Долго-долго пролежав в ванне, она почувствовала себя лучше, но зверски проголодалась. И позвонила Уолтеру.

— Я эгоистка и хочу, честно говоря, использовать тебя, так что не стесняйся ответить отказом, но я подумала: нет ли какого-нибудь симпатичного ресторана для воскресного вечера? Я бы с удовольствием сходила куда-нибудь поужинать.

Уолтер сказал, что это как нельзя более кстати. Он как раз ломал голову над особо трудным юридическим случаем, который казался неразрешимым или, наоборот, имел тысячу решений, одно другого труднее, и он только рад будет сбежать от этой мороки.

Они заказали хороший ужин с вином и сидели при свечах.

— Ты какая-то взвинченная, — заботливо заметил он.

— У меня столько забот.

— Я знаю, сегодня у тебя был тяжелый день, да? Она взглянула на него, и он подумал, что никогда еще она не была так красива.

— Конечно, — продолжал он, — сейчас не время, да и когда вообще оно бывает — время? Но, может быть…

— Да?

— Ну, что, если нам съездить вместе куда-нибудь, отдохнуть? Где, ты говорила, хотелось бы тебе побывать — в Австрии?

— В Австрии с рыбалкой туго, — улыбнулась она.

— Не исключено, что с модами тоже, но пару недель мы как-нибудь перебьемся, как ты считаешь?

— Нет, Уолтер, мы же доведем друг друга до сумасшествия.

— А мы постараемся не докучать друг другу.

— С тем же успехом мы можем отдыхать врозь. — Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой.

— Что-то с тобой не так, — проговорил он с обиженным и встревоженным видом.

— Пока я не могу тебе сказать. Но, пожалуйста, запомни сегодняшний вечер, запомни: я хочу тебе кое-что сказать. И скоро скажу.

— Когда?

— Не знаю. Скоро.

— Это другой мужчина? Я знаю, звучит банально, но у тебя такой вид…

— Нет, не другой мужчина. То есть не в том смысле. Я тебе все скажу, ведь я никогда тебе не лгала, и когда скажу, ты сразу все поймешь.

— Ну, тогда жду-не дождусь.

— Знаю. Я тоже. Какая жалость, что никто не работает в воскресенье! И почему по воскресеньям все на свете закрывается!

— Мы с тобой работаем по воскресеньям, — вздохнул Уолтер.

— Да, зато конторы и учреждения во всем мире не работают, чтоб им пусто было!..

Он знал, что расспрашивать бесполезно, она все равно ничего не скажет. Он подался вперед и похлопал ее по руке.

— Видно, я все-таки тебя люблю, раз уж спускаю тебе с рук все твои выкрутасы.

— Да иди ты к черту, Уолтер! И вовсе ты меня не любишь, ни вот столечко, зато ты отличный друг и, к тому же, уверена, потрясающий любовник. Хотя и не собираюсь в этом убеждаться.

Приход официанта, подоспевшего как раз вовремя, чтобы услышать экстравагантный комплимент Морин, помешал Уолтеру сказать что-нибудь в ответ.

Она поспала, но совсем немного. К шести утра она уже приняла душ и оделась. Разница во времени три часа. Сейчас она примется звонить в международные справочные бюро, диктовать допотопные, возможно, уже не существующие телефонные номера, надеясь, что это не затянется слишком уж надолго. Она чуть было не поддалась слабости и не спросила Уолтера, нет ли каких-нибудь телефонных справочников, охватывающих юристов по всему миру. Но нет, не стоит впутывать его раньше времени — потом она все ему расскажет. Он это заслужил. Она еще не решила, что скажет всем остальным, когда найдет отца. Если найдет.

Все оказалось не так сложно, как она боялась. Вероятно, телефонные переговоры стоили в двадцать раз дороже, чем обычно, но об этом она не думала.

Фирма отцовского адвоката уже не существовала в Булавайо, услужливые операторы снабдили ее перечнем других адвокатов, и в конце концов она выяснила, что искомая контора переехала в Южную Африку. И вот Морин разговаривает с городами, о существовании которых даже никогда не задумывалась, хотя в их названиях было что-то смутно знакомое: Кимберли, Квинстаун…

Наконец она нашла человека, когда-то подписавшего одно из писем. В Претории. Морин Бэрри всегда добивалась своего.

Она объяснила, что ее мать умерла и перед смертью взяла с Морин обещание найти отца. Куда теперь ей обратиться за информацией о нем?

Такие дела не держатся открытыми по сорок лет, ответили ей.

— Но не выкинули же вы его. Юристы ничего не выбрасывают.

— Разве вы не можете разузнать все у себя, через ваши местные источники?

— Уже пробовала, никто ничего не знает, фирма, говорят, переменила адрес, и правда, все документы вернули моей матери по ее просьбе. Пришлось наводить справки через вас.

Несмотря на акцент («истощники» вместо «источники», «в консе консов»), ее собеседник производил впечатление очень милого человека.

— Я отдаю себе полный отчет в том, что проводить для меня розыски входит в профессиональные услуги, и готова заплатить сколько причитается за информацию и потраченное вами время. Мы можем подойти к делу более формально — я обращусь к вам через здешних юристов.

— Нет-нет, мне кажется, с вами можно иметь дело и так, без всякого посредничества.

Она почувствовала, как он улыбается ей с другого конца света — этот человек, которого она никогда не видела, живущий в стране, в которой она (и никто из ее друзей) никогда не побывает по причинам политическим. Ее мать однажды где-то сказала, как ей жалко этих белых, которым приходится расстаться со своими хорошими домами и всеми привилегиями. Высказывание было принято прохладно. Мама умела учиться на ошибках и больше эту тему не поднимала.

Человек из Претории сказал, что скоро позвонит.

— Интересно, можете ли вы себе представить, как я буду этого ждать.

— Думаю, что могу, — ответил он со своим забавным акцентом. — Если бы я только что лишился одного из родителей и обрел надежду найти другого, я бы считал, что дело не терпит отлагательств.

Она не знала, как пережила вторник. Человек из Претории позвонил в среду, в восемь утра, и продиктовал ей телефон адвокатской конторы в Лондоне.

— Он жив или нет? — спросила она, прижав руку к горлу в ожидании ответа.

— Они не сказали, честное слово, ничего не сказали. — Он будто чувствовал себя виноватым.

— Но они могут это узнать? — вымаливала она.

— Эти люди могут направить запрос куда следует.

— Неужели они никак не намекнули? — допытывалась Морин.

— Нет, они намекнули.

— Что?

— Что он жив. И вы будете говорить с человеком, который имеет непосредственную связь с вашим отцом.

— Мне никогда вас не отблагодарить!

— Вы еще не знаете, есть ли за что меня благодарить.

— А я вам сообщу. Я вам позвоню.

— Лучше напишите, вы и так потратились на телефонные разговоры. Или вообще приезжайте сюда, ко мне.

— Не-ет, это навряд ли, чем вы еще сможете мне помочь? Вы вообще к какой возрастной категории относитесь?

— Кончайте передразнивать мое произношение, мне шестьдесят три, я вдовец, у меня прекрасный дом в Претории.

— Да благословит вас Бог.

— Надеюсь, ваш отец жив и захочет с вами встретиться, — сказал незнакомец из Южной Африки.

Ей пришлось прождать полтора часа, прежде чем удалось поговорить с человеком из лондонской адвокатской конторы.

— Ума не приложу, почему вас направили ко мне. — В голосе слышалась легкая досада.

— Я тоже, — призналась Морин. — Первоначально было решено, что мы с отцом не должны общаться, пока жива моя мать. Я знаю, это звучит как сюжет из Ганса Христиана Андерсена, но так уж вышло. Можете уделить мне две минуты, всего две? Я быстренько изложу вам суть, деловые разговоры мне привычны.

Английский адвокат понял. Он обещал позвонить.

Морин преисполнилась веры в быстродействие юридической машины. Уолтер нередко говорил ей о разных проволочках и отложенных в долгий ящик делах, да она и по собственному опыту знала, сколько уходит времени на переговоры с поставщиками при оформлении контрактов. И вот вдруг, когда с ней происходило самое важное за всю ее жизнь событие, она натолкнулась на две юридические фирмы, где, казалось, поняли всю срочность ее дела. Почувствовали ее нетерпение и отреагировали на него. В четверг вечером она проверила автоответчик у себя в квартире — ничего, кроме любезного приглашения миссис О'Хаган заходить к ним по вечерам на рюмку хереса, как она заходила к своей бедной матери. И еще сообщение от Уолтера: он собирается на выходные поехать в западную Ирландию — будут, мол, приятные прогулки, отличная еда, а также рыбалка. Можно даже обойтись без рыбалки, если Морин пожелает составить ему компанию.