– Значит, часы и вправду краденые… – вздохнула я, но образ Евы после того, что я услышала, не потускнел, а наоборот, она показалась мне еще более таинственной и невероятно притягательной. Это же не она украла, наверняка ее втянули в это дело, а она не смогла отказаться, потому что тот парень, в которого она была влюблена и который так и не появился, подлый, в кафе в половине четвертого, тоже был из этих сомнительных и скользких типов, что так нравятся женщинам.

– Да, часы краденые. – Она кивнула головой, но взгляда не отвела. – Я же говорила тебе, что это длинная история. Но деньги принадлежат мне, это мой процент за услугу, которую я оказала в свое время одному очень состоятельному господину…

– Он был влюблен в тебя?

– Скажем так, я работала у него, – мягко поправила она меня.

– Кем?

– Помогала ему в его бизнесе. Но ты не пугайся, это не то, что ты подумала. Просто он брал меня с собой для переговоров, мы ездили с ним много, я и переводила, и занималась его документацией…

– И где он сейчас?

– Думаю, в Швейцарии. Лечится. Большой бизнес требует здоровья…

Ева принесла деньги и положила на стол передо мной.

– Вот. И больше не будем возвращаться к этому разговору.

Я понимала, что и меня втягивают в какое-то дело, и лишний раз убедилась в том, что моя встреча с Евой в кафе не случайна и что все-таки не я, а она приметила меня и приблизила к себе. Каждый ее шаг был обдуманным, и ее присутствие на выпускном – только часть плана. При других обстоятельствах я бы постаралась исчезнуть, отказаться от каких бы то ни было отношений с Евой, потому что понимала, что-то здесь не чисто, но судьба словно сама послала мне ее, чтобы я с ее помощью смогла уехать из этого города и сделать так, чтобы меня потом долго искали…

– Ты не представляешь себе, как я была бы счастлива, если бы кто-нибудь поехал со мной в Москву повидать мою мать. Иногда мне кажется, что как я выдумала эти дурацкие истории про нее, так и ее саму выдумала… Может, у меня никогда и не было матери? Не знаю…

– В принципе, мы могли бы отправиться туда немедленно, а чего тянуть-то? Мне, честно говоря, и самой интересно уже взглянуть на твою мамашу и, если ты только разрешишь, конечно, поговорить с ней по душам… Это ты не сможешь разговаривать с ней начистоту, ты онемеешь, как только увидишь ее, у тебя, возможно, будет шок, а мне-то чего терять? Объясню ей все как положено, что, мол, нельзя, мамуля, бросаться маленькими девочками…

– И то правда, – согласилась я. – Говоришь, можем отправляться туда хоть сегодня? Подожди… Но я же не знаю ее адреса. Сначала надо бы повидаться с мамой Машей. Я могу поехать одна, но если ты не против, то можешь составить мне компанию. Она живет в двадцати километрах от города, у нее свой дом, огород там, сад, клубника сейчас пошла… Она хорошая, вот увидишь, тебе понравится. А главное – добрая.

– А позвонить ей никак нельзя?

– Я не могу с ней так… по телефону. Кроме того, мне все равно надо ее повидать, ведь я же все-таки окончила школу, понимаешь? Куплю коробку конфет, цветы… Хотя нет, у нее у самой цветов целая клумба… Куплю ей конфет, может, еще что-нибудь в подарок, духи какие, она знаешь как обрадуется?!

Я подумала в эту минуту, что мой визит к маме Маше, по сути моей крестной, может быть последним, прощальным. Ведь рано или поздно меня все равно вычислят, найдут, арестуют и посадят за убийство. Маме Маше надо не конфеты дарить, а что-нибудь такое, что останется на память.

– Скатерть, – произнесла я вслух.

– Скатерть или покрывало, – поддержала меня Ева. Слыша ее голос, мне хотелось плакать от счастья, что я хотя бы сейчас не одна, что у меня есть такая добрая и умная подруга. Надолго ли?

Мы быстро собрались и поехали. Прямо рядом с домом в супермаркете купили красивое, в розах, покрывало, комплект итальянских зеленых полотенец с вышивкой, бутыль с оливковым маслом, коробку коллекционного английского чая, шоколад и… упаковку хорошего стирального порошка.

– Все функционально, разумно и по-женски, – так, к моей величайшей радости, оценила Ева наши покупки, и это вместо того, чтобы, как я предполагала, удивляться некоторым моим идеям относительно выбора подарков. Слушая ее, у меня от счастья кружилась голова. Ведь у меня теперь имелись деньги, которые я могла потратить на подарки тем, кого я любила, а таких было очень мало…

Мы погрузили все это в багажник такси и поехали в Клещевку – деревню, где жила мама Маша.

Не знала, что буду так нервничать, когда увижу знакомый палисадник с цветущими пышными пионами, голубые ворота, окна с веселыми белыми наличниками, расписанными синими тюльпанами, пыльный куст сирени и цветущий душистый жасмин… Валя называла ее мамой Машей, для меня же она была просто Машей, близкой подругой, моим поводырем по жизни, моей совестью… Маша знала обо мне многое и, как правильно заметила моя дочь, умела держать язык за зубами. Слушая, однако, Валентинины дичайшие легенды о себе, я не знала – плакать мне или смеяться?! Что за нелепые истории о матери-преступнице? О матери, по которой плачет тюрьма…

Думаю, и Маша, увидев нас вместе, испытала шок, хотя и была предупреждена о нашем визите задолго до этого дня. Она не разделяла моего желания войти в жизнь моей дочери путем обмана. Для того чтобы уломать ее быть моей соучастницей, мне потребовалось немало времени и сил. Маша – человек прямой, открытый, если не сказать ограниченный. Круглая, мягкая, как сдобная булка, с мелкими и невыразительными чертами лица, с негромким и тоже каким-то сдобным голосом, одевавшаяся во все светлое, в цветах, кружевах и щедро украшавшая себя бусами, брошками, сережками и браслетами из раскрашенных семян, орехов и ракушек, она всегда встречала меня, как и подобает человеку ее склада, с радостью на лице, однако последний раз приняла меня сдержанно, как если бы чувствовала, что приехала я к ней не просто повидаться, что у меня к ней не совсем обычное предложение. Она молча наблюдала, как я достаю из сумки подарки и раскладываю на столе – теплую розовую шаль, прекрасное издание ее любимого романа «Джен Эйр», кусок оранжевой и еще холодной, только что со льда, семги, коробку с бисквитами – и уже тогда начала нервничать.

– Послушай, что случилось? Что тебе от меня надо? Я же и так показала тебе дочь, ты обещала мне ее не тревожить… Оставь девочку в покое. Пусть она прокладывает себе дорогу самостоятельно, чтобы ей некого было потом упрекать…

– Тебе повезло, твоя мать оставила тебе этот дом с огородом и садом, а после отца тебе досталась квартира в городе, которую ты сдаешь за двести долларов, ты этим и живешь, а что есть у моей девочки?

– У нее есть молодость, здоровье и выбор. – Маша поджала губы. Глаза ее, маленькие, серые, не отрываясь смотрели на розовую шаль. На веранде было солнечно, на подоконниках стояли горшки с цветущей огненно-красной геранью и рододендронами, а прямо рядом с Машиными ногами, обутыми в уютные желтые тапочки, на оранжевом свежевыкрашенном полу разлегся огромный рыжий кот с черным противоблошиным ошейником. Он жмурился на солнце и принюхивался к рыбному запаху… – Хочешь все-таки, чтобы я познакомила вас, или сама?..

– Ты не поняла… – И я принялась разъяснять моей трудной подруге, каким образом я хочу познакомиться с моей дочерью.

– Ева, я понимаю, ты баба красивая, за собой следишь, да и природа тебя не обидела, морщин вон почти нет, кремами разными дорогими пользуешься – денег-то куры не клюют, но не думаю, что Валька поверит, будто тебе двадцать пять.

Я приблизила к ней свое лицо, зная, что при всем желании она все равно не отыщет на нем приметы тридцатитрехлетней женщины, с матовой кожей, безукоризненное, с нежным румянцем на щеках, и поняла, что Машка, моя ровесница, выглядевшая много старше своего возраста, завидует мне, и ей очень трудно это скрывать. Она злится на меня за то, что я, такая непутевая, безалаберная, легкомысленная особа, которая при моем-то образе жизни должна выглядеть как драная кошка, на самом деле смотрюсь лет на десять моложе, да и здоровье у меня – позавидовать можно…