Бартоломью вернулся в конюшню, прикрывая нос и рот плащом. Уильям был прав: запах стоял невыносимый. Подошел привратник, который слышал крик монаха. Он сказал, что телеги не приезжали за телами уже несколько дней; ничего удивительного, что трупы начали попахивать. Бартоломью вытряхнул из тачки тростник, чтобы можно было погрузить на нее покойников. Им придется самим отвезти тела коллег к чумной яме, раз официальные телеги не приезжают.
Подошедший помочь Грей то и дело давился и стонал, и Бартоломью велел ему подождать на улице. То, что он делал, вызывало у него отвращение. Эти неподатливые тюки, плотно зашитые в грубые казенные одеяла, были людьми, которых он хорошо знал. Пятеро студентов, двое коммонеров, а теперь еще и Гилберт. Восемь человек, которые были его друзьями и коллегами.
Однако завернутых в саваны тел оказалось девять. Он нахмурился и пересчитал еще раз, по одному называя имена умерших. Должно быть, он кого-то забыл.
Он взял первого покойника за ноги и потащил его во двор, где у пустой тачки ждал Грей.
— Кто из наших умер после того, как мы похоронили Уилсона? — спросил Бартоломью.
Вопрос, похоже, застал студента врасплох.
— Я думал, вы ведете учет, — сказал он. Заметив недовольное выражение, которое промелькнуло на лице Бартоломью, Грей принялся перечислять имена.
— Восемь, — подытожил Мэттью. — Кто умер перед Уилсоном?
Грей назвал всех остальных — в общей сложности девятнадцать человек. Он решил, что это камешек в его огород, и начал отпираться:
— Вы велели мне отвезти их к чумной яме, я и отвез. Спросите Кинрика. Он помогал мне. Мы отвезли всех до единого!
Бартоломью поднял руку, чтобы положить конец возражениям студента.
— Я тебе верю, — сказал он. — Но у нас, похоже, обнаружилось лишнее тело.
Грей взглянул на то, которое Бартоломью все еще держал за ноги.
— Наверное, кто-нибудь из горожан подбросил его нам, чтобы мы отвезли его в яму вместе с остальными, — предположил он.
— Вряд ли, — усомнился Бартоломью. — Разве что вдобавок он еще и украл одно из наших одеял.
Грей и Бартоломью переглянулись, потом уставились на конюшню. Бартоломью поволок тело назад.
— Лучше сделать это в укромном месте, — через плечо бросил он Грею. — Не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, что я делаю. Ты не принесешь лампу?
Грей умчался и через миг вернулся с лампой, прихватив иглу с нитью. Он зажег огонь и закрыл двери от любопытных глаз.
— Вы режьте, а я буду зашивать, — сказал он, с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту и собираясь с духом перед неприятным делом.
Бартоломью хлопнул его по плечу и сделал короткий надрез по шву первого савана. Там оказался Гилберт. Бартоломью немного посидел, глядя на мертвое лицо, более умиротворенное, чем у большинства пациентов, но все равно почерневшее от чумы. Грей, стоявший рядом на коленях, подтолкнул его локтем.
— Скорее, — подстегнул он учителя, — а не то кто-нибудь придет и спросит, чем это мы заняты.
Он принялся зашивать одеяло, а Бартоломью перешел ко второму телу. Это оказался один из студентов-юристов, которые учились у Уилсона. Бартоломью пытался не думать об очередном покойнике, чье лицо виднелось из-под грубых саванов-одеял, и сосредоточиться на деле. Третьим опять был студент, а четвертым — один из пожилых коммонеров. На пятом он замешкался. Одеяло было точно такое же, как и у других, но тело под ним казалось странным на ощупь — хотя он не мог сказать, чем именно. Чутье говорило ему, что это и есть подкидыш.
Он осторожно распорол стежки на боку одеяла, отметив, что они сделаны менее аккуратно, чем у остальных. Потом отвернул края — и вскрикнул от ужаса, шарахнувшись и едва не перевернув лампу.
— Что? Что там? — прошептал Грей, испуганный бледностью наставника. Он подошел посмотреть на тело, но Бартоломью уже завернул его обратно, чтобы студент ничего не увидел.
Они вышли на улицу подышать свежим воздухом, подальше от зловонных тел. Немного погодя Бартоломью начал отходить от ощущения нереальности, которое охватило его, когда он взглянул в разложившееся лицо Августа, и обтер о мантию липкие холодные руки. Грей с тревогой ждал.
Вдохнув полной грудью свежий воздух, Бартоломью обернулся к студенту.
— Это Август, — сказал он.
Грей озадаченно нахмурился, потом лицо его просветлело.
— А-а. Коммонер, который пропал после того, как вы объявили его мертвым! — Он оглянулся на конюшню. — Теперь он мертв, да?
— Он и тогда был мертв, — отрезал Бартоломью, пытаясь унять дрожь в руках. — А теперь и вовсе мертвее некуда.
Бартоломью повел Грея обратно в конюшню, отметив, что опасливый взгляд студента все время притягивается к тюку, в котором спрятано тело Августа.
— Ты не должен никому об этом рассказывать, — сказал Бартоломью. — Я не понимаю, что происходит, почему его тело подкинули сюда спустя столько времени. Но я считаю, что его убили и убийца до сих пор жив, иначе тело Августа так и не нашлось бы. Нам нужно быть очень осторожными.
Грей кивнул; его всегда веселое лицо помрачнело.
— Просто зашьем его обратно. На случай, если кто-то следит за нами, будем делать вид, что мы не заметили лишнего тела, — сказал Бартоломью и подошел к двери, пытаясь разглядеть что-то сквозь щели в дереве.
Возможно, уже слишком поздно, подумал Бартоломью, — если убийца видел, как они затаскивали тело Гилберта обратно в конюшню, когда поняли, что дело нечисто. Он собрался с мыслями. Непонятно, почему появилось тело Августа. Ни для кого не было секретом, что Уилсон перед смертью довольно долго разговаривал с Бартоломью с глазу на глаз. Убийца вполне справедливо предположил, что Уилсон расскажет ему о лазе на чердак — где, возможно, и лежал Август с тех пор, как его тело похитили. Это объясняет неприятный запах, который чувствовался там. Если, как предполагал Бартоломью, тело спрятали в узком проходе, Уилсон едва ли наткнулся бы на него: у мастера не было причин заглядывать в проход, который — как было ему известно — заканчивался тупиком. Если только, подумал врач, Уилсон не знал обо всем и не рассказал Бартоломью о лазе нарочно, чтобы он нашел там Августа. Что именно говорил Уилсон? «Узнайте, кто в колледже знает о потайном ходе, и вы найдете убийцу».
Бартоломью провел рукой по лицу. Он понимал: как только убийца узнал, что Бартоломью стало известно о лазе, и как только он понял, что врач собирается обыскать чердак, ему пришлось избавляться от трупа, пролежавшего там несколько месяцев. Момент представился почти идеальный. Трудно ли избавиться от трупа, если вокруг такое множество других неубранных тел? Если бы Уильям не пожаловался, покойники ждали бы завтрашнего приезда чумной телеги, и никто так бы и не узнал, что один из них умер вовсе не от чумы.
Выходит, тот, кто принес тело Августа в конюшню, и тот, кто убил его, — одно лицо. Это не Элфрит, который давным-давно мертв. Это не Уилсон, поскольку тело Августа появилось в конюшне после его смерти — а Бартоломью не сомневался, что Грей не обманул его и в самом деле вывез все предыдущие тела. Неужели Абиньи? Неужели он вернулся оттуда, где скрывался, когда услышал, что Бартоломью узнал о существовании потайного хода? А не мог это быть Суинфорд, возвратившийся из своего не тронутого чумой убежища? Или Майкл, так странно отреагировавший на смерть Августа? Или Уильям, который вообще-то и побудил Бартоломью заняться телами? Или Элкот, затворившийся в своей комнате?
Грей протянул Мэттью иголку с ниткой, чтобы он зашил саван Августа обратно. Но у Бартоломью было еще одно дело.
— Начинай перетаскивать остальных на тачку, — велел он. — Мне нужно посмотреть получше.
Глаза Грея расширились от ужаса, но он послушно принялся перетаскивать тела на улицу, как сказал его наставник. Бартоломью опустился на колени рядом с Августом и, распоров весь шов, откинул одеяло; показалось серое высохшее тело. Август до сих пор был в ночной рубахе, которая была на нем, когда Бартоломью последний раз видел его. Однако одеяние было разорвано до пояса, открывая ужасающую картину. Бартоломью почувствовал, как внутри у него все заклокотало от гнева. Тот, кто похитил тело, располосовал его, вытащил внутренности и перерезал шею и горло.
