– Мартин…

– Обещай, – не унимался он.

– Хорошо. Обещаю. Только как ты об этом узнаешь?

– За меня не волнуйся, Энн. Своего я не упущу. Если ты пообещала мне поцелуй, то он мне достанется. А теперь – спокойной ночи. Закрывай глаза и спи. Завтра придется покататься. У меня, кажется, созрел план.

– И ты мне, разумеется, о нем ничего не скажешь.

– Завтра утром.

Не успела Энн обвинить Мартина в разжигании ее любопытства, как из трубки донеслись короткие гудки.

Мартин, как и обещал, приехал за Энн в восемь тридцать утра. Он припарковал машину около соседнего дома и дождался, пока «форд» Томаса Брауна выкатится из гаража и скроется за поворотом.

Энн выбежала на крыльцо, едва услышав сигнал. Они с Мартином не обговаривали условные знаки, но она почему-то сразу догадалась, что это именно Мартин дает ей знать, что прибыл. В руках девушки была дорожная сумка. Человеку, не страдающему от излишнего любопытства, она бы показалась ничем не примечательной. Сотни девушек и парней не только в Нашвилле, но и по всей Америке ездят с такими сумками в спортзалы или на пикники.

– Привет, спасибо, что… – начала Энн, садясь на переднее сиденье рядом с водителем. Она аккуратно закрыла дверцу, памятуя о том, как трепетно мужчины относятся к своим машинам.

Энн подставила Мартину щеку для поцелуя, но он нежно взял ее за подбородок и развернул к себе.

– Тебе не кажется, что я заслужил право поцеловать тебя по-взрослому?

Энн закрыла глаза, наслаждаясь чувственным поцелуем в губы. Мартин так страстно и одновременно нежно целовался, что у нее появилось совсем не детское желание залезть к нему на колени.

– Я… я очень соскучилась по тебе.

– Я тоже.

– Спасибо, что…

Мартин улыбнулся и, не дав Энн договорить, спросил, куда они поедут. Энн пожала плечами и исподлобья взглянула на друга. В ее глазах было столько печали и страха, что Мартин больше не стал ничего спрашивать. Он завел двигатель, и машина тронулась с места.

– Ты говорил, что у тебя появился план, – напомнила Энн, правда, уже без вчерашнего интереса.

Она сникла, как осенний цветок. Мартин даже испугался, что дядя Энн оказался прав и ей необходима медицинская помощь. В глазах Энн не осталось того огня, без которого не мыслима человеческая жизнь. Неужели она сдалась? Опустила руки?

Мартин откашлялся, прежде чем начать говорить. Он неотрывно смотрел на дорогу, ощущая на себе пристальный взгляд Энн.

– Шериф Джеймстауна с юности дружит с моим отцом. Вот я и подумал, что неплохо было бы обратиться к помощи полиции.

– Полиции? – насторожилась Энн.

– Не беспокойся. Тебе ничего не грозит, – попытался успокоить ее Мартин, но Энн уже завелась. Ее щеки вспыхнули.

– Если ты о зеркале, то я его не крала… я… – Энн покраснела еще гуще, представив, как полицейские устроят ей допрос. – К тому же я вернула его на место.

– Почему женщины всегда все усложняют? – риторически заметил Мартин, по-прежнему глядя на дорогу. – Во-первых, Джек отличный парень и не станет ни в чем тебя подозревать. А во-вторых, он, возможно, сможет нам помочь и выяснит, кому понадобилось посылать тебе письмо и назначать встречу в заброшенном доме. Письмо еще у тебя?

Энн кивнула и похлопала рукой по боковому карману сумки. Мартин предложил поставить сумку на заднее сиденье, но Энн замотала головой и обняла сумку обеими руками.

– Нет, пусть лучше тут стоит. Она не тяжелая.

– Как знаешь.

Энн положила на сумку голову, поёрзала, устраиваясь поудобнее. Примяла «молнию», оставившую на ее щеке отпечаток, и лишь потом утихла. Увидев, что Энн закрыла глаза и равномерно засопела, Мартин не стал утомлять ее беседами. Интуиция подсказывала ему, что у Энн впереди еще много трудностей и переживаний. Пусть отдохнет. До Джеймстауна полтора часа, если гнать, и два, если ехать в соответствии с дорожными указателями и ограничениями.

– Марти-и-и-ин!!! – завопила Энн, резко подскочив. Острая боль обожгла ее лоб. Она открыла глаза и тут же увидела склоненное над ней обеспокоенное лицо нового друга. – Слава богу… слава богу, ты тут… тут… со мной, – бормотала Энн, потирая лоб.

– Где же мне еще быть? – Мартин натянуто улыбнулся. – Тебе снова приснился кошмар?

– Приснился? – Энн осмотрелась, и волна радости окатила ее.

– Да. Я не стал тебя будить, пока…

– Пока – что?

– Пока ты не стала выкрикивать мое имя. Я съехал на обочину и остановился. А ты ударилась о стекло. – Мартин внимательно осмотрел припухший лоб. – Будет шишка.

– Мне снова снилась эта женщина. Я звала, звала тебя, но… было так холодно и туманно… Я не знала, куда ты ушел, и звала…

Мартин притянул Энн к груди и погладил по волосам.

– Это был всего лишь сон, Энн. Я рядом, и я никому не позволю тебя обидеть. Через полчаса мы уже будем в полицейском участке. Я попросил Джека во что бы то ни стало дождаться нас.

– Что, если он мне не поверит?

– Покажешь ему письмо и ключ от дома. Они проведут графологическую экспертизу. Не могла же ты, в конце концов, написать это письмо сама, верно?

Энн показалось, что в голосе Мартина прозвучало едва уловимое – но все же! – сомнение. Неужели он тоже не верит ей? Принимает ее за душевнобольную, невесть где раздобывшую ключ от пустующего много лет дома? А возможно, так оно и есть.

– Я не сумасшедшая, – как можно спокойнее сказала Энн. – Я не писала это письмо и не имею ни малейшего представления, от кого оно. Крис мертв. Джессика и тетя Долли – в больнице. Остался только дядя Томас. Но я никогда… никогда не позволю себе думать, что он мог… – Энн умолкла, почувствовав, что ее глаза увлажнились и она вот-вот снова разрыдается.

– Скоро мы выясним, кто это сделал, – решительно заявил Мартин и, заведя мотор, вновь выехал на дорогу.

Полицейский участок спал, и ничто не нарушало его послеобеденной сиесты. Казалось, даже мухи уснули и не нарушали тишину своими жужжанием.

Приход Мартина и Энн остался незамеченным. Не звякнул дверной колокольчик. Не скрипнула половица. Не тявкнула собака. Полицейские сидели на своих местах, но походили на восковые фигуры из коллекции мадам Тюссо. Они лишь на секунду перевели взгляд на посетителей, а затем снова уткнулись в мониторы компьютеров с разложенным пасьянсом.

Не отвлекая секретаршу, женщину лет сорока, с безразлично-сонным видом пилившую ногти, Мартин направился к главному кабинету. Энн поспешила за ним. Она явно нервничала. Заметив напряженно сжатые губы и взгляд преступника, помышляющего о побеге, Мартин мягко взял Энн за руку и подвел к двери.

На табличке значилось имя шерифа: Джек Дорджесс.

Джек Дорджесс оказался высоким, плотного телосложения, с массивной челюстью и широко расставленными глазами. Для пятидесятилетнего мужчины он сохранил завидное здоровье, однако двухдневная щетина ясно говорила о том, что сонное оцепенение полицейского участка сказалось и на внутреннем облике шерифа. Видимо, процедура бритья представлялась ему слишком утомительной, чтобы производить ее ежедневно.

– О, Мартин! Я уж тебя заждался. – Дорджесс приподнялся со стула, чтобы поприветствовать сына старого приятеля. – Как здоровье твоего папаши?

– Спасибо. Все хорошо.

– У-у-у, негодник, – протянул Дорджесс, вытянув трубочкой губы, и шутливо погрозил Мартину указательным пальцем. – Сэм жаловался, что ты совсем не навещаешь их.

Мартин пожал плечами и, стараясь сгладить ситуацию, подтолкнул Энн вперед и представил ее шерифу:

– Это Энн Рэдфорд.

– Рэдфорд? – задумчиво повторил Дорджесс, словно пробуя слово на вкус. – Роковая фамилия. Надеюсь, вы не родственница спятившей Камиллы, а, милочка?

– Она была моей матерью, – опустив глаза, ответила Энн.

Она уже почти ненавидела этого громилу в коричневой форме. И зачем только Мартин притащил ее в участок? Она ведь знала, что именно так все и будет. Что ничего хорошего – и тем более помощи – она здесь не получит.