– Зачем столько бокалов? – шепотом спросила изумленная Колетт, когда Кристоф степенно удалился. – Мы кого-нибудь ждем?

– Нет. Это только для нас. – Оливье снисходительно улыбнулся. Бутылки были уже открыты. Однако пробки лежали тут же, на подносе. Оливье взял одну из них и показал Колетт.

– Видишь? Здесь написано название замка и год урожая. Чем длиннее пробка, чем дороже вино и выше его качество.

– Как все сложно.

– Все просто. Главное – доверять своим чувствам и ощущениям.

Оливье налил вино в два бокала и протянул один Колетт.

– Сначала нужно опустить бокал и посмотреть на поверхность вина, определяя, насколько она зеркальная и нет ли на ней каких-нибудь частиц.

– Например, крошек или мошек? – Колетт принялась с сосредоточенным видом рассматривать свое вино. От усердия она даже высунула кончик языка.

Оливье улыбнулся.

– Что-то вроде того. Затем нужно посмотреть на бокал сбоку, на белом фоне. Заметь, какие чистые здесь скатерти.

– Я уже обратила внимание, – заговорщическим шепотом ответила Колетт, перегнувшись через столик. – Редко увидишь такую белизну даже в хорошем ресторане.

– Подержи бокал прямо, затем наклони.

Колетт выполнила его распоряжения.

– Зачем мы все это делаем? Не пора ли уже выпить?

Оливье не сдержал улыбку.

– Говоришь, как хронический алкоголик, моя дорогая.

Колетт обиженно надула губы и еще раз взглянула на свой бокал.

– Судя по пурпурному цвету, мы имеем дело с молодым элитным вином. Похоже, что виноград собрали сразу после дождя, – задумчиво произнес Оливье. – Либо с молодой лозы.

– Откуда ты знаешь? Я ничего такого не вижу, – созналась в собственной некомпетентности Колетт.

– Цвет не очень насыщенный. – Оливье поставил бокал на стол.

Колетт последовала его примеру.

Он налил немного вина в два других бокала. Колетт дала себе слово ничему не удивляться. А если и удивляться, то молча.

Оливье протянул ей новый бокал.

– Сделай выдох и понюхай вино. Это называется «первый нос».

Колетт хихикнула, но понюхала вино.

– Под действием кислорода характер летучих веществ быстро меняется. – Оливье покрутил бокал и снова понюхал вино.

– «Второй нос»? – с улыбкой спросила Колетт.

– Угадала. Чувствуешь, вино «раскрывается»?

– Когда же мы наконец?..

– Немного терпения, дорогая. Чем дольше чего-нибудь желаешь, тем больше удовольствия получаешь при обретении, не так ли? – Оливье заглянул в ее глаза.

О чем он говорит? Только ли о вине? – подумала Колетт.

– Набери немного вина в рот, только не вздумай глотать… первое ощущение во рту называется «атакой». Пожуй вино, покрути его во рту, омой десны, язык, внутреннюю поверхность щек. Сосредоточься на ощущениях, которые вызывает вино, согреваясь и «расцветая» во рту. Будоражащее ощущение, не так ли? Почти как сексуальное возбуждение… – Оливье провел рукой по ее волосам.

Колетт закрыла глаза, отдавшись чувственному удовольствию. Ее губы и язык горели, как от жарких страстных поцелуев. Тело звенело, наполняясь музыкой…

– А теперь можешь проглотить, – прозвучал финальным аккордом голос Оливье.

– Восхитительно… – прошептала Колетт, открыв глаза.

Помутневший взгляд Оливье красноречиво свидетельствовал о том, что и ему передалось желание, охватившее ее естество минуту назад.

– Спасибо.

– За что?

– За наслаждение, которое ты мне подарил. – Колетт коснулась губами его губ, ощутив терпкий привкус вина.

Ее язык проделал тот же путь, что и вино. Пробежался по деснам, языку, зубам, опьяняя не меньше, чем элитный напиток. Колетт едва нашла в себе силы оторваться от губ Оливье. Он разочарованно вздохнул.

– Ты все еще его любишь?

– Кого?

О ком вообще может идти речь, подумала Колетт, кроме нас с Оливье? Мы вдвоем в целом мире. И – о ужас! – похоже, я влюбилась в своего доктора.

– Жан-Пьера.

– Нет.

– Тогда почему ты не хочешь отдаться страсти? Я ведь чувствую, что ты себя сдерживаешь.

– Оливье, мы не можем быть вместе… я… я не могу ходить… все так быстро…

– Может быть, ты из любви к Жан-Пьеру отвергла его помощь и любовь? Не хочешь причинять ему страданий? Так, Колетт?

– Нет, не так. Я никогда его не любила по-настоящему. Да и он, думаю, тоже. Просто он чувствует вину за аварию.

– А ты? Ты тоже считаешь, что он виноват?

– Нет. Мы оба затеяли ссору. Если бы за рулем была я, то, возможно, случилось бы то же самое.

– Но за рулем была не ты, а Жан-Пьер.

– Оливье, к чему весь этот разговор?

– Колетт, попытайся вспомнить, как все произошло. Может быть, ты подсознательно не можешь простить Жан-Пьера… Я хочу это знать… мне важно… – Оливье с трудом подбирал слова, запинаясь и делая минутные паузы между вопросами.

Колетт закрыла глаза и попыталась восстановить картину страшных событий. Они сели в машину… пробка… забытый телефон… перекресток… мелькнувший столб…

– Мужчина! – резко воскликнула она.

– Мужчина?

– Да. За секунду до аварии. Там был какой-то мужчина. Именно из-за него Жан-Пьер вывернул руль, и мы перевернулись.

– Ты видела его лицо?

– Нет. Я… потом удар, стекло… все стало темным… Я закричала от боли… Наверное, я потеряла сознание. Мы его сбили?

– Нет-нет. Никто, кроме вас с Жан-Пьером, не пострадал. Ты уверена, что видела кого-то? Полицейские не стали заводить дела, заявив, что это обычный несчастный случай. Штатное дорожно-транспортное происшествие.

– Но… как же так? Я ведь помню, что там кто-то был… Именно из-за этого человека я сейчас в инвалидном кресле! – Лицо Колетт исказила злоба. – Я его ненавижу, кем бы он ни был. Будь он проклят!

– Колетт, так нельзя. Ты ведь не знаешь всех обстоятельств.

– Я знаю главное обстоятельство: то, что я, возможно, никогда не смогу ходить. Если бы я узнала, кто это…

– Что бы ты сделала?

– Отомстила бы, – безапелляционно заявила она, уставившись глазами в одну точку. – Не знаю как, но он бы до конца своих дней сожалел о том, что оказался тогда на нашем пути.

– Колетт, пожалуйста, успокойся. Тебе вредно нервничать. Возможно, тебе все это привиделось. Такое бывает… галлюцинации после стресса или видения во время наркоза… главное, что ты осталась жива. Ты сейчас рядом со мной. Скоро ты выздоровеешь. Обещаю, что поставлю тебя на ноги. Потерпи немного…

– Перестань разговаривать со мной, словно с сумасшедшей! Я трезво оцениваю свои шансы на полное выздоровление. На реабилитацию, возможно, потребуются годы, десятилетия… а я так и не встану с инвалидной коляски. – По щекам Колетт заструились слезы.

– Колетт, я люблю тебя.

– Не пытайся меня утешить сладкими признаниями, – огрызнулась она. – Отвези меня обратно в больницу. Наша прогулка была ошибкой.

– Нет, Колетт, постой…

– Ха-ха-ха! – истерично рассмеялась она, запрокинув голову. – Забавно звучит. Ты просишь меня не уходить? Как? Я ведь не в состоянии пошевелить даже мизинцем на ноге!

– Колетт, жизнь ведь не закончилась на этом. В ней масса удовольствий. Я хотел показать тебе сегодня, что…

– Так, значит, это был акт милосердия?! Наверное, я уже не первая пациентка-инвалид, которой ты показываешь все радости бытия. Вернее те, что остались доступными.

– Колетт, я понимаю, ты расстроена…

– Черта с два ты понимаешь! Как ты можешь понять меня? Ты ведь не сидишь в этом чертовом кресле. Не думай, что я ничего не понимаю. В конце концов у меня остались подруги… – Колетт улыбнулась, вспомнив Мадлен и Натали. Они-то уж точно не оставят ее в беде. Вылазки в горы, конечно, придется оставить в прошлом, но посиделки в кафе ведь никто не отменял. – У меня есть любимая работа. Я могу разрабатывать дизайн-проекты, даже сидя дома… – Колетт пожала плечами и натянуто улыбнулась. – Так что у меня, пожалуй, даже найдутся завистники. Инвалидность – не катастрофа. Если бы я была балериной, смысл жизнь которой в танце… вот тогда все было бы куда хуже.