Если Тертуллиан считал невозможным применить логическое разумение к религиозным предметам, то следующий представитель патристики – Ориген – полагал это осуществимым. Вполне с позиций разума он рассуждал так: человек был создан Богом, но, нарушив запрет вкушать плоды с древа познания, отпал от него и был наказан; с тех пор весь род человеческий грешен, но среди людей есть немногие праведные, которые спасаются в раю, тогда как грешники мучаются в аду. Но ведь человек, каким бы он ни был впоследствии, изначально вышел из рук Всеблагого (абсолютно доброго) Творца, а значит, по большому счету, все же является хорошим, и поэтому когда-либо он все равно вернется к Богу, то есть все спасутся, а ада вовсе не будет. Кроме того, говорит Ориген, первые люди, положившие своим ослушанием начало греху, не вполне и виноваты: зачем им была предоставлена свобода выбора – нарушить запрет или не нарушить, ведь запретный плод всегда сладок, и понятно, что они его должны были вкусить, использовать свою свободу в сторону зла, то есть их грех был в какой-то степени предопределен. А коли так, то за что первых людей жестоко и навечно наказывать? Поэтому вполне возможно их, а вместе с ними и весь человеческий род в конце концов простить, оправдать и спасти в раю.
Самым выдающимся представителем патристики был Аврелий Августин, епископ Гиппонский. Вслед за Тертуллианом он утверждал, что Божественный замысел непостижим. Бог изначально предопределяет одних к спасению в раю, других – к вечным мукам в аду. Поэтому праведный является добродетельным не в силу свободного выбора, а волей предопределения, и потому нет никакой его заслуги в собственной праведности. Равно как и грешник совершает преступления не в силу сознательного выбора зла, а потому что предопределен к нему. Одни должны спастись и поэтому при жизни праведны, а другие обречены погибнуть и оттого грешны. Получается, что последние ни в чем не виноваты и ни в чем нет заслуги первых, стало быть, ни добрыми, ни злыми делами нельзя ничего изменить или как-то повлиять на свою будущую (загробную) участь. Но тогда возникает вопрос: за что же наказывать грешников адом и поощрять праведников раем, если никто не является плохим или хорошим добровольно, но всегда – в силу сверхъестественного предопределения? Этот вопрос вполне правомерен, но только с точки зрения разума; он логичен и вытекает из мышления, а Божественная воля стоит совершенно вне всякого осознания и понимания, и потому данный вопрос является бессмысленным. Равно как лишен смысла и вопрос о том, чем руководствуется Бог, творя свое предопределение, назначая одних к спасению, а других к погибели.
Вообще, говорит Августин, наказание существует только потому, что есть грех или зло, которое не может быть безнаказанным. Но откуда оно взялось, если Бог – абсолютное добро, а значит, не мог создать ничего плохого. Зла первоначально не было вовсе. Бог создал только добро, поэтому оно – самодостаточный и независимый мировой элемент, который существует вечно. Откуда же тогда зло? Первые люди располагали свободой выбора: они могли нарушить Божественный запрет вкушать с древа познания или же могли не нарушить его. В случае нарушения зло появилось бы, а в случае послушания его не было бы. То есть оно могло быть, а могло и не быть, находилось всего лишь в возможности, в потенциальном состоянии и переросло бы в действительность только при определенных условиях. Таким образом, Бог не создавал зла, говорит Августин, оно проистекло из свободной человеческой воли.
Первые люди выбрали нарушение запрета, то есть зло, в результате чего человек отпал от Бога и был изгнан на землю. Грехопадение является, по Августину, началом человеческой истории. Середина ее – это первое пришествие Спасителя и частичное искупление людских грехов мученической смертью на кресте. Концом истории будет второе пришествие и установление Божьего царства на земле. У Августина впервые появляется линейное понимание истории (она имеет начало, середину и конец), в античности же было циклическое представление (история – такой же однообразный круговорот, который наблюдается в природе).
Мистика и схоластика. Вера или знание
В Средние века мироздание стало рассматриваться как творение, воплощение Божественного замысла, и поэтому в центре познания оказалось не оно, а Творец, в силу чего и философия как наука о мире потеряла свое прежнее значение. Теперь участь ее решалась, как мы уже видели, рассматривая взгляды патристики, следующим образом: если философия имеет право на существование, то должна быть «служанкой богословия», а если же не имеет, то ее следует предать забвению, отбросить за ненадобностью.
В каком случае ее можно будет оставить, а в каком – нет? Все зависит от того, может ли она помочь в делах веры или же не способна на это. А помочь – значит обосновывать положения религии, приводить для них разумные основания, уметь их доказывать. Понятно, что и одной веры в религиозные предметы вполне достаточно, но если ее можно будет логически разработать, укрепить с помощью разума и философского знания, то это нисколько не помешает и окажет религии несомненную услугу.
Основные положения веры называются догматами. Вопрос заключался в том, можно ли применить к ним философское рассуждение, то есть осмыслить их и понять, а не только верить в них. Приведем некоторые из этих положений: 1. Бог всемогущ и всеблаг (то есть является абсолютным добром). 2. Бог совершенно свободен. 3. Он сотворил мир из ничего. 4. Первые люди, как младенцы, ничего не ведали, то есть были неразумными, а потому – безмятежными и счастливыми, однако у них была возможность свободно выбрать нарушение или ненарушение Божественного запрета вкушать с древа познания. 5. Бог создал сначала мужчину, потом женщину, установил свой запрет, но они ослушались, совершили грех и в наказание были изгнаны из рая и осуждены на земную жизнь. 6. Род человеческий произошел от Адама и Евы, и поэтому все люди грешны и совершают зло, за что наказываются муками в аду. В конце земной истории человек должен вернуться к Богу. При попытке осмыслить эти положения возникают различные вопросы, недоразумения и противоречия.
1. Если Бог всемогущ, то в его ведении находится и зло, но тогда он не всеблаг (то есть не является абсолютным добром), а если он всеблаг (то есть только добро), тогда зло не от него и ему не подчиняется, но в этом случае он не всемогущ. Получается, что всемогущество и все-благость несовместимы и взаимоисключающи. Из этого выросла очень важная в Средние века и в последующие эпохи проблема теодицеи (богооправдания) (от греч. theos – Бог и dikē – право, справедливость) – объяснения существования зла.
2. Абсолютная свобода есть полная непредсказуемость и неопределенность, ведь это возможность и способность быть кем угодно, каким угодно и когда угодно и даже не быть вовсе. Когда же мы говорим, что Бог всегда есть, что он – только добро, то мы тем самым обрекаем его на то, чтобы всегда быть (а не быть, получается, ему нельзя), а также являться только добрым (а не каким-либо иным), то есть, приписывая ему некие определенные свойства, ограничиваем его абсолютную свободу. Получается, что Бог не может абсолютно все. Например, не может не существовать, или самоуничтожиться, или творить злые дела. А может ли Бог создать существо более могущественное, чем он сам? Это вопрос, который, несомненно, ставит в тупик наш разум.
3. Наше сознание неизбежно исходит из положения о том, что из ничего не может произойти нечто (вспомним философию элейской школы), поэтому творение из ничего не совсем понятно. Если же предположить, что Бог сотворил мир из материи (вещества), то возникает вопрос, откуда она взялась: если существовала всегда наравне с Богом, то тогда он не всемогущ, ибо материя есть независимое от него начало; если же материю создал Бог, то тогда он не всеблагой, потому что как может абсолютное совершенство и добро создать несовершенную и злую материю (телесное, физическое)?
