистского государства в сторону антикультурной сионистской фракции Мизрахи. Появление в общественной жизни Израиля крупных политических партий ортодоксального духовенства — идейных наследников группы Мизрахи, — означает воплощение вековечной мечты еврейских священнослужителей (левитов) о политической власти в еврейском народном коллективе, за что были страстно порицаемы еврейскими пророками и осуждены Торой (притча о «золотом тельце»). С созданием государства Израиль наступил период такой необычной активности религиозной деятельности, какой еврейская история до того не знала. Еврейская религиозная ортодоксия (которая в Израиле называется ультраортодоксией) явила себя в облике большого количества группировок, партий, ассоциаций, союзов, и бытующая классификация, выделяющая только два клана — сефардский и ашкеназский — страдает чрезмерной схематичностью. Известный израильский политолог Дов Конторер представил своего рода рентгенограмму религиозного организма современного Израиля (журнал Вести-2 от 24. 02. 2005).