ШУСТРЫЙ: Базара нет. Покупает билеты, Гиря издали наблюдает за Шустрым, потом подходит к кассе, покупает билет.
*
Купе, мягкие диваны, спальных мест нет.
Шустрый и Чужая сидят в купе, у Чужой в руках букет цветов, она прикрывает им лицо. Заходит чех в форме, это контролер, проверяет билеты, уходит. Шустрый закрывает дверь.
Гиря в том же вагоне, в купе с несколькими чехами, сидит, смотрит в окно.
Чех обращается к нему с каким-то вопросом, Гиря отвечает: «Нихт ферштейн», чех замолкает.
*
На выезде из Праги в кафе на заправке.
Малыш разговаривает с двумя крупными мужчинами, это барыги. Он в очках, щетина сбрита, остались только усы.
МАЛЫШ:…Так что, земляки, – выхожу из гостиницы – нет ни машины, ни товара.
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Так я не понимаю, мы-то чем можем помочь?
МАЛЫШ: Вы б меня подбросили до Словакии, там меня жена ждет, а то денег у меня на дорогу нет. Машину заправил, все в товар вложил, в люстры.
ВТОРОЙ БАРЫГА: Места нет в машине.
МАЛЫШ: Да выручайте, братцы, с каждым может беда случиться.
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Ну а если б ты нас не встретил, что б делал?
МАЛЫШ: У меня золото есть, цепь, сто сорок грамм.
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Покажи.
Малыш расстегивает рубаху и показывает цепь.
ВТОРОЙ БАРЫГА: Мы можем купить.
МАЛЫШ: Да я не хочу продавать, это подарок. Я б в залог оставил. Вы же из (называет город):…
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Точно.
МАЛЫШ: Я сразу слышу, по разговору, земляки. Подвезите до Братиславы, я с вами дома рассчитаюсь, а золото в залог оставлю.
ВТОРОЙ БАРЫГА: И сколько думаешь заплатить?
МАЛЫШ: Триста долларов до Братиславы.
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Полштуки. За пятьсот довезем. В лучшем виде. Идет?
МАЛЫШ (смеется): Идет. Только в лучшем виде не надо, лучше как есть.
Барыги смеются.
ПЕРВЫЙ БАРЫГА: Да не бойся, все будет тип-топ.
МАЛЫШ: Ну, тип-топ так тип-топ, земляки всегда друг друга выручат.
*
Купе. Чужая и Шустрый.
ЧУЖАЯ: Женя, а ты давно их знаешь?
ШУСТРЫЙ: Кого? Малыша и Гирю?
ЧУЖАЯ: Ну, всех этих. Рашпиля, Малыша, Карасика…
ШУСТРЫЙ: Малыша недавно, а у Рашпиля я давно работаю. Правда, ни разу с ним и не базарил. Я раньше у Буйного работал, на базаре. Знала Буйного?
ЧУЖАЯ: Знала. Тот, что в прошлом году потерялся.
ШУСТРЫЙ: Да, пропал. Вышел из дому в тапочках, на минутку, – и нет до сих пор.
ЧУЖАЯ: И не будет. Не нужно было деньги кроить от Рашпиля.
ШУСТРЫЙ: Не понял… Ты что-то знаешь?
ЧУЖАЯ: Я дохуя знаю, вот и попала в такую непонятку. Да и вы все вместе со мной… Слушай, а у тебя нет с собой ничего?
ШУСТРЫЙ: В смысле? Волына есть, ты ж знаешь.
ЧУЖАЯ: Ну пыхнуть, драпу там, или хмурого?
ШУСТРЫЙ: Не… Откуда? Водка только есть.
ЧУЖАЯ: Слушай, Женя, давай накатим. Совсем мне тошно от этой движухи.
ШУСТРЫЙ: Давай, только Малышу не втусуй, он орать будет.
ЧУЖАЯ: Орать? В смысле – смеяться?
ШУСТРЫЙ: Нет, в смысле – кричать.
ЧУЖАЯ: Кричать – в смысле говорить?
ШУСТРЫЙ (смеется): Анжела, да ты мертвого заебать можешь.
ЧУЖАЯ (смеется): Да я живого лучше заебу…
Шустрый достает из сумки бутылку «Абсолюта».
ЧУЖАЯ: Стаканов нет, да и хуй с ними… Садись поближе (показывает на диван рядом с собой):, хоть облокочусь об мужчину, два месяца одни мрази вокруг.
*
Микроавтобус выезжает с лесной дороги на шоссе. За рулем машины Малыш.
Лес, следы волочения какого-то предмета, заканчивающиеся сугробом. Из сугроба виден ботинок. Идет снег, заметает следы.
Малыш останавливается на заправке, заправляет микроавтобус. Покупает гамбургер и уносит с собой.
На площадке отдыха, рядом с заправкой. Включив в кабине свет, Малыш ножом аккуратно срезает с водительских прав (старого образца, книжечкой) и паспорта свои фотографии. Так же поступает с паспортом и правами одного из барыг, после чего бросает фотографии в мыльницу, наполненную водой.
Малыш разбирает гамбургер, выбрасывает псу начинку, после чего начинает жевать булку. Разжевав хлеб – сплевывает в платок, закручивает платок, получается шарик.
Снимает ножом протертый через платок клейстер, вытирает нож об лист бумаги, клейстер остается на бумаге…
*
Купе поезда, Шустрый и Чужая целуются, в бутылке «Абсолюта» осталась половина.
*
Малыш кончиком ножа, нож держит в руке, как перо или скальпель, за лезвие, аккуратно, с напряжением, течет пот – снимает с размокших фотографий верхнюю глянцевую пленку, с печатями. После чего переклеивает эту пленку на свои фотографии. Протерев лобовое стекло изнутри рукавом, приклеивает фотографии изнутри, чтобы они высохли.
Вид снаружи, через лобовое стекло – две фотографии Малыша, большая и поменьше, на правах он моложе, в форме лейтенанта. Выражения лица на фото разные, более поздняя, паспортная фотография – лицо угрюмое, безжизненное, взгляд недобрый.
*
Сексуальная сцена в купе поезда.
Здесь – на усмотрение режиссера, но никакого орального секса!
*
Малыш вклеивает клейстером из хлеба свои фотографии в права, в паспорт убитого Барыги.
МАЛЫШ (рассматривая паспорт, потом права, поднося их к лампочке): Так, товарищ Гладких, попробуем доехать с тобой до Венгрии. Хуево, конечно, получилось, пожадничали вы… Кто-то и меня так же, в безвыходняке…
Рассмотрев на свет документы, Малыш выходит из автобуса, ест снег, брызгает водой изо рта на раскрытый паспорт и на права, как на белье при глажении, кладет документы в карман.
*
Карасик, осунувшийся, постаревший за два дня на несколько лет, ставший из респектабельного иностранца простым стариком, идет по улице. Заглядывает в витрины, проверяет, нет ли за ним слежки. Слежка есть, он ее обнаруживает, ходит по магазинам, заходит в парадные, проходит через проходные дворы. В конце концов, оторвавшись от слежки в крупном универмаге, смешавшись с толпой, – идет на почту. Купив телефонную карточку, звонит по телефону.
КАРАСИК: Рашпиль, привет!… Тут пацаны натворили делов. Два барана, ну и по мелочам там, еще двоих рванули… Да, эта у них… Не знаю как, но мусора почти все знают. Один из пацанов в торбе, он и заложил… Ну все, имей в виду – через границу они не пройдут, дело на самом верху было, на контроле… Все, удачи, буду держать в курсе… У меня все нормально, мусора на меня наехали – но ни хуя, я ж не фраер, доебаться им не к чему было… Ну все, давай, брат, держись там.
Закончив разговор, Карасик набирает другой номер, дождавшись ответа, говорит в трубку: «Простите, не туда попал. Иди на хуй, короче!»
*
Купе поезда. Чужая и Шустрый сидят рядом, голова Чужой лежит на плече Шустрого, он приобнял ее за плечи.
ЧУЖАЯ: И ты тогда прибился к рашпилевцам, понял, что лоховская жизнь – это стойло.
ШУСТРЫЙ: Ну да. Да и вообще – лавэ надо, а вкалывать понту нет никакого. Вон родыки всю жизнь въябывали – и хули?
ЧУЖАЯ: А барыговать не пробовал?
ШУСТРЫЙ: Да не было капитала, с чего начать. И не по мне эта житуха – выдрачивать каждую копейку, труситься за грош.
ЧУЖАЯ: Та же хуйня. Знаешь, как говорят: «Не жил хорошо – нехуй и начинать».
ШУСТРЫЙ (говорит голосом и с интонациями Малыша): Да ну на хуй, прорвемся, Анжела.
ЧУЖАЯ: А как же, Шустрый… (Протягивает руку, берет бутылку, дает Шустрому глотнуть, потом пьет сама.):
ЧУЖАЯ: Женя, а ты знаешь, мы вот едем, едем – это вы меня на смерть везете.
ШУСТРЫЙ (смотрит в упор на Чужую, с недоумением): Чего? Ты что, прикалываешься?
ЧУЖАЯ: Нет. Пизда мне дома будет. Закопает меня Рашпиль.
ШУСТРЫЙ: Не гони. Напишешь ксиву Артуру – и всех делов.
ЧУЖАЯ: Я ж тебя недаром спрашивала – давно ты их знаешь или нет. Не рубишь ты, Женя, в серьезных людях.
ШУСТРЫЙ: Да ладно. Сама серьезная, что ли? Если б не Рашпиль да не мы, – сама же говорила, тебя цыгане со свету бы сжили.
ЧУЖАЯ: Если б не Рашпиль да не этот хуесос Карасик, – я б и не попала в такую непонятку.
