— Почему же он отвел меня не на дорогу, а к той женщине? Почему он меня не убил, как было положено?
— Я не знаю, — Рита устало поежилась. — Может… потому, что он увидел твое лицо?
— При чем здесь мое лицо?
— Понимаешь… мне кажется, он приходит не просто за человеком. Он приходит за именем. Ты же помнишь… наши персонажи… у них было только имя… и их личность… и примерный возраст.
— Но у них практически не было внешности.
— Да. Он соблюдает общие правила — пол и возраст, но ему совершенно не важна внешность, потому что для нас она никогда не имела значения. Он никого из вас… кроме меня… и Гельцера… не знает в лицо. Он приходит за человеком, чьим именем я назвала конкретного персонажа, он приводит его в примерное соответствие с возрастом персонажа… но он его не знает.
— Получается, что меня он знает?
— Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны. Иначе, почему он дал тебе отсрочку, несмотря на то, что ты критиковал его книги? Он даже сделал тебя главным героем!
— Сомнительная честь… Но я не видел его раньше… кажется… — пробормотал Роман и тут же схватил ее за плечи и как следует встряхнул. — Кроме тебя и Гельцера?! Ты что же — и себя воткнула в эту чертову книгу?!
Она молча трепыхнулась, пытаясь вырваться, но ответ уже и не был нужен — выражение глаз говорило само за себя. Роман разжал пальцы, и Рита дернулась в сторону так поспешно, что стукнулась спиной о дверцу. Стиснув зубы, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, удивляясь тому, что уже не испытывает ни ошарашенности, ни потрясения перед невероятностью происходящего, ни ужаса — ничего. Наверное, это было ненормально, узнав такое, ничего не чувствовать. Просыпалась в затылке позабытая боль, начинала ныть ушибленная спина, да отчаянно хотелось спать — и это было все. Оставалось множество вопросов, но спрашивать уже ничего не хотелось. Повернувшись, он распахнул дверцу и вылез в дождь. Облокотился о машину и закинул голову, позволяя каплям барабанить по лицу. Рядом раскачивались березы, суматошно взмахивая ветвями, словно призывая на помощь. Небо озарилось призрачной вспышкой, отчего на мгновение выступили из тьмы далекие купола Успенского собора, оглушительно грохнуло, и Роман мысленно сообщил возможно несуществующему, что с молниями тот малость припоздал, да и целиться следует получше. Хлопнула дверца, Рита обошла машину и встала напротив него. Осторожно тронула за плечо и сразу же отдернула руку, словно боялась, что он ее ударит. Ветер подхватывал ее волосы, яростно трепал их и швырял ей в лицо, и поникшая фигурка под дождем казалась совсем маленькой, сломленной и размытой, словно растворяющейся среди тугих косых серебристых нитей… будто сама она была лишь персонажем, живущим только на страницах, и теперь исчезает вместе с чернильными буквами, которые размывает вода…
— Прости меня. Пожалуйста. Я никогда такого не хотела. Если б я знала, к чему это приведет, я бы никогда…
— Хватит! — резко сказал Савицкий, проводя ладонями по лицу и приглаживая мокрые волосы. Рубашка и пиджак, уже насквозь промокшие, прилипли к груди и спине. — Довольно этого, считай, что я проникся! Где эта чертова книга — в твоем особняке?! Ты не пыталась ее уничтожить?
— К чему ты задаешь такой вопрос? — она отступила на шаг, и новая вспышка высветила на ее лице неожиданную надменность — почти забытое выражение, которое Роман видел на ее лице в тот день, когда Рита впервые ступила на палубу его катера. — Если я пыталась уничтожить себя, то разумеется я пыталась уничтожить и ее! Это невозможно. Я не просто стирала файл — я разбивала к чертям системник и несколько раз даже топила его в озере… но спустя совсем немного времени он снова оказывался на моем столе, — Рита хихикнула, и в этом тонком звуке слышалась подкрадывающаяся на цыпочках истерика. — Если бы не весь ужас происходящего, было бы даже забавно, что это нечто с такой тщательностью восстанавливает разбитую машину. Отчего-то это напоминает мне платок, который каждую ночь клали на столик Фриде…
— Поедем на остров. Я должен ее прочесть.
— Нет, он…
— Если б он был против — давно б уже явился! — рявкнул Роман. — Но его нет. Я должен узнать, что в ней. Я уже понял, что моему персонажу хана, но я…
— А вдруг что-нибудь случится, если персонаж прочитает о самом себе! Прочитает о собственной смерти! — закричала она в ответ.
— Что-нибудь случится в любом случае!.. И я — не персонаж! И не собираюсь им быть! Я сам по себе, как и ты! Мы живые! Нас никто не придумал!
Рита подняла руки, но сразу же опустила, и они повисли вдоль бедер. Ее одежда насквозь промокла, волосы облепили голову и плечи, косые струи дождя безжалостно хлестали по бледному лицу. Их разделял всего лишь метр, но казалось, Рита стоит по другую сторону бездонной пропасти, и с каждой секундой эта пропасть становится все шире, и она смотрела на него сквозь холодную серебристую стену дождя — глупая, несчастная, озлобленная девчонка, написавшая глупую книгу и с головой угодившая в собственный кошмар. Он вдруг подумал, каково это было — проводить долгие часы с человеком, которого боишься, потому что он может вдруг начать убивать всех направо и налево, но еще больше боишься, что с ним может что-то случится, и в этом будет твоя вина? Неизвестно, какую роль она в своей книге отвела Гельцеру, но там он явно пытался с ним расправиться, вот она и решила, что здесь будет точно так же, и пыталась сделать все, чтобы этого не произошло… в усмерть перепуганная амазонка с пистолетом и ножкой от кухонного стола… глупый ребенок, стоящий под огромным дождем наедине со своей виной и под присмотром собственного демона, от которого некому защитить, и от которого и ты никого защитить не сможешь…
Злости на нее не было. Было естественное раздражение человека, угодившего в дурацкую и опасную ситуацию, было желание отшлепать за то, что пишет всякую ерунду, но злость была припасена для другого. Он действительно был другим, он был совершенно отдельным и самостоятельным, и не воспринимался, как сбежавшая темная часть чьей-то души. Нужно только понять, кто он такой и как его изменить?
Он хотел сказать ей это и уже качнулся вперед, к ней — то ли, чтобы Рита его лучше расслышала, то ли чтобы спрятать от этого огромного дождя — Роман и сам не понял, да и не успел понять, потому что пронизанная дождем тьма за спиной вдруг изменилась, и он резко развернулся, и Рита одновременно с его движением дернулась назад и легко стукнулась о крыло машины.
— Роман Андреевич? — спокойно спросили из-за стены дождя — голос был незнакомым и едва слышным из-за шума разбушевавшейся стихии, и в тот же момент ослепительная вспышка высветила троих мужчин, стоящих перед ними полукругом, и их размытые дождем лица и крепкие фигуры казались совершенно одинаковыми.
— Нет, — так же спокойно ответил он, одной рукой подтягивая к себе Риту, а другой нашаривая ручку дверцы. Из-за дождя усмехнулись.
— Не глупите. Не будете ли вы так любезны пройти с нами? Вас приглашают в гости.
— Я не расположен к визитам, — Роман распахнул дверцу и буквально вшвырнул внутрь девушку, издавшую слабый возглас испуганного протеста, в тот же момент развернулся и прянул в сторону, удерживая в поле зрения все три кинувшиеся к нему фигуры, сейчас казавшиеся серебристыми от рассекаемого их движением ливня, и искренне надеясь, что у Риты хватит ума сию же секунду уехать. Удар, предназначавшийся ему, достался машине, захлопнув дверцу, Роман увернулся от захвата одного противника, блокировал удар другого, одновременно сам нанеся удар в чью-то челюсть, в тот же момент нырнул вниз и вбок, огибая третьего, пока второй кувыркнулся спиной в дождь, и тут щелкнула открывающаяся со стороны водителя дверца, и он услышал взвизг, потом звук удара и болезненный мужской возглас. Сменив маневр, Савицкий тотчас же дернулся в сторону, откуда раздался этот возглас, и навстречу ему из-за машины прямо в свет фар выступила четвертая фигура, крепко держащая отчаянно извивающуюся и брыкающуюся Риту, сжимая ее шею в сгибе локтя одной руки, а другой что-то приставив к ее голове — и вряд ли это что-то было какой-нибудь безобидной вещицей. Даже без нее захват был опасен, и он видел, как судорожно дергаются ее губы, ловя воздух. Роман резко остановился, сбоку и сзади на него налетели, вывернули руки назад и толкнули, так что он грудью ударился о машину.
