Отец моего друга, мистера Роберта Сайленса, тоже Роберт Сайленс, был священником. Во время Второй мировой войны он служил капелланом в армии США, и вместе со своим полком высадился в Нормандии в июне 1944 года. Однажды, когда война уже заканчивалась, его пригласили к умирающему пожилому французу, которого звали Жюль Пренье, в одну из деревень Нормандии, где-то между Довилем и Дьеппом. Просивший о последнем причастии был протестантского вероисповедания, а священник местной церкви погиб при бомбежке. Когда капеллан Роберт Сайленс, сопровождаемый вооруженным лейтенантом Албертом Грантом, готовился причастить умирающего, тот собрался с последними силами и попросил выслушать его. Тяжело дыша, он рассказал, что, является казначеем ордена розенкрейцеров, и наследовал от предшествующих поколений членов этого ордена шкатулку, в которой хранится некий рецепт известного врача и алхимика XVI века. Кроме нее там еще было что-то ценное, но главное – этот рецепт. Он обязан передать эту шкатулку другому, более молодому члену ордена, который должен был появиться у него как раз в июне 1944 года. Так было определено задолго до начала войны. Но этот человек не появился, видимо, помешали военные действия. Не известно, жив ли он. А система эстафетной передачи сокровищницы розенкрейцеров была установлена много веков назад.

Мистер Дагс замолчал, вспоминая что-то такое, что ему не хотелось раскрывать молодому человеку. Так, по крайней мере, показалось Эрику.

– Мне бы хотелось услышать о роли Аурелии в этой истории, – деликатно напомнил он.

– Я понимаю вас. – Мистер Дагс тяжело встал из-за стола и молча прошелся из угла в угол своего кабинета. – Но я должен собраться с мыслями, так как история очень непростая. Доберемся и до этой чертовки…

Эрик заметил, что последняя фраза была произнесена Дагсом без ненависти, но с чувством сожаления и… скрытого восхищения.

Через несколько долгих минут мистер Дагс снова втиснулся в свое кресло и, опустив голову, продолжил свой рассказ.

– Умирающий Жюль Пренье передал эту шкатулку священнику Роберту Сайленсу и попросил его хранить ее, так как сам он считал, что война погубила Европу, теперь цивилизация будет расцветать за океаном, и люди, которым он должен был передать шкатулку, несомненно, найдут его. Роберт Сайленс-старший умер двадцать лет назад. И только перед смертью он рассказал своему сыну, моему старому приятелю, тоже священнику, что шкатулка после войны оказалась в руках лейтенанта Алберта Гранта, сопровождавшего его на причастие к умирающему. Следы Алберта Гранта затерялись. И он просил сына найти эту сокровищницу и хранить ее в ожидании… непонятно чего. Когда Роберт Сайленс-младший рассказал мне о завещании отца, – продолжил Дагс после паузы, – я сразу понял, что в этой шкатулке хранится что-то чрезвычайно важное. И, как деловой человек, решил извлечь из этого выгоду.

При этих словах Рон Дагс горько усмехнулся, поднялся со своего места, открыл один из ящиков письменного стола и достал сигареты.

– Вот, месяц назад бросил курить, – буркнул он, – а теперь хочется затянуться. Хотя нельзя – больное сердце, – доверился он молодому человеку, поднеся руку к левой стороне груди.

Эрик понимающе кивнул.

Мистер Дагс достал сигарету, долго разминал ее и, не зажигая, сунул в рот. За это время он обдумывал свой дальнейший рассказ.

– Как раз в это время, – Дагс вытащил незакуренную сигарету изо рта и снова принялся теребить ее, – по делам фирмы я поехал в Нормандию, в Гавр. Оттуда недалеко до Довиля, из которого я хотел добраться до хутора близ Дьеппа. Подумал, а вдруг я что-нибудь узнаю о потомках Жюля Пренье, хранителя шкатулки. Однако среди местных жителей не было никого, кто знал бы об этом человеке. И я снова вернулся в Довиль.

И вот, как-то раз я сидел в открытом кафе на набережной… и увидел ее. Это был удар молнии… и божье наказание за прошлые и будущие грехи мои. Она вошла и сразу направилась в мою сторону, хотя свободные места были и за другими столиками. Подойдя, она улыбнулась, и я пропал… Вскочив, я выдвинул стул, и она села. Я даже не подозревал, что на свете бывает такая красота. Мне едва исполнилось тридцать, я не был женат, пользовался успехом у женщин… Можно даже сказать, был избалован ими, но перед ней я превратился в теленка.

– Вы не посоветуете мне, – начала она, и от ее голоса, звучавшего как нежная скрипка или флейта…

– Как арфа, – улыбнувшись, уточнил Эрик.

– Вот именно, как арфа, – обрадовался мистер Дагс и тоже улыбнулся, бросив понимающий взгляд на молодого человека.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил юноша, чувствуя возрастающую симпатию к этому человеку.

Рон Дагс как будто даже повеселел и заговорил быстрее.

– Она попросила совета, в какой гостинице ей остановиться на несколько дней. Я посоветовал ей «Амбассадор» – отель, в котором остановился сам. Потом мы разговорились, и я не заметил, как пролетело несколько часов. О чем мы говорили, я не помню, знаю только, что был очарован ею, слушал только ее волшебный голос, а она говорила очень интересно, рассказывала о многом…

– … Но вы не запомнили абсолютно ничего из рассказанного, – убежденно произнес Эрик.

Мистер Дагс удивленно посмотрел на него и неожиданно рассмеялся.

– И вы тоже попали в ее сети? – сквозь смех спросил он.

Эрик кивнул.

– Вот, значит, мы с вами товарищи по несчастью, – подмигнул ему совсем развеселившийся мистер Дагс.

– Но ведь это странно, – произнес Эрик, – прошло более двадцати лет, но она так же хороша и прекрасна. Что это значит?

Рон хитро посмотрел на молодого человека.

– Думаю, что она обладает средством для продления молодости, – вздохнул он. – Все последующие события убедили меня в этом.

Он снова замолчал и углубился в свои мысли.

– Дальше, дальше, пожалуйста, продолжайте, – нетерпеливо настаивал молодой человек.

День уже клонился к вечеру, когда Эрик узнал, что ночь после встречи в кафе мистер Дагс и его новая знакомая провели в его роскошном номере в гостинице «Амбассадор». Молодой Рон был настолько очарован удивительной женщиной, что на следующий же день после ночи любви этот преуспевающий бизнесмен предложил прекрасной незнакомке и руку, и сердце, и часть своего состояния, выписав ей чек, равный двухлетнему содержанию собственной матери. Их медовый месяц, проведенный на Гавайских островах, был похож на пребывание в райских кущах.

Однажды, когда они уже жили в Нью-Йорке, Рон заметил, как Аурелия, не зная, что он видит ее, достала из сумочки маленький флакон, по виду старинный, из синего венецианского стекла, и приняла из него маленькую таблетку. Ни о чем не подозревая, он тут же спросил у нее об этом флаконе. Она сначала вздрогнула, растерялась, но потом объяснила, что это лекарство от ангины – у нее, дескать, больное горло. А старинный флакон достался ей от прабабушки. И молодой муж, поверив любимой жене, скоро забыл об этом разговоре.

В те годы, двадцать лет назад, Рон с Аурелией жили в Нью-Йорке, в большой квартире, которую он снимал на Седьмой авеню, рядом с Гудзоном и большим парком, где молодые супруги часто гуляли по вечерам. Иногда Рон ездил в деловые поездки, оставляя свою красавицу дома. Однажды, вернувшись раньше намеченного, Рон не застал дома жену. Вернулась она на следующий день – молчаливая, погруженная в себя и чем-то озабоченная. Свое двухдневное отсутствие она объяснила поездкой к подруге в Трентон. На все попытки мужа выяснить причину ее отсутствия, она отвечала шуткой или горячими поцелуями, после которых он забывал обо всем на свете.

На следующий день, просматривая раздел происшествий газеты «Нью-Йорк Таймс», Рон обратил внимание на заметку о таинственном убийстве на ферме под Денвером престарелого ветерана Второй мировой войны Алберта Гранта. Того самого, который владел шкатулкой. Сообщалось также, что, по всем признакам, убийство совершено красивой женщиной, однако задержать ее пока не удалось. Полиция штата Колорадо сбилась с ног в поисках подозреваемой. Рон тогда подумал, что неизвестная женщина, должно быть, охотилась за драгоценной шкатулкой. И, возможно, получила ее ценой страшного преступления.