— Я не расположен к отказам, — сказал все тот человек почти что ему на ухо чуть срывающимся голосом, и в этот момент Рита хрипло, задыхающеся захохотала, и ее лицо, высвеченное призрачной вспышкой стало страшным, словно шаманская маска.

— Напугали смертника алиментами! Не обращай… что они мне могут сделать?!

— Ритка! — резко и зло крикнул Роман, и из-за головы девушки выплыло озадаченное мужское лицо, и Савицкий не без удовольствия заметил, что нос у него разбит, и вообще весь он выглядит как-то подавленно и невесело, как обычно выглядит человек, недавно получивший удар в интимное место. Рита сразу же замолчала, глядя недоуменно, но продолжая дергаться.

Надеяться на Дениса в этой ситуации было глупо — он мог уже и передумать насчет Риты. Да и не хотелось ему на него надеяться.

Если кто-то захочет тебя убить — он тебя убьет.

— Утихомирьте даму, — посоветовал тот же голос, и Роман почувствовал, как в затылок ему уперлось что-то металлическое, холодное. — Нам приказано привезти вас живыми, но насчет здоровья указаний не было.

Он ничего не ответил, но Рита уже и сама замерла, испуганно глядя на что-то позади него. К ним подкатила машина — темный, видавший виды старенький «вольво», Романа развернули, продолжая удерживать вывернутые руки за спиной, в тот же момент что-то тоненько кольнуло его в шею, и как он садился в машину, Савицкий уже не помнил.

На этот раз не было никакого плавного перехода от тьмы к свету — в лицо ему плеснулась волна ледяной воды, и он, задыхаясь и отплевываясь, ошалело вскинул голову. Стоявший перед ним незнакомый человек усмехнулся, звякнул железным ведром и сказал кому-то позади себя:

— Я ж говорил — самое эффективное средство, а вы — препаратик, препаратик… Вот, глядите, сразу же бодр и весел!..

— Неэстетично, все же, — насмешливо произнес мягкий голос, который Роману уже доводилось слышать раньше. Заморгав мокрыми ресницами, Савицкий мотнул головой, отчего позабытая боль в затылке прямо-таки взвыла, потом, болезненно прищурившись, огляделся. Он сидел на стуле посередине большой квадратной комнаты. Пол, стены и потолок были обшиты резными деревянными панелями, за окном без занавесок мирно светало, и чуть покачивались, иногда задевая стекло мокрыми умытыми листьями, ветви молоденькой березки. Откуда-то с потолка сеялся неяркий свет невидимых ламп. Остро пахло лимоном и соленой рыбой, и этот запах мешался с запахом сигаретного дыма. Из-за стены доносились бормотание телевизора и приглушенные голоса.

Человек с ведром усмехнулся еще раз, развернулся и пошел к дверям. Роман пошевелился — руки были завернуты за спинку стула и накрепко связаны. Он потерся щекой о плечо — справа лицо опухло, и челюсть болезненно ныла. Машинально ощупал языком зубы, и один из нижних, слегка шатавшийся после загаражного диалога с Нечаевым, теперь от прикосновения языка сразу же легко поддался с едва слышным хрупаньем, и Роман выплюнул зуб вместе с кровью на светлый деревянный пол, после чего поднял голову и посмотрел на Гельцера, краем глаза уловив, как вышел человек с ведром, тщательно прикрыв за собой двустворчатые двери. Дмитрий помещался в плетеном кресле из солнечной лозы за плетеным же круглым столиком. Одетый попросту, в черные джинсы и спортивную рубашку, раскрытую на загорелой груди с непременной золотой цепочкой, по-скромному тонкой, на которой покачивался крестик, он ловко орудовал узбекским ножом, нарезая ало-розовые ломтики семги. На столе стояла на треть пустая бутылка коньяка, лежали несколько лимонов и стояла высокая сковородка, прикрытая сияющей крышкой. В пепельнице дымилась сигарета. В другом кресле сидел человек с разбитой губой, в котором Роман сразу же узнал администратора-ящерицу, и жадно поглощал что-то из тарелки. За их спинами вдоль стены расположились трое охранников, не сводящих глаз с Романа, и лишь изредка их взгляды — то один, то другой — перемещались в сторону стола, и тогда в них появлялось нечто меланхоличное.

— Роман Андреевич, — приветливо произнес Гельцер и легко постучал череном ножа по столешнице, словно призывая собравшихся к порядку. — И снова здравствуйте. Я же говорил вам тогда, что найду время для беседы.

— Где Рита? — спокойно спросил Роман, осторожно шевеля запястьями за спинкой стула и пытаясь ослабить веревки, но руки были связаны на совесть. Гельцер улыбнулся — теперь уж и вовсе лучезарно.

— Вот прям сразу и подайте ему Риту!.. Тут она, неподалеку… да не сверкай ты так глазами, меня аж дрожь берет, ей богу!.. — он отправил в рот ломтик семги. — В одной из соседних комнат — спит, как младенец, в целости и сохранности, ничего с ней не случилось. Я ж не изверг, — Дмитрий положил нож и развел руками, словно давая понять, что это никак не руки изверга. — Да и не в Рите, в сущности, дело. Ты уж извини, — он легко похлопал себя ладонью по челюсти справа, — ребята перестарались, очень уж обозлились на твои брыкания.

— Бить по бесчувственному организму невежливо, — заметил Роман, глядя на нежеланного собеседника и в то же время острыми, короткими взглядами обшаривая комнату и вид за окном. — А разговаривать со связанным человеком — и вовсе некультурно. Либо развяжите меня, либо свяжите всех остальных, и себя в том числе. А то я ощущаю некий дискомфорт.

— Ты тоже был не очень-то вежлив, — Дмитрий укоризненно покачал головой. — На причале хамил, племяннику моему, — он сделал жест в сторону жующего человека-ящерицы, — по морде дал зачем-то, а человек ведь ничего тебе не сделал. Верно, Игорек?

Игорек что-то согласно пробурчал, бросая в сторону Савицкого испуганно-злорадные взгляды, и налил себе коньяка.

— Я не люблю, когда за мной ходят, — Роман поморщился от боли в ноющем затылке. — Я становлюсь нервный и теряю координацию движений. Что тебе надо?

— Разговор у меня к тебе, Рома, — Гельцер сразу же помрачнел, — очень серьезный разговор, и я искренне надеюсь на твою откровенность. Ты же понимаешь, что у меня есть все основания на нее надеяться… Но вначале… все ж таки я тебя пригласил, неудобно как-то — мы тут пьем-закусываем, а гость в сторонке… Может, хочешь чего-нибудь? За стол, правда, не зову, но… Рыбки, мясца, — Дмитрий приподнял крышку, и по комнате сразу же разлился чудесный аромат. — Вепрятинка в брусничном соусе, а? Под коньячок? Или водочку? Лично, извини, не поднесу, но ребята — пожалуйста. Только развязывать я тебя не буду — уж больно, говорят, ты резвый. Так как, Ром?

— Если можно, воды, — отозвался Роман. — Только на этот раз не в морду.

— Ну, воды — так воды, — Гельцер пожал плечами почти с искренним огорчением гостеприимного хозяина, и сделал знак одному из охранников. — Тебе как — с газом, без газа?..

— Переигрываешь.

Дмитрий испустил сочный смешок и закурил. Охранник налил полный стакан воды, неторопливо подошел к Роману и ткнул край стакана ему в губы, глядя равнодушно. Савицкий, подавшись вперед, отпил половину, пролив часть себе на рубашку, и без того мокрую, потом снова прижался к спинке стула, пошевеливая ноющими, затекшими плечами и слушая, как где-то за окном быстро приближается насквозь знакомый звук моторки или катера. Охранник поставил стакан на стол и вернулся на свое место. В тот же момент Дмитрий тихо что-то сказал «администратору», тот кивнул и вышел из комнаты, а Гельцер встал и передвинул свое кресло, так что оно оказалось в двух метрах от Романа. Охранники остались стоять у стены.

— Советую не делать глупостей и на меня героически не прыгать, — ласково проговорил Гельцер, присаживаясь и забрасывая ногу за ногу. — Итак, Рома, приступим… Давай сразу — никаких «не знаю» и «первый раз слышу», идет?

— Да пожалуйста, я всегда могу сказать что-нибудь другое.

— Что — юморной? — Гельцер подмигнул ему, а в следующий момент его лицо сделалось серьезным, сосредоточенным, а глаза за тонкими стеклами очков заискрились льдом. — Когда Маргарита Горчакова наняла тебя для моей ликвидации, и как ты планировал это совершить?