Бартоломью бросился по лестнице обратно в зал.
Уильям и Майкл привязали канаты к перилам деревянной галереи, и люди дружно тянули за них. Бартоломью понял их замысел. Если галерею разрушить, огонь вряд ли доберется до деревянного потолка, и пожар можно будет обуздать. Он занял пустующее место у одного из канатов и потянул за него вместе с остальными.
Галерея, вырванная из стены, со скрипом ломающегося дерева накренилась и полетела на каменные плиты пола. Мужчины и женщины бросились вперед, чтобы сбить пламя. Горящее дерево шипело в потоках воды, и постепенно потрескивание огня стало утихать. Наконец все потухло, и люди, прибежавшие на звон колокола, оглядели пожарище.
— Все равно тростник на полу пора было менять, — произнес Бартоломью. Это замечание предназначалось для ушей Майкла, но в тишине слова прозвучали очень громко. Напряженная атмосфера разрядилась, все засмеялись. Беду удалось предотвратить.
Агата, работавшая наравне с остальными, раздала людям щетки и приказала выкидывать из окон обугленные стебли тростника, столы, скамьи и гобелены. По предложению Бартоломью Кинрик вытащил то, что осталось от превосходной коллекции вин Уилсона, и универсанты наравне с горожанами подкрепились винами, которые стоили больше, чем многие из них зарабатывали за год.
В суматохе пожара Бартоломью почти позабыл о Колете, Стивене и Суинфорде. Он подошел к небольшой кучке людей, обступивших лежащую на полу фигуру. Уильям стоял на коленях рядом с Суинфордом, соборовал его и скороговоркой произносил слова ритуала отпущения грехов. Глаза умирающего были закрыты, на посиневших губах пузырилась кровь.
Он открыл глаза, когда Уильям договорил.
— Третий мастер, меньше чем за год, — прошептал он.
Потом обвел взглядом собравшихся и нашел Бартоломью.
— Ты все еще жив, — сказал он. — Я не был уверен, что Колет справится с тобой. На этот раз ты действительно смешал мне все карты. Еще несколько месяцев, и я стал бы епископом — и ноги моей не было бы в этом проклятом городишке…
Он смежил веки, потом снова разлепил их.
Колета и Стивена уже увели в замок, когда Бартоломью отыскал Освальд Стэнмор, белый от волнения.
— Господи, Мэтт, — сказал он, — что случилось?
Бартоломью не знал, что сказать. Усадив зятя на одну из не слишком обгоревших скамей, Мэттью дал ему кубок с вином. Ричард присел рядом; лицо у него было заплаканное.
Стэнмор обхватил кубок трясущимися руками и глотнул вина.
— Он дурачил меня, Мэтт, — сказал он. — Тянул из меня деньги, заставил поверить в выдумки Суинфорда, а теперь еще пытался убить тебя. И это мой родной брат!
Бартоломью положил руку ему на плечо.
— Что будет с его женой и детьми?
— Стивен и его жена уже довольно давно отдалились друг от друга, — сказал Стэнмор. — Она жаловалась на его ночные отлучки. Зря я ее не слушал. Ричард предложил ей пожить немного в доме на Милн-стрит. Места там хватает, так что ей с детьми нет нужды куда-то уходить. Да и Эдит будет помогать, чем сможет.
— Я тоже буду помогать, — сказал Бартоломью.
Стэнмор кивнул.
— Я знаю, что будешь. Что с ним сделают, Мэтт?
Бартоломью не знал. Он подозревал, что состоится суд, и улик хватает, чтобы отправить всех на виселицу. Майкл рассказал, что Стивен, несмотря на угрозы Колета, начал каяться еще до того, как его вывели из ворот колледжа. Опираясь на его показания, шериф с проктором задержат всех, кто еще причастен к делу.
— Прости, Мэтт, — вздохнул Стэнмор. — Это гнусное дело.
— Все закончилось, — сказал Бартоломью. — Мы оба должны оставить его в прошлом и смотреть в будущее.
— Да, наверное, — согласился Стэнмор.
Они с Ричардом отправились по своим делам. Для Освальда дело еще далеко не закончилось: ему предстояло ответить на множество вопросов и объясниться относительно множества счетов, прежде чем все останется позади.
В гостиной брат Майкл с головой погрузился в беседу с епископом. Когда Стэнмор ушел, бенедиктинец просунул голову в дверь и поманил к себе Бартоломью. На епископе было простое коричневое одеяние, разительно не похожее на пышный наряд во время прошлого визита. Прелат взглянул на ободранные руки Бартоломью.
— Я слышал, вы пытались воздать мастеру Колету по заслугам, — заметил он.
Бартоломью взглянул на Майкла.
— Меня прервали до того, как я начал.
— Это к лучшему, — заметил епископ. — В вашем колледже уже произошло столько убийств, что хватит на целый век.
— Что случилось? — спросил Бартоломью у Майкла. — Как вам удалось подоспеть вовремя? Как ты спасся от Яксли?
— Я получил записку, якобы от епископа, — сказал Майкл, — в которой он просил меня встретиться с ним в монастыре кармелитов в Ньюнхеме. Я не увидел в этом ничего странного и решил, что его преосвященство хочет узнать подробности того, что мне удалось выведать, прежде чем он прибудет в Майкл-хауз. По пути я услышал, как звонит колокол в церкви Святой Марии, созывая ученых на диспут, и понял, что совершил чудовищную ошибку. Мы уже обсуждали пристрастие Суинфорда к подложным запискам, но я никогда не думал, что он осмелится послать мне еще одну. Дело обрело ужасающую ясность. Меня убрали с дороги, возможно, заманили в ловушку, а все члены коллегии на диспуте. Ты и в лучшие-то времена спишь как убитый, и я понял, что колокол тебя не разбудит. Колет неплохо тебя знает, и он тоже должен был предположить, что ты не услышишь колокол. Я понял, что он попытается подобраться к тебе, пока ты в одиночестве спишь в колледже. Ну, я и помчался обратно со всех ног, а по пути забежал в церковь Святой Марии и поднял тревогу. Канцлер был не слишком доволен, когда я своими криками прервал его на полуслове, но твой Грей собрал студентов. Когда мы приблизились к колледжу, я увидел, что из одного окна идет дым. Я решил, что мы опоздали, и бросился по лестнице. Колет как раз по ошибке выстрелил в Суинфорда, а потом попытался убить меня.
Он пихнул Бартоломью локтем.
— Я видел, что ты сделал, — сказал он.
— Ты о чем? — осторожно спросил Бартоломью.
— Ты спас меня от стрелы Колета. С такого расстояния он бы не промахнулся. Я видел, как ты сбил его с ног.
Бартоломью издал негромкий смешок.
— Элкот оказал мне ту же услугу. Стрела, которая убила Колета, предназначалась мне, а он оттолкнул меня.
Епископ развел руками.
— Вот как, — сказал он. — Профессора Майкл-хауза рискуют жизнью, чтобы спасти друг друга. Не все так страшно, раз теперь вы знаете, кому можно доверять.
|«Наконец-то», — подумал Бартоломью, глядя из окна на ясное голубое небо.
Епископ поднялся.
— Эти люди совершили измену и будут заключены в Тауэр, где предстанут перед судом. Готовность Стивена каяться в тщетной попытке обелить себя поможет повязать всех, и тогда университет — и пансионы, и колледжи — сможет начать жизнь сначала. Полагаю, канцлеру придется нанести визит в Оксфорд и объяснить, что произошло, а также принести оксфордцам свои нижайшие извинения за то, что мы винили их в преступлениях, о которых они ни сном ни духом не ведали. — Он возложил руку на голову Бартоломью. — На этот раз не будет никаких тайн, — проговорил он негромко. — Вся правда выйдет наружу, начиная с убийства мастера Кингз-холла год с лишним назад и заканчивая злодеяниями дня сегодняшнего.
Он подошел к двери и обернулся.
— Сэр Джон Бабингтон, — сказал он, — не совершал самоубийства и потому по праву может быть похоронен в церкви. Отдать такое распоряжение?
Бартоломью подумал об отвратительном черном надгробии, которое пообещал сделать Уилсону, и покачал головой.
— Сэр Джон предпочел бы остаться там, где он лежит — среди деревьев и как можно дальше от роскошной могилы Уилсона.
Епископ улыбнулся.
— Думаю, вы правы.
С этими словами он вышел.
Бартоломью и Майкл немного посидели в уютном молчании, думая о событиях последних нескольких дней.
Майкл подошел к окну и выглянул на улицу.
— Черная смерть еще здесь, — сказал он негромко. — Несмотря на все, что произошло, она еще здесь.
