Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А если бы вас застукали, когда вы вчера возвращались из пансиона Бенета? — парировал Бартоломью. — За мной больные нередко посылают по ночам, и я не обрадовался бы, если бы меня подстрелили, не дав возможности объясниться.

— Да, Стивен, вчера ночью мы не смогли бы объяснить, что делаем на улице, — согласился Стэнмор. — Мы дали клятву хранить тайну и не смогли бы раскрыть караульным, где были и что делали.

Стивен кивком выразил согласие, и повисла тишина. Взгляды всех четверых словно магнитом тянуло к стреле в потолке.

— Что скажет мама? — проговорил Ричард, повторяя отцовские слова.

— А зачем ей об этом знать? — слабо улыбнулся Бартоломью.

— Что ж, хвала Господу, все разъяснилось! — искренне воскликнул Ричард, и его природная жизнерадостность взяла свое. — Мне ужасно тяжело было таиться от тебя, дядя Мэтт. Мы все хотели рассказать тебе, но боялись, как бы это не подвергло тебя опасности — ведь ты живешь в Майкл-хаузе. Мы пытались вытащить тебя оттуда, но там все-таки твой дом.

Бартоломью улыбнулся племяннику. Ричард мог делать поразительно зрелые наблюдения, но высказывания его порой звучали по-детски наивно. По всей видимости, юноша искренне полагал, что сцена, разыгравшаяся в отцовском кабинете, не нанесла никому серьезного вреда, и был счастлив продолжать жить в точности так же, как и до нее.

— Я велю кухарке приготовить нам чего-нибудь на завтрак, — сказал он и вышел из комнаты.

— Ты и впрямь позволяешь ему шпионить в Оксфорде? — спросил зятя Бартоломью, когда племянник скрылся за дверью.

Стэнмор бросил на него косой взгляд.

— Разумеется, нет, Мэтт. За кого ты меня принимаешь? Он умница и умеет слушать, но сведения, которые он присылает нам, ничего не значат. Ему приятно думать, что он помогает, а я не хочу его расстраивать.

— Полагаю, я должен извиниться перед тобой, — сказал Бартоломью.

— А я — перед тобой. Мы должны были обо всем тебе рассказать. Мы хотели, но искренне считали, что для тебя безопаснее будет оставаться в неведении.

Я решил, что расскажу тебе все, если ты спросишь, но ты никогда ни о чем со мной не заговаривал. И я не хотел расстраивать тебя разговорами о том, что сэра Джона, по моему мнению, убили. В особенности потому, что сделать ты ничего не мог, а я боялся, что ты затеешь самостоятельное расследование, которое подвергнет тебя опасности.

Он негромко рассмеялся.

— Мы используем детей вроде Ричарда, а тебя держим в неведении. Как глупо, наверное, это выглядит!

— Прости, — сказал Бартоломью, протирая рукой глаза. — Все эти заговоры вкупе с чумой, должно быть, повредили мой рассудок, как у Колета. Я ошибался в вас.

Стэнморы отмахнулись от его слов, нетерпеливо покачав головами. Стивен неожиданно наградил его резким тычком в грудь.

— Ты лишил меня моей лучшей кобылы, а теперь переворачиваешь вверх дном нашу контору. Держись подальше от моих собак и соколов, — с напускной строгостью сказал он.

Бартоломью улыбнулся и вслед за Стивеном спустился вниз. Ричард уже кричал, что завтрак готов. Хью притулился в закутке у очага и с беспокойством поглядывал на Бартоломью. Стэнмор что-то прошептал ему на ухо, и управляющий ухмыльнулся Мэттью, прежде чем выйти из комнаты.

— Как ты ему объяснил? — поинтересовался Бартоломью.

— А, я просто сказал, что ты всю ночь дегустировал лучшее вино мастера Уилсона.

— Ты сказал ему, что я пьян? — поразился Бартоломью.

Стэнмор кивнул как ни в чем не бывало.

— Он терпеть не мог Уилсона, и мысль, что ты пил его вино, доставит бедняге большое удовольствие. Винный погреб вашего мастера — предмет зависти всех горожан, ты не знал?

Бартоломью и не подозревал об этом, и некоторое время они беседовали со Стэнморами, пока тех не позвали дела. Бартоломью прикорнул в гостиной и проснулся, лишь когда по двору разнесся цокот конских копыт. Он сел и потянулся, протирая глаза и думая о том, что предстоит сделать. Потом выглянул из окна и принялся мрачно смотреть на дождевые капли, падающие в грязь. Он не мог понять, отчего на душе у него скребут кошки, хотя Филиппе теперь ничто не грозило, а его родные не причастны к злодействам, творящимся в университете.

Но университет все еще оставался в центре происходящего. Несмотря на все, что он узнал за последние несколько часов, часть вопросов так и осталась без ответа. Например, кто убил сэра Джона. Бартоломью знал причину злодейства, но не продвинулся ни на йоту вперед в расследовании того, кто это сделал. Было ли убийство сэра Джона, отравление Элфрита и похищение тела Августа делом рук одного и того же человека? Бартоломью поскреб подбородок. Кто убил сэра Джона ради печати, тот убил Августа и надругался над его телом — также ради печати. Но почему Элфрит на смертном одре назвал имя Уилсона? Бартоломью знал, что покойный мастер не убивал Августа, а раз так, он не убивал и сэра Джона.

Мог ли это быть Элкот? Судя по сведениям пансионов, именно он был шпионом в их рядах. Но был ли он убийцей? По словам Уилсона, в ночь его вступления в должность Элкот был так пьян, что не заметил, как мастер выскользнул из их общей комнаты, чтобы обыскать каморку Августа. Однако предположим, что Элкот был не пьян, а просто притворялся. Тогда он тоже мог встать и бродить по колледжу. Но Уилсон сказал, что Августа уже не было в каморке, когда он добрался до нее, а до тех пор Уилсон с Элкотом находились вдвоем.

Конечно, подумал Бартоломью, эти его заключения справедливы при условии, что все говорили правду. Не исключено, что Уилсон и Элкот оба были замешаны в деле и солгали, чтобы выгородить друг друга. Интересно, знал ли Элкот о ночных визитах Уилсона к аббатисе и одобрял ли их? Бартоломью ломал голову, стоит ли предупредить Элкота, что его письма перехватили. Он не сомневался, что братья Стэнморы искренне верят, будто Элкота просто дискредитируют, чтобы сместить с должности. Но, помня о сэре Джоне, Августе, Поле, Монфише и Элфрите, сам он не мог быть в этом столь уверен.

Он думал об Элкоте — тщедушном, суетливом и мелочном. Хватило бы у него сил так глубоко вонзить нож в грудь Пола? Мог бы он одолеть сэра Джона? Бартоломью вспомнил, как Уилсон должен был подтянуться, чтобы пробраться в люк на потолке, и о той неожиданной силе, с какой Майкл поднял его на ноги. Быть может, он слишком много времени проводил со слабыми и умирающими и стал недооценивать здоровых, чьи силы может подхлестнуть страх или отчаяние.

Чем больше Бартоломью думал, тем меньше понимал. Несмотря на все, что ему удалось выведать путем подслушивания, из разговора с Филиппой и Абиньи и стычки со Стэнморами, он до сих пор пребывал в недоумении. Вместо того чтобы снять камень с его души, это заставило его беспокоиться о безопасности родных еще сильнее. Абиньи ни на миг не задумался, что подвергает опасности Эдит, когда пытался помочь Филиппе. Бартоломью подумал о том, что рассказал ему Стэнмор об оксфордском заговоре, и задался вопросом: может ли благополучие университета быть достаточной причиной для таких, как Яксли, Стейн и Барвелл, чтобы принять участие в заговоре? Стэнмор уверял, что ничего не знал об убийстве, и Бартоломью ему верил. Уилсон на смертном одре признался, что есть такие, кто пылко ему предан и готов отдать за него жизнь. Пошли бы они на то, чтобы отобрать чужую?

И снова Бартоломью оказывался перед тем же самым вопросом: кто он, убийца из Майкл-хауза? В ночь смерти Августа у всех профессоров были алиби — выходит, убийца посторонний? И где Майкл? Бежал ли он от чумы, как многие другие, или тоже лежит где-нибудь бездыханный? Бартоломью еще некоторое время постоял, глядя на дождь, но потом мысли его начали повторяться. Что же делать? Он был слишком обессилен морально, чтобы предстать перед Филиппой, Абиньи или кем-то из комитета пансионов, но оставались еще больные. Бартоломью неохотно покинул теплый дом Стивена и приготовился возвратиться в Майкл-хауз.

65
{"b":"111722","o":1}