С самого начала пришёлся он старосте не по нраву. Строптив, дерзок, волком глядит, того и гляди укусит. В первый же день оказалось, что работать придётся поболе, чем в трактире. Спать вообще непонятно когда. А кормить – это ещё заслужить надо старанием да покорностью, чтоб кормили. На ночь его во дворе на цепь сажали. Каждый вечер секли, рубцы уже гноиться начали.

Покорности это, конечно, Гармаю не добавило. Знаю я такую породу – чем ты их боле грызи, тем они к тебе злее. По себе знаю… И понял его хозяин, что одной лишь порки маловато будет. Решил так наказать, чтобы как следует проняло. И чтобы всем остальным в острастку было.

Вывели мальчишку во двор, связали руки – да и подвесили на перекладине колодезя. Ноги на локоть до земли не доставали. А внизу, под ногами, костерок разложили.

Знакомо это мучение Гармаю было, да не по своей шкуре. Рыжий Волк такое с пленниками вытворял, ежели чего дознаться хотел. Когда и где караван ждут, откуда родом купцы, где у них дома золотишко запрятано…

Домашние собрались, и просто сельчане – поглазеть. Если и жалел кто, виду не подавал, боялись старосту сердить.

А тут путник приключился, зашёл в их село ночлега попросить. И как раз на двор старосты ему кто-то указал – мол, там тебя примут, обогреют да обустроят, если, конечно, монета есть.

Увидел путник, что здесь творится, подошёл к старосте – и говорит – сымай, мол, не дело это, бог накажет. А какой именно бог, не уточнил. Староста взбеленился – ты кто таков? Мой раб, что хочу, то и делаю. А путник ему в ответ – я у тебя его куплю. Сколько просишь?

И тут случилось непонятное. По всему как оно должно было пойти? В лучшем случае вытолкали бы этого странника в шею, а в худшем – деньги бы отобрали, да и придушили тихонько. Закопать – и кто потом дознается, что такой-то здесь проходил?

А вышло иначе. Поскреб староста плешь свою – да и согласился. Дюжину дюжин докко запросил – и незнакомец, не торгуясь, выложил. Нацарапали на дощечке купчую, взял странник Гармая за руку и вывел из села. А выходя, повернулся – и воздух над селом перекрестил.

Вот так и познакомился он с господином Аланом. И скоро уж год, как вместе ходят.

– Не раб я для него, тётушка, – напоследок сказал Гармай. – Он и сам то говорит. Другом своим называет. Веришь ли, ни разу даже не отлупил, хотя и было за что…

Хоть раз увидев господина Алана, нетрудно было поверить.

Удивительно спокойная выдалась седмица. Ни «синие плащи» о себе знать не давали, ни крыса, в угол загнанная – то бишь господин Гиуртизи. Посетителей тоже было немного, и всё по мелочи – с зубами да животами.

Алан поправлялся с удивительной прытью, я и сама не понимала, в чём тут хитрость? То ли у людей из этой его дальней земли особое телесное устройство, то ли ошиблась я в тот первый день, на раны да ушибы его глядя. Сам Алан лишь отмахивался – что тут такого, Господь помогает. Нужен, мол, он Богу своему, вот и заживает всё как на собаке.

Ну, насчёт собак не знаю. У нас тут, на юге, их не держат – разве что в горах. А вот во Внутреннем Доме их полно. Случалось нам с наставником туда забредать. Было дело, некий знатный человек на нас, путников, свору свою спустил. Забавлялся светлый держатель, гостей развлекал. Только вот не могло ему на ум прийти, что у наставника Гирхана под тряпьём сабля укрыта. Не думаю, что у тех его псов что-то зажило. Зато нам пол-луны укрываться приходилось, уездная стража по следу нашему рыскала почище собак…

А насчёт Бога его… Не хотелось мне об этом думать – сразу та ночь вспоминалась, когда затухали колдовские огни. Что это было – случайность, совпадение? Или и впрямь обладает Алан некой силой, а сам того не понимает, на Бога своего сваливает? Сила-то в нём есть – хотя бы тот случай взять, когда Гармая он у старосты вызволил. Невероятно же – простой путник, не знатный, без охраны, без оружия, да ещё при деньгах… И на деревенскую власть, на самого старосту пасть разинул… А ведь не прибили, и мало того, прогнулись, продали мальчишку. Не уверена я, что мне бы такое удалось, хоть я всеми своими уловками обольщай, хоть всё своё искусство морочить используй.

Наставник Гирхан, может, и справился бы. Да и то – вряд ли так вот просто. Хитрость бы какую измыслил.

Оставалась третья возможность – этот его таинственный Бог впрямь существует и заботится о своём вестнике. Но ежели такое допустить, то вся моя жизнь, выходит, зря прошла? Зря я плюнула на ступени храма Ночной Госпожи, зря я, похоронив мальчика моего, продала дом да лавку и в путь по дорогам пустилась, сама не зная, куда и зачем? Зря с наставником Гирханом повстречалась? И эта моя суета мышиная, в Огхойе – тоже, получается, зря? На том ведь и строила я свою жизнь, что нет никого ни на небе, ни на земле, ни в бездне. Ни богов, ни духов, ни посмертных этих Нижних Полей. И колдовства никакого нет, а есть только тёмная вера человеческая, и, воспользовавшись ею искусно, можно такие дела творить, что людям и впрямь чудесами покажутся. И в том мой хлеб, в том моя сила.

А если всё не так? Если, как говорит Алан, мир действительно создан этим Богом из пустоты, и управляется им… значит, есть и всё остальное? И боги, и духи, и маги истинные… а ведь, пожалуй, и есть – давешние «синие плащи». Не трюком были их страшные огни, не уловкой. Всерьёз они собирались постояльцев моих испепелить…

Наставник однажды рассказал мне, что у жрецов Господина Бурь есть древнее предание, где всё не так о богах говорится, не по-обычному. Дескать, изначально был только один Создатель Мира, но трудно было ему одному поддерживать землю и небо, согревать их дыханием своим. Вот и подул он направо и налево, и так возникли великие духи. Одни стали властвовать над водами, другие над огнём, третьи над светилами, четвёртые над всякой живой тварью. И не понравилось новым Владыкам, что есть над ними сотворивший их Единый. И воспользовались они тем, что ослаб он после того, как выдул богов, и погрузили они чарами своими его в глубокий сон. И сами, подражая ему, стали дуть направо и налево, вверх и вниз. И выдули они мелких духов, коих и называем мы стихийными духами, коих множество чинов и разрядов. Но забыли боги о том, что не только их Единый создал, но и человека – из крови своей. Проколол он себе руку, и смешал он кровь с пылью земной, и вылепил из этой кашицы первых людей. Потом уж расплодились люди по лицу земли, но он спал уже. Однако всем известно, что кровь – это кровь. В ней и жизнь, и память. И потому сохранилась у людей связь с Единым… Наставник Гирхан говорил, что очень это предание древнее, и потому запрещено его записывать, а только так передают, из уст в уста. Хотя ещё при государе Иулази, половину великой дюжины лет назад, запретили его и рассказывать. Мол, этак и гнев богов на Высокий Дом навлечёшь. Но всё равно рассказывают, только тайно. Наставник потому и знает, что сам бывший жрец. Сбежал из храма Господина Бурь, когда ему всего две дюжины с небольшим было. Или изгнали его – глухо он про ту пору говорил…

Может, какая-то правда здесь есть? Я рассказала это предание Алану, очень он заинтересовался. «Перепутано многое, выдумано, забыто – а всё же просвечивает Истина даже сквозь такую корку. На самом деле было так…» И пошёл рассказывать, руками махать.

И складно он говорил, убедительно и ярко. Только молчало моё сердце, не отзывалось. Чуяла я – за мудрыми словами пустота. Как в небе – сколько ни лети ввысь, а будет всё тот же пустой зыбкий воздух.

– Тётушка, тебя кличут! – вырвал меня из путанных моих мыслей Гармай.

Ну вот, так всегда. Подумать не дадут старушке.

Брюзжа, я вышла на крыльцо.

…Юноша был высок, хорошо сложен, а одет хоть и бедно, но опрятно. Сразу видать, издалека. Глаза у него усталые и какие-то словно пеплом присыпанные.

– Ну, ты меня звал? – неприветливо буркнула я, глядя поверх его черноволосой головы. С посетителями именно так и надо, неласково. У кого и впрямь нужда, перетерпит подобное обращение, а кто не по делу пришёл, тот сразу поймёт, что здесь ему не мёдом намазано, бесплатного развлечения не жди.