– Тебе не удалось выяснить, что с ней было в течение того месяца?

– Я разговаривал с людьми, которые в то время состояли у нас в штате, но никто из них толком ничего не знает. Поговаривают, будто у нее когда-то подозревали рак, но потом оказалось, что тревога ложная. А исчезла она сразу после этого. Никому не говорила, что с ней произошло, да никто ее вроде бы и не расспрашивал.

– Пусть сыщик разузнает, кому и куда Дуглас посылал цветы в это время, – предложила Шэрон. – Он всегда пользуется услугами Полы Прайк из Айлингтона. У них в архивах должны сохраниться какие-то записи. Если эта стерва лежала в больнице, Дуглас вполне мог послать ей цветы. Тогда по крайней мере у нас будет за что зацепиться.

– Да, мысль неплохая, – кивнул Феретти.

– Какие ходят сплетни по поводу десятерых засранцев, которых я уволила? – осведомилась Шэрон.

Она имела в виду журналистов, состоявших в общем штате «Трибюн». Четыре дня в неделю они работали на «Дейли», а пятый – на «Санди». Шэрон выдвинула им ультиматум: либо они всю неделю работают у нее, либо пусть выкатываются к чертовой матери.

– Все очень огорчены, особенно наша дражайшая Джорджина, – ответил Феретти. – Беда лишь в том, – простодушно добавил он, – что обвиняют в случившемся не ее, а тебя.

Не успело последнее слово сорваться с его губ, как он горько раскаялся в своей болтливости.

Шэрон тигрицей соскочила с кресла и метнулась из-за стола. Встав посреди кабинета, она заорала:

– Как они смеют обвинять меня, эти уроды? Да я этих раздолбаев всех поувольняю! Почему они считают, что эта гребаная сучка тут ни при чем? Отвечай, мать твою! – Глаза ее метали молнии.

Феретти настолько перепугался, что боязливо втянул голову в плечи. Он забыл стряхнуть пепел с сигареты, который провис длинной колбаской, грозя вот-вот свалиться ему на брюки.

– Я хочу знать поименно всех, кто меня обвиняет! – продолжала вопить Шэрон.

«Ну вот, опять из меня доносчика делают», – подумал Феретти, поймав блокнот, который бросила ему Шэрон. И тут же не без злорадства начал вспоминать, кто был с ним не слишком любезен в последнее время.

Вечер пятницы, конец рабочей недели. Джорджина валилась с ног от усталости. Сев в машину, она позволила себе отвлечься от раздумий и просто посматривать по сторонам, на жизнь вечернего Вест-Энда. Автомобили еле ползли по запруженным улицам, из театров валили толпы людей. Джорджина с грустью попыталась вспомнить, когда была в последний раз на спектакле.

Под фонарем пристроилась парочка влюбленных. Не обращая внимания на прохожих, они страстно целовались, причем молодой человек обеими руками тискал ягодицы девушки. В душе Джорджины шевельнулось неясное чувство. На мгновение ей тоже захотелось ощутить мужскую ласку. Выпадет ли ей когда-нибудь такой случай? И действительно ли она хочет этого?

Джорджину беспокоила Белинда. Подруга устала от необходимости скрываться, отчаяние и обида порождали бесконечные ссоры. Джорджина вдруг подумала, что, будь ее любовником мужчина, она могла бы проявлять свое отношение к нему не таясь. Они бы спокойно возвращались домой, а утром вместе уходили на работу. Она тяжело вздохнула – день выдался сложный.

Увольнение десятерых репортеров потрясло ее. Битых две недели она пыталась доказать Шэрон, что делать этого нельзя, но так и не сумела отстоять свою правоту. Если увольнение проводилось в рамках плана реорганизации деятельности «Трибюн», разработанного Дугласом, то должно было закончиться почти неминуемым крахом. Оставшись с Дугласом с глазу на глаз, Джорджина так ему и заявила:

– Дуглас, я считаю, это настоящее самоубийство. Неужели вы этого не видите? Тиражи всех наших выпусков начали стремительно падать. Я уверена: снижение интереса к нашим изданиям связано в первую очередь с падением уровня мастерства журналистов. Мы должны повышать его, а не освобождаться от лучших авторов. Читатель становится более разборчивым, это очевидно.

Увы, добиться, чтобы Дуглас ее понял, ей тогда так и не удалось.

Сейчас же она чувствовала себя настолько разбитой, что мечтала лишь об одном: вернуться домой и устроиться на софе с огромным бокалом охлажденного вина…

Затренькал мобильный телефон. Звонила Белинда.

– У тебя совсем измученный голос, – взволнованно сказала она. – Что-нибудь случилось?

– Нет, обычная история, – ответила Джорджина. – Шэрон выгнала сразу десять журналистов, которые готовили для меня статьи. Один из них только вчера узнал, что у его жены рак груди. Шэрон поступила бесчеловечно, но не это главное. Все они первоклассные авторы, и я теперь даже не представляю, как обойтись без них.

– Ты меня очень тревожишь, Джорджи, – призналась Белинда. – Не стоит тебе так убиваться. Все уже говорят о том, что Дугласа скоро выживут. Ходят слухи о готовящемся слиянии, о заговоре за спиной Дугласа, который возглавляет Гэвин. На твоем месте я бы подала в отставку.

– Но я не могу бросить Дугласа в беде – слишком многим ему обязана, – вздохнула Джорджина.

Она не раз задумывалась, удерживает ли ее что-нибудь в «Трибюн», кроме чувства признательности. Джорджина часто вспоминала, как он спас ей жизнь, вернувшись в ее квартиру той злополучной ночью. Много раз она пыталась бросить все и уйти из «Трибюн», но всякий раз Дугласу удавалось отговорить ее от этого шага.

У нее с Дугласом было много общего. Оба вышли из низов, оба были в Англии иностранцами, оба завоевывали Лондон. Дугласа подгоняла жажда власти. Деньги лишь помогали ему добиться высокого положения. «Работать и только работать» – таков был его девиз.

– Главное – это цель, которую ты перед собой ставишь, – сказал он несколько лет назад Джорджине, когда они остались наедине. – А уж добиться ее куда проще. Нужно только помнить о том, что такое мощь и сила настоящей власти. И еще: если ты желаешь ее сохранить, то должен навсегда отказаться от жалости и сантиментов.

– Неужели вы никогда не испытываете мук совести? – спросила Джорджина.

– Я всегда считал и продолжаю считать, что нужно по возможности поступать честно и порядочно, – высокопарно изрек Дуглас, – хотя порой приходится совершать поступки, которые могут кому-то показаться дурными. Нельзя быть хорошим всегда, во всем и для всех. Как только люди подмечают, что ты даешь слабинку, они тут же начинают этим пользоваться. А цель обычно оправдывает средства.

– Но власть без авторитета тоже таит в себе опасность, – заметила Джорджина. – И немалую. Если окружающие не уважают вас, вы становитесь беззащитны, ибо в случае нападения врагов никто не придет к вам на помощь…

Белинда прервала поток ее воспоминаний:

– Джорджи, неужели ты не понимаешь, что Дуглас тебя использует? Неужели, видя, как он позволяет Шэрон измываться над тобой, ты продолжаешь ему доверять? Взять хотя бы этих уволенных журналистов. Это просто чудовищно! Ты прекрасно знаешь, что Шэрон хочет руководить «Дейли» и «Санди» одновременно, причем события развиваются таким образом, что все к этому и идет. И Дуглас, безусловно, в курсе. Почему он не положит конец ее безобразиям?

– Он клятвенно заверял, что меня никто и пальцем не тронет, – мрачно ответила Джорджина. – Кстати, именно благодаря ему я получила эту должность. Я доверяю ему. Наверное, у него есть основания для того, чтобы позволять Шэрон такое. У Дугласа масса недостатков, но на предательство он не способен. Нет, он меня не выдаст. Он человек честный.

– Не будь такой легковерной, – укоризненно сказала Белинда. Потом, чуть помолчав, спросила: – Может, заедешь ко мне вечерком? Для разнообразия.

Джорджина уже подъезжала к своему дому, и мысль о том, чтобы ехать куда-то еще, ее совершенно не вдохновляла.

– Нет, Белинда, только не сегодня. Я и правда чувствую себя совершенно разбитой…

– Как хочешь, – отрезала Белинда, и телефон замолчал.