Да ты и сам хорош — какого черта ты его впустил?!
— Смотри, ничего нигде не трогай, — сказал он вместо этого, и Вася посмотрел на него озадаченно.
— Да я и не… а че такое?
— Стул видишь на полу?
— Нет.
— Вот то-то и оно. Думаешь, она туда взлетела?
— Е!.. — воскликнул мужичок и одним прыжком оказался возле Романа. — Так ее… уй, е!.. вот это я попал… — он замысловато выругался, яростно почесал голый живот и прищурился. — не, вроде Ольга… не, точно Ольга… видать, чего-то сделала с собой… Вот, что значит, внимания на людей не обращать — потом и не признаешь их.
— Давай-ка выйдем отсюда… — сказал Роман, почти пропустив его слова мимо ушей и разворачиваясь в сторону прихожей, но в самый последний момент ухватил смысл и осведомился: — Ты о чем?
— Ну так… Ольге-то уже за полтинник… Он хоть и молодилась, но все равно… годы-то берут свое, — Вася бросил на покойницу последний недоуменный взгляд. — И в теле была… а теперь — прямо тростиночка. Не старше тридцати выглядит.
Роман обернулся — не без опаски, но мертвая женщина по-прежнему вела себя именно так, как ведут себя все мертвые женщины. И если выбросить из памяти ту кошмарную распухшую маску, она действительно казалась не старше тридцати. Ну тридцать пять максимум.
— Так почем ты знаешь, что это она — ты же ей в лицо не смотрел?
— Да она, она, — Вася удрученно махнул рукой. — Я ж ее больше двадцати лет знаю, мне и в лицо смотреть не надо. Вон, у нее на правой руке ожог выше локтя — это, она говорила, с детства еще… можешь глянуть.
— Раз ты ее так хорошо знаешь, так может пацан ее у тебя посидит, пока тут не разберутся и не решат, чего дальше, родственникам позвонят, — предложил Роман. — Не на улице же ему торчать? Тем более…
Вася, обходивший опрокинутую тумбочку, обернулся.
— Какой пацан?
— Ну как какой — сын ее, — Роман снова начал раздражаться и, почувствовав это, мысленно облегченно вздохнул — раздражение смывало прочь неприятное и постыдное ощущение от того, что он только что в усмерть перепугался. — Денис. Это же он меня сюда и притащил — мол…
— Мужик, ты или путаешь чего, или тебя кто-то наколол, — озадаченно сказал Вася, в то же время глядя на Романа не без подозрения. — Ольга одна тут жила, и никаких детей у нее нет.
* * *
Кухня была аккуратной, нарядной, чисто прибранной, на окне — кружевные занавесочки, на стенах бесчисленные полочки со специями, крючочки, с которых свисали кухонные принадлежности и яркие полотенчики. На подоконнике, застеленном клеенкой, выстроились горшки с цветами, стояли они и на холодильнике. Над столом мерно тикали часы, расписанные резвящимися щенками, на самом же столе, покрытом ярко-желтой скатертью, стоял овальный поднос с чайником и сахарницей, и иногда поглядывая на него, Роман почему-то отчетливо представлял, как сидела за этим столом рыжеволосая женщина и пила чай — сидела в одиночестве в своем аккуратном кухонном царстве, глядя на часы и на глуповатые щенячьи морды. Ему подумалось, что женщине этой очень не понравилось бы, что сейчас ее желтая скатерть усыпана чешуйками пепла, а рядом с подносом пристроилась маленькая салатница, заполненная окурками. Присутствие же на кухне троих мужчин в верхней одежде и обуви, которые курили вовсю, ей не понравилось бы еще больше.
— Значит, вы утверждаете, что пришли сюда по просьбе мальчика, который представился сыном Ольги Аберман?
— Он сказал, что его фамилия Лозинский, — Роман потер ноющий висок и рассеянно посмотрел на сидящего перед ним человека с тонкими черными усами и острой бородкой, придававшими ему вид испанского корсара, для конспирации переодевшегося черную куртку и темные джинсы. Корсар, носивший фамилию Панов, казался беспредельно добродушным, и только цепкие взглядики внимательных глаз показывали, что это далеко не так. Примостившийся же возле подоконника молодой светловолосый крепыш, неохотно представившийся старшим лейтенантом Нечаевым, был небрит и недоволен, а его глаза смотрели с таким выражением, что Роману то и дело чудились пронизывающий ветер и холодная стена за спиной. Крепыш не скрывал, что Савицкому нисколько не верит, но ограничивался лишь короткими скептическими репликами и большую часть времени занимался тем, что смотрел в окно, да постукивал пальцем по округлому пестрому листу маранты, предоставив корсару все делать самому.
— После того, как Аберман не открыла, вы влезли на подоконник, правильно?
— Вы случайно не из тех, кто в детстве неоднократно смотрел «Чапаева», надеясь, что уж в этот-то раз он не утонет?! — Роман вкрутил окурок в белый фаянс салатницы, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам. — Я рассказываю вам это уже в десятый раз и ничего нового я вам не скажу!
— Вы были знакомы с Аберман?
— Нет.
— А мальчика, которого, якобы, нашли перед своей дверью, видели раньше? — неожиданно злобно поинтересовался Нечаев, и Роман посмотрел на него холодно, потом ответил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
— Может и видел. Для меня все дети на одно лицо, я уже сказал.
— Значит, увидь вы его сейчас, то и не узнали бы?
— Теперь уж узнал бы — я этого паршивца на всю жизнь запомнил! — Роман откинулся на табуретке, прижавшись спиной к стене. — И давайте без «якобы»! я его не выдумывал. Уж если б я хотел обставиться, то, во-первых, придумал бы что-нибудь более правдоподобное, а, во-вторых, вовсе сюда бы не пошел.
— Погодите, никто же не утверждает, что вы лжете, — ласково сказал Панов и покосился на коллегу — почему-то насмешливо.
— Да? Ну, значит, мне мерещится, — буркнул Роман и принялся было разглядывать лампу под потолком, но его взгляд тут же скользнул на корсара. — У этой… действительно не было детей?
— Действительно. Одинокая женщина, вела бухгалтерию парфюмерно-косметического магазина, по отзывам соседей — хороший, безобидный человек, которого подвесили к потолку на шнуре питания от монитора собственного компьютера, — спокойным тоном произнес Нечаев, и его ярко-голубые глаза недобро блеснули. — Может, хочешь посмотреть еще раз?!
— Погодите, Валерий Петрович, — корсар сложил пальцы домиком. — Просто, вы понимаете, Роман Андреевич, что рассказали очень странную историю? Какой-то мифический мальчик, растворившийся в воздухе. Никто его не видел. Женщина, с которой вы столкнулись у подъезда, например, никакого мальчика с вами не видела.
— Не видела или не заметила? — Роман снова вернулся к созерцанию лампы. — Пацан был совсем мелким. Я его сам заметил не сразу, чуть не наступил на него.
— И почему же, вы думаете, он пришел именно к вам?
— Не знаю. Думать — это ваша забота, я рассказал все, что знаю.
— А может, не все? Может, Роман Андреевич, — снова встрял Нечаев, — вам стоит сказать то, что вы действительно знаете — что убили вы эту Аберман, а потом вернулись сюда, потому что что-то забыли. Ключа у вас не было, поэтому вы выломали дверь, а потом придумали всю эту сказку с мальчиком!
— Гениально! — буркнул Савицкий. — А перед этим залез на подоконник, чтобы все на меня полюбовались. Очевидно, у меня мания величия. Или может, я пытался просочиться сквозь решетку, да, елки, не вышло?! Поэтому да, придумал сказку про мальчика. И фамилия моя вовсе не Савицкий, а Оле-Лукойе!
— Успокойтесь, Роман Андреевич, — сказал Панов психиатрическим тоном. — Может, чего-нибудь хотите? Водички? Или сигарету?
— Я бы сейчас выкурил изысканную сигару, скрученную на голом бедре смуглой кубинки, только вряд ли у вас завалялась такая в кармане, — Роман снова потер висок, слушая приглушенные голоса за стеной, и Нечаев взглянул на него с интересом.
— А что — сигары так делают?
— Возможно. Хотя большинство утверждает, что это вранье.
Нечаев удивленно дернул головой, после чего на его лице появилась досада, и он отвернулся.
— Семченко, который помогал вам высадить дверь, сказал, что в комнате вы вели себя… странно.
— Там труп висел. Естественно я вел себя странно, — Роман чуть прищурился, изгоняя из памяти медленно поднимающееся распухшее мертвое лицо. — У меня слабые нервы… Кстати, мужик этот тоже вел себя… немного странно. Он сказал, что женщина… вроде как и не Ольга, а потом все-таки признал. Он утверждал, что она слишком молодо выглядит, хотя на деле ей было за пятьдесят. Мне показалось, он очень удивился.
