— Если не вы дали мне оберег, — неуверенно проговорил Жосс, — тогда кто?

Ей тоже хотелось бы понять это.

— Тот, кто знал, что вы идете в лес. Более того — тот, кто хотел, чтобы вы были защищены.

Элевайз посмотрела Жоссу в глаза. Эта мысль взволновала их и в то же время встревожила.

— Аббатиса, мне нужно вернуться туда, — сказал он. — То, что я нашел вчера, — только начало. Я должен проверить, не спрятано ли там что-нибудь, и, хотя мне страшно об этом говорить, я должен выследить Лесной народ.

— Нет! — Восклицание непроизвольно сорвалось с ее уст. — Сэр Жосс, они уже убили человека, чтобы сохранить свою тайну! Если они увидят, что вы копаетесь под этим упавшим деревом, они могут…

Но то, что они могут сделать, невозможно было даже вообразить.

— Я не верю, что они причинят мне вред, — мягко возразил Жосс. — Во-первых, это я буду искать их, а не наоборот. А во-вторых…

Аббатиса перебила его:

— Вы собираетесь вернуться в лес, встать возле тех дубов и закричать: «Я здесь, Лесной народ! Идите сюда! Приходите и убейте меня!»

Это было нелепо, но она почувствовала, что вот-вот разрыдается. Впрочем, Элевайз быстро овладела собой.

Жосс смотрел на нее с едва заметным удивлением.

— Аббатиса… — мягко начал он. Но, что бы рыцарь ни собирался сказать, он, должно быть, передумал. Лишь покачал головой и пробурчал что-то невнятное.

— Что вы сказали? — спросила Элевайз довольно резко.

— Ничего.

Их взгляды встретились.

— Аббатиса Элевайз, умоляю, верьте мне, Если бы я чувствовал, что мой поход может быть опасным, я бы и не помышлял о нем.

— Ах, как бы не так!

Жосс притворился, что не расслышал.

— Я абсолютно уверен, что, если пойду туда открыто и воззову к чувству достоинства этого народа, они мне ответят. Может быть, придется всего лишь заверить их, что мы сделаем все возможное, дабы люди, подобные Хамму Робинсону, больше не вмешивались в их дела, и тогда они, скорее всего…

Какую бы нелепость он ни собирался сказать, аббатиса этого так и не услышала. Ибо, торопливо постучав в дверь, в комнату ворвалась взволнованная и раскрасневшаяся сестра Евфимия.

— Аббатиса! Сэр Жосс! — задыхаясь, воскликнула она. — Простите мое вторжение, но сестра Калиста… Она исчезла!

Оказалось, что сестра Калиста пропала уже довольно давно.

Они установили это в течение ближайшего часа, выясняя, кто видел ее последним. Девушка присутствовала на Часе третьем, тут не было никаких сомнений, это вспомнили многие монахини. Затем она работала в больничном покое, чем обычно и занималась по утрам, при этом обязательно ходила к сестре Тифене за конской мятой. Потом Калиста понадобилась сестре Евфимии: ей нужна была помощь в приготовлении сиропа для пожилой женщины, страдавшей от боли в груди и мучительного кашля.

— Я знаю, что она вернулась сюда с травами, — говорила сестра Беата, изо всех сил стараясь не разрыдаться. — Помню, как я велела ей отнести их прямо сестре Евфимии — той прямо-таки не терпелось получить их поскорее, хотя, честно говоря, ей было бы лучше заняться чем-нибудь, а не лодырничать в ожидании, пока бедная послушница сделает то или это. — По щекам сестры Беаты потекли долго сдерживаемые горькие слезы. — О, вы думаете, это я обидела ее? Вы думаете, она убежала из-за меня?

— Нет, что вы! — Элевайз быстро коснулась руки сестры Беаты. — Даже если вы сделали ей замечание, я абсолютно уверена, что оно было мягким. — Аббатиса ободряюще улыбнулась расстроенной монахине. — Сестра, вы просто не способны быть резкой.

Сестра Беата немного повеселела. Но тут же ее лицо снова омрачилось.

— А ведь сестры Калисты по-прежнему нет. Кто бы ни был в этом виноват.

— Верно, — согласилась Элевайз. — Однако мы с сэром Жоссом расспросим всех и каждого и вскоре узнаем, куда она могла деваться.

Она снова ободряюще улыбнулась сестре Беате, но при том, что главной задачей сейчас было успокоить монахинь и саму себя, аббатиса не переставала размышлять.

Элевайз послала за теми из сестер, которые могли знать хоть что-нибудь полезное. Например, вряд ли был смысл разговаривать с монахинями, обитавшими в Доме сестер-девственниц, так как они почти не покидали его; или с теми служительницами, которые преданно и в полном затворничестве ухаживали за больными проказой. Аббатиса побеседовала со всеми остальными, но никто так и не смог сообщить ей хоть что-нибудь значительное.

Когда Элевайз закончила свои расспросы, день уже клонился к вечеру. Все это время Жосс был внизу в долине, и, как ей сообщили, даже поскакал за семьей пилигримов, которые ушли этим утром, в смутной надежде, что они смогут пролить свет на исчезновение Калисты.

Рыцарь вернулся удрученным, и не было никакой необходимости спрашивать, достиг ли он успеха.

Они стали обсуждать, что делать дальше, и тут перед ними снова появилась сестра Евфимия. На этот раз она казалась не столько обеспокоенной, сколько рассерженной.

— Аббатиса Элевайз, — сказала она с непроницаемым выражением лица, — не будете ли вы так любезны пройти со мной? Одна из наших пациенток должна кое-что рассказать вам. — Сестра Евфимия еле сдерживала возмущение. — Клянусь жизнью, не могу понять, почему она не заговорила раньше, — бурчала монахиня, направляясь в больничный покой, — нет, правда не могу!

Она провела аббатису и рыцаря в покой и остановилась рядом с постелью той самой пожилой женщины, которая страдала кашлем.

— Хильда! — громко сказала она. — Я привела аббатису Элевайз и сэра Жосса Аквинского.

Если сестра надеялась припугнуть старушку, столь громогласно и величественно объявив о приходе «высоких особ», то, решила Элевайз, Евфимию ждало разочарование.

— О! Неужели? — хрипло ответила Хильда. — Как приятно принимать гостей! Добрый день, леди! Добрый день, сэр рыцарь!

Сестра Евфимия гневно закачала головой.

— Не морочь нам голову, Хильда! Будь добра, сейчас же расскажи аббатисе то, что ты только что сказала мне! Прямо сейчас, будь любезна!

Все трое терпеливо ждали, пока Хильда повернется сначала на левый бок, потом на правый, несколько раз ударит по набитой соломой подушке, откашляется, затем устроится поудобнее. Не было сомнений, что ей хотелось в полной мере насладиться вниманием таких гостей.

— Ну что же, — неторопливо начала она, шамкая своим почти беззубым ртом, — я слышала, вы ищете ту хорошенькую, синеглазую сестру в белом покрывале послушницы?

— Да! — раздраженно воскликнула сестра Евфимия. — Продолжай!

— Не надо было этой девице становиться монахиней, — заявила Хильда. — Слишком хорошенькая, как я уже сказала. Лучше бы ей по ночам согревать постель какого-нибудь храбреца, а, сэр рыцарь? — Она бросила взгляд на Жосса и закудахтала от смеха, который перешел в сильный приступ кашля.

Сестра Евфимия, тотчас превратившаяся в заботливую сиделку, пристроилась рядом с женщиной и приподняла ее, обхватив худые плечи, пока Хильда кашляла и задыхалась. Потом, когда приступ стал проходить, Евфимия дала ей выпить сначала немного воды, а затем — толику какого-то светлого сиропа.

— А-а-ах, — сказала Хильда, вновь ложась на спину, — думаю, я не задержусь в этом мире!

Она смежила веки, но затем приоткрыла один глаз и в узкую щелочку стала наблюдать за тем, как было воспринято ее представление.

— Может, вы пробудете с нами достаточно долго, чтобы успеть рассказать то, что для нас так важно? — мягко спросила Элевайз, улыбнувшись старушке.

Хильда полностью открыла глаза. Ухмыльнувшись в ответ аббатисе, она ответила:

— Да, аббатиса, наверное, пробуду.

Похоже, слова Элевайз оказали необходимое воздействие. Хильда перестала тянуть время и решительно выпалила:

— Если хотите знать, куда пошла сестра Калиста, могу сказать вам: она пошла в лес.

— В лес? — с одинаковым изумлением повторили Элевайз и Жосс.

«Впрочем, — подумала Элевайз, — чему тут удивляться? Ведь я сама была свидетельницей странного мурлыканья девушки, с которым она словно бы обращалась к Великому лесу… Или — что еще более тревожно — отвечала на его призыв к ней…»