Двадцать один год я руководил перегрузочными работами в Мокамех-Гхате. На протяжении всех этих долгих лет, даже когда я находился во Франции и в Вазиристане[53] во время войны 1914–1918 годов, грузы проходили безостановочно по Бенгальской Северо-Западной железной дороге, не задерживаясь ни на минуту. Когда я впервые взял подряд, через Мокамех-Гхат ежегодно переправлялось от четырехсот до пятисот тысяч тонн груза. К тому времени, когда я передал подряд Рам Сарану, поток грузов увеличился до миллиона тонн.

Те, кто приезжает в Индию в поисках удовольствий или прибыли, никогда не соприкасаются с настоящими индийцами, доверие которых позволило горстке администраторов в течение почти двух столетий управлять огромной страной с многомиллионным населением. Пусть беспристрастные историки судят о том, было ли это правление благотворным для тех людей, с которыми я вас познакомил, для бедняков моей Индии.

Будху принадлежал к касте «неприкасаемых», и за все годы нашего знакомства я ни разу не видел его улыбающимся: жизнь наложила отпечаток на его душу. Когда он пришел наниматься ко мне на работу, я увидел высокого изможденного человека лет тридцати пяти. У Будху были жена и двое малолетних детей. По его просьбе я направил его на перегрузку угля с ширококолейной на узкоколейную дорогу в Мокамех-Гхате, поскольку здесь могли трудиться и мужчины и женщины, а Будху хотел, чтобы его жена работала вместе с ним.

Платформы с углем на ширококолейной дороге и вагоны для погрузки на узкоколейке стояли друг против друга. Между ними находилась наклонная платформа шириной в три фута. Уголь с платформы в вагоны перекидывался лопатами, а также переносился в корзинах. Работа была крайне тяжелой, особенно потому, что над платформой не было никакого навеса. Зимой мужчины и женщины работали на холоде и часто мокли целыми днями под дождем. Летом они натирали волдыри на ногах, ступая босиком по железному полу платформы и вагонов. Лопата в руках непривычного человека, пытающегося заработать на хлеб себе и своим детям, — жестокое орудие. После первого же дня работы человек уходит со стертыми руками и мучительной болью в спине. На второй день на руках образуются волдыри, а боль в спине становится еще мучительнее. На третий день волдыри лопаются и начинают гноиться, а спина разгибается лишь с трудом. После этого в течение недели или десяти дней только сила воли может заставить несчастного работать. Я знаю это по собственному опыту.

Будху и его жена прошли через все эти испытания. Часто, когда, проработав шестнадцать часов, они тащились к жилью, которое я им предоставил, мне хотелось сказать, что они уже достаточно настрадались и им следует подыскать работу полегче. Но они хорошо зарабатывали, по словам Будху, лучше, чем когда бы то ни было, и я предоставлял им возможность продолжать работу. Наступил день, когда с окрепшими руками и спинами, которые больше не болели, они уходили с работы таким же быстрым и легким шагом, как и приходили.

В это время перегрузкой угля занималось около двухсот мужчин и женщин, поскольку летом приток грузов, в том числе и угля, усиливается. Вагоны, в которых в Калькутту перевозились зерно, опиум, индиго, кожи и кость, возвращались с угольных шахт Бенгалии, груженные углем. Через Мокамех-Гхат ежегодно проходило пятьсот тысяч тонн угля.

Однажды Будху с женой не вышли на работу. Чамари,[54] десятник бригады, занимавшейся погрузкой угля, сообщил мне, что накануне Будху получил открытку и утром со всей своей семьей двинулся в путь, сказав, что вернется, как только сможет. Через два месяца они вернулись и поселились на прежнем месте. Будху и его жена опять работали с таким же усердием, как и раньше. На следующий год примерно в то же время Будху, пополневший к этому времени, и его жена, которая более не выглядела такой изможденной, опять прервали работу. На этот раз они отсутствовали три месяца и, когда вернулись, вновь выглядели измученными и обессиленными.

Я интересуюсь личной жизнью моих рабочих только в тех случаях, когда ко мне обращаются за советом или по собственной инициативе рассказывают о своих делах, поскольку индийцы очень щепетильны в этом отношении. Поэтому я не знал, почему Будху время от времени бросает работу, и каждый раз после получения открытки. Почту для рабочих передавали десятникам, и они раздавали ее работающим под их началом мужчинам и женщинам. Я велел Чамари направить ко мне Будху, когда он в следующий раз получит открытку. Девять месяцев спустя, когда по железной дороге шло особенно много угля и все мои люди работали с полным напряжением сил, Будху с открыткой в руках появился в моей конторе. Открытка была написана таким почерком, что я не мог ее прочитать и попросил сделать это самого Будху. Но он оказался неграмотным, однако сказал, что Чамари прочел открытку: в ней содержался приказ немедленно явиться для уборки урожая. Ниже я привожу историю Будху, которую он рассказал мне в тот день в конторе. Эта история типична для миллионов бедняков Индии.

«Мой дед, крестьянин, занял две рупии у бании в своей деревне. Одну рупию бания удержал в счет процентов за год вперед. Он заставил моего деда приложить палец к своей долговой книге. Время от времени дед имел возможность выплачивать бании несколько анна для погашения процентов. После смерти деда долг перешел на моего отца и составлял уже 50 рупий. За время жизни отца долг увеличился до ста пятнадцати рупий. Тем временем старый бания умер и его сын после смерти моего отца послал за мной. Он сказал, что, поскольку долг нашей семьи достиг значительной суммы, необходимо, чтобы я представил ему должным образом оформленный и снабженный маркой документ. Я выполнил это требование, но, так как у меня не было денег, чтобы уплатить за бумагу с гербовой маркой и за регистрацию документа, бания предоставил мне необходимые деньги и добавил их к долгу, который теперь вместе с процентами достиг ста тридцати рупий. В качестве особой милости бания согласился снизить проценты до двадцати пяти. Эта милость была оказана при условии, что моя жена и я каждый год будем помогать ему убирать урожай до тех пор, пока весь долг не будет выплачен. Соглашение о том, что моя жена и я будем бесплатно работать на банию, было записано на другой бумаге, к которой я приложил свой палец. В течение десяти лет моя жена и я помогали убирать урожай бании, и каждый год, подведя итог, он записывал его на оборотной стороне бумаги с маркой, заставляя меня прикладывать к записи свой палец. Я не знаю, насколько возрос долг после того, как я взял его на себя. На протяжении многих лет я не мог ничего внести для погашения долга. После того как я начал работать у вас, я уплатил один раз пять, другой раз семь и третий раз тринадцать рупий, всего двадцать пять рупий».

Будху никогда не приходила в голову мысль отказаться от уплаты долга. Он опорочил бы не только себя, но и, что еще хуже, своего отца и деда. И он продолжал выплачивать долг деньгами и работой и жил, не имея надежды погасить его. После его смерти он перейдет на его старшего сына.

Узнав от Будху, что в деревне, где живет бания, имеется вакиль,[55] я записал его имя и адрес. Будху же я сказал, что он может вернуться на работу, а я тем временем посмотрю, что можно сделать с банией. Последовала длительная переписка с местным вакилем, смелым брамином, ставшим нашим надежным союзником, после того как бания оскорбил его, приказав убраться из своего дома и не вмешиваться в чужие дела. От вакиля я узнал, что долговая книга, перешедшая к бании по наследству от отца, не может фигурировать в суде в качестве доказательства, поскольку в ней запечатлены отпечатки пальцев давно умерших людей. Бания обманом заставил Будху составить документ, в котором ясно сказано, что он, Будху, занял сто пятьдесят рупий из расчета двадцать пять процентов годовых. Вакиль советовал мне не оспаривать прав бании, поскольку документ, составленный Будху, имел законную силу и Будху признал его законность, сделав три взноса в счет уплаты процентов, а также приложив свой палец к записям, произведенным на документе в связи с этими выплатами. Когда я направил вакилю распоряжение об оплате всего долга и процентов, бания отдал документ. Однако он отказался признать недействительным частное соглашение, в силу которого Будху и его жена должны были бесплатно работать на уборке урожая. И только когда по совету вакиля я пригрозил бании, что привлеку его к ответу за вымогательство, он отдал второй документ.