— Воздух уносит души почивших, — сказал Кай Басc.

— Умирая, люди возвращают природе малую толику позаимствованного у нее воздуха, — сказала Флавиана.

— Воздух служит для того, чтобы покачивать озаренные солнцем, цветущие ветви груши вон там, слева, поверх стены, — сказал Герулик.

— И для того, чтобы позволить нам болтать глупости, — сказала Ликорис.

— И дышать, — с широкой улыбкой сказал Т. Соссибиан.

— И дать нам возможность задыхаться, хрипеть и умирать, — заключил Публий Савфей.

CXXIV. He забыть

Пемза для папирусов.

CXXV. Женщина, вытирающая лужицы разлитого времени

Женщина, которая любит постукивание буксовых табличек. Женщина с буксовой табличкой. Женщина, гадающая на воске. Женщина, что затачивает лезвие кинжала. Женщина, скрывающая вялое, старческое лоно. Женщина, которая пользуется лоскутом истертого полотна. Женщина, вытирающая лужицы разлитого времени.

CXXVI. Мечты П. Савфея Минора

Вот какими мечтами поделился с нами Публий в пиршественном покое своего дворца.

Греться у огня, разведенного из щепок и сухой лозы.

Вытащить на берег рыбу, что бьется на конце волосяной лески, которую торопливо наматывают на палец.

Поставить на стол из неструганых досок прозрачный мед в красном глиняном горшке.

Услышать, как потрескивает в золе очага скорлупа испеченного яйца из его собственного курятника.

Мы рассмеялись. Мы хохотали до слез.

CXXVII. Печальный вечер

Небесный свод был безнадежно далек и черен. Я ощутила внезапную усталость; сердце, чудилось мне, вот-вот выскочит из груди. Я попробовала облегчиться рвотой. Мне хотелось кинуться вниз головой с высокой скалы. Или, на худой конец, упасть с земли в бездну небес. Я послала за сладким сирийским вином, и оно помогло мне извергнуть желчь. Потом осталась в одиночестве возле жаровни. Спатале зашла, чтобы налить масла в лампы; подойдя ко мне, она прижала мою голову к своему животу, но я попросила ее уйти. Вдруг я опустилась на колени. Вынула из жаровни погасший уголек и написала на мраморной доске букву «К». Поглядела на нее. И разрыдалась.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

(листы 512, о. с. — 518, л. с.)

CXXVIII. Воробушки

В щелях плетня, на раскидистом дереве и на ограде из сухих камней воробушки кормили своих птенцов.

Мне представилось зрелище: дворец в руинах. И суетливая беготня служанок, и няньки, кормящие младенцев с пальца.

CXXIX. Памятка

Флавиана ездила вчера в Кору.

Сегодня в Террацину.

Завтра в Форми[91].

CXXX. Памятка

Проценты к календам.

Сандалии.

CXXXI. He забыть

Отполировать ногти на пальцах ног.

СХХХII. Вещи длительные и вещи краткотечные

Среди вещей длительных назову я детство.

Кусты букса.

Ожидание внука Аула, который пошел к учителю грамматики и вот уже час как должен был вернуться.

Старость.

Морскую черепаху.

Смерть тех, кто ушел из этого мира.

Бессонницу.

Воронов.

Среди вещей краткотечных ты не отметила бессмертных богов и совершенные произведения искусства.

Из вещей краткотечных следует исключить любовь. Она принадлежит всему роду людскому, как мужской член или женские груди, что неотъемлемо с нею сочетаются, тем самым позволяя ей возрождаться вновь и вновь, хотя в них самих нет ничего истинно человеческого.

СХХХIII. Волнующие звуки

Среди звуков, волнующих душу, ты укажешь голос желанного тебе существа, донесшийся из-за изгороди, полога носилок, двери или парчовой драпировки.

Говор уроженцев Сетии. Таков был говор Латронии. Латрония родилась в Сетии. Она была очень молода, смешлива и необычайно хороша собой. Ее убили в год смерти Магнуса. Д. Авиций запретил подпускать меня к ее телу.

Стоит мне заслышать волнующий звук игральных костей в рожке, как лицо мое вспыхивает пурпуром, а сердце уподобляется бурдюку с вином, который пастух вынимает из ручья и жадно подносит к пересохшим губам.

CXXXIV. Монах, пришедший с Востока

Амния, монах, пришедший с Востока, красивый, как все выходцы из долины Инда, одетый по-королевски роскошно и окруженный многочисленной челядью, появился у ворот дворца П. Савфея на Целиевом холме. Фронтон, управляющий, провел его во второй таблиний[92], пригласил сесть и подождать хозяина. Сам же поспешил сообщить о госте Публию, который тем временем слушал, как Ол и Кальпетан состязаются в игре на лире. Там же, с ним вместе, находились Кай Басc и Тиберий Соссибиан. Услышав новость, Публий вскакивает на ноги, во внезапном приступе гнева плюет наземь, срывает со лба свою голубую шерстяную повязку и приказывает немедленно вышвырнуть Амнию прочь из дворца, за ворота, а коли упрется, то и закидать камнями. Кай спрашивает Публия, отчего он столь грубо нарушает закон гостеприимства. Публий вновь натягивает свою голубую шерстяную повязку на лоб и отвечает:

— Идея, что мир всего лишь видимость, сама по себе видимость.

CXXXV. Еще одна сентенция П. Савфея Минора о богах

Выпив вина, Публий отозвался о богах и людях в пределах нашей вселенной следующим образом:

— Отсутствие богов добавляет вселенной блеска и величия. Люди же умаляют это величие (или иначе: люди умаляют вселенную, приписывая ей некое величие).

CXXXVI. Признания П. Савфея Минора

Публий говорит, что сон упорно бежит от него прочь. Он встает с постели. Бродит по дому голый, зевая в полудреме. Приоткрывает ставни. Иногда он садится и грезит о том, что спит. Он улыбается и грезит о том, что окончательно впадает в беспамятство.

CXXXVII. Словцо П. Савфея Минора

П. Савфей взглянул на детишек Ауфидии и Флавианы, бегавших по саду, который пропалывали садовники и расцвечивала всеми своими красками весна. И Публий сказал так:

— Дети отличаются грацией молодых бельчат.

CXXXVIII. Памятка

Проценты к календам.

Тридцать шесть мешочков золота.

Хрустальные кубки с резьбой по мотивам вышивок.

Восемь циатей.

Портшез.

CXXXIX. Зубы Спатале

Спатале подносит ко рту сливу. Слива явно кислая. Ибо Спатале кривится, и тогда сразу видно, что во рту у нее нет ни одного зуба.

CXL. Памятка

Лаврентийский кабан.

CXLI. He забыть

Никогда больше в рот не брать сабинского вина.

СХLII. Сентенция П. Савфея Минора

Публий утверждает, что не существует ни страдания, ни веселья, ни разочарования, ни надежды:

— Во имя чего нужно жаловаться и страдать? Чего мы ждем от вселенной, когда объявляем себя несчастными? И что думаем о ней, когда нам чудится, будто мы поймали счастье или сжимаем в объятиях тело, сулящее счастье? Рождение, солнце, достоинства фигуры, гражданское общество, воздух, смерть — все это ровным счетом ничего не определяет.

CXLIII. Словцо Т. Соссибиана

Тиберий Соссибиан подобрал жирные складки своего брюха и объявил:

— После каждой удачной мысли я нанизываю на себя моего Афера.

CXLIV. Судьба человеческая

Т. Соссибиан со своим юным рабом Афером, П. Савфей, М. Поллион и К. Басс беседовали о судьбах империи и успехах религиозных партий. М. Поллион обращается к Публию с вопросом: каковы будут грядущие времена и что ждет наших потомков? Публий отвечает так:

— Во-первых, все естественные функции тела, которые уподобляют людей другим животным. Во-вторых, два-три занятия, которые отличают нас от других животных, а именно одевание, раздевание, какие-никакие разговоры. И наконец, времяпрепровождение по воле случая и уход из этого мира. Таков будет удел всех, кому суждено жить в грядущих веках.

CXLV. Памятка

Проценты к календам.

CXLVI. П. Савфей Минор и Лициний Сура

Публий, в своей шерстяной повязке, с острыми коленями и высохшими икрами, воздев, как всегда, руки, звучно и низко произносит фразы на древнеримском языке, с тщанием и чистотою книги Лициния Суры[93]. Кажется, будто этот человек пылко призывает нас к бунту; на самом же деле он просто-напросто читает вслух книгу Лициния Суры.