У Старки отчаянно заболела голова.

— Я готова с ним встретиться в любой момент. Никаких проблем.

— Дело вовсе не в том, что ему хочется на тебя взглянуть, Кэрол. Ему нужны факты и то, чтобы дело не стояло на месте.

Старки почувствовала, как ее начинает охватывать ярость.

— И что, по-твоему, я должна сделать, Барри? Вытащить преступника из собственной задницы?

Челюсть Келсо ходила, словно он перекатывал во рту стеклянные шарики.

— Это было бы неплохо. Он сказал, что мы могли бы помешать АТО забрать у нас дело, если показали бы что-нибудь определенное. Подумай над его словами.

Келсо повернулся и скрылся за дверью своего кабинета.

У Старки еще сильнее разболелась голова. Она вчера так напилась, что сама себя испугалась в зеркале и все утро провела в страхе: неужели алкоголь одержал окончательную победу? Старки проснулась злая и смущенная — в ее снах вновь появился Пелл, хотя она отмахнулась от этого, посчитав, что во всем виноват стресс. Приняв две таблетки аспирина и одну тагамета, Старки поехала на работу, надеясь узнать что-нибудь новое про гексоген. Ничего нового она не узнала. А теперь еще и это.

— Келсо настоящая вонючка, — сказала Марзик. — Как ты думаешь, он так с нами разговаривает, потому что мы женщины?

— Понятия не имею, Бет. Слушай, не переживай из-за портрета. У Пелла есть еще три, он обещал принести. Мы покажем их Лестеру, может, что-нибудь и выйдет.

Марзик все не уходила. Старки отчаянно хотелось освежить дыхание, но она не собиралась этого делать, пока Марзик рядом.

— Хотя Лестер не смог описать лицо, он уверен насчет бейсболки и длинных рукавов.

— Хорошо.

— Я договорилась с ним, что он придет сегодня ближе к вечеру, чтобы посмотреть на пленки. Ты обнаружила что-нибудь интересное вчера вечером?

Старки откинулась на спинку, чтобы оказаться как можно дальше от Марзик.

— На общих планах — ничего. Все такое тусклое, что почти ничего не видно. Думаю, нам нужно их увеличить, может, удастся что-нибудь разглядеть.

— Если хочешь, я могу это сделать.

— Я попросила Хукера. Он уже увеличивал пленки, когда работал в отделе ограблений в Холленбеке. Слушай, мне нужно проверить, что нового появилось в компьютере, ладно? Поговорим позже.

Марзик кивнула, но не сдвинулась с места. У нее был такой вид, словно она хотела что-то сказать.

— Что, Бет?

— Послушай, Кэрол. Я хочу извиниться за вчерашнее. Я вела себя как самая настоящая сука.

— Забудь. Спасибо, что сказала. Но все в порядке. Правда.

— Я всю ночь чувствовала себя отвратительно и поняла, что должна извиниться.

— Хорошо. Спасибо. И не переживай из-за портрета.

— Угу. Келсо настоящее дерьмо.

Марзик забрала портрет и вернулась к своему столу. Старки некоторое время смотрела ей вслед. Иногда Марзик ее удивляла.

Когда та отвернулась, Старки быстро засунула в рот мятный леденец и отправилась за кофе. По пути к своему столу она вошла в систему НПТС и обнаружила кое-что новенькое.

Старки ожидала получить что-нибудь насчет гексогена и даже рассчитывать не могла на такую удачу.

Офис шерифа штата Калифорния сообщил, что Даллас Теннант, тридцатидвухлетний белый мужчина, в настоящий момент находится в исправительном заведении штата в Атаскадеро, где содержат преступников с психическими отклонениями. Три раза в течение двух прошедших лет Теннант взрывал устройства, содержащие гексоген. Старки улыбнулась тому, что их было целых три. Гексоген — штука редкая, значит, он имел к нему доступ. Старки распечатала эти сведения, обратив внимание на то, что дело вел следователь по имени Уоррен Мюллер из подразделения, занимавшегося поджогами и взрывами в офисе шерифа. Он был из Бейкерсфилда. Вернувшись к своему столу, Старки нашла номер телефона в справочнике правоохранительных органов, набрала номер Сентрал-Вэлли и попросила соединить ее с отделом, занимающимся поджогами и взрывами.

— Вас слушают.

— Уоррена Мюллера, пожалуйста.

— Угу. Он здесь. Подождите.

Когда Мюллер взял трубку, Старки назвалась, сказав, что она из полицейского департамента Лос-Анджелеса. У Мюллера был приятный голос с легким налетом, характерным для жителей Сентрал-Вэлли. Старки решила, что он, наверное, вырос рядом с одним из мясоперерабатывающих заводов.

— Я звоню вам по поводу типа, которого вы засадили за решетку. Его зовут Даллас Теннант.

— Понятно. Он отдыхает в Атаскадеро.

— Я знаю. Я вам позвонила, потому что мне стало известно, что он использовал три устройства с гексогеном. Это большое количество.

— Мы знаем про три. Возможно, их было больше. Он покупал краденые машины у местных ребятишек по сто баксов и не задавал никаких вопросов. Потом ехал в пустыню и там их взрывал. Сначала обливал бензином, чтобы они загорелись. Настоящий сумасшедший. Думаю, ему нравилось смотреть, как они разваливаются на части. Он взорвал четыре или пять деревьев, но использовал для этого тротил.

— Меня интересует гексоген. Вам известно, где он его брал?

— Ну, он заявил, что купил ящик ворованных мин у какого-то парня, с которым познакомился в баре. Если вы в это поверите, я готов продать вам кусок нашей пустыни. Я думаю, что он приобрел его у какого-нибудь байкера-наркомана, торгующего мета-амфетаминами, но он так и не признался, поэтому утверждать не могу.

Старки знала, что большая часть бомб взрывается во время разборок наркоторговцев, многие из которых являются белыми байкерами. Лаборатории, где производят мета-амфетамины, сами по себе бомбы, ждущие своего часа. Так что если какой-нибудь торговец хотел избавиться от конкурента, он просто его взрывал. Когда Старки работала в отделе по борьбе с терроризмом, она выезжала примерно на сто подобных происшествий. Пару раз они даже ездили в такие лаборатории, чтобы вручить судебный ордер.

— Значит, вы думаете, что у вас по-прежнему где-то болтается тип, который продает гексоген?

— Ну, такое возможно, но никто не знает наверняка. Во время расследования у нас не было подозреваемого, сейчас тоже нет. Все, что у нас имелось, это Даллас, который взрывал свои поганые машины. Типичный сумасшедший, одиночка, помешанный на бомбах. Однако следует отдать ему должное, он никого не сдал и не сказал, где взял гексоген.

— А когда вы его арестовали, у него он был?

— Мы не нашли его мастерскую. Он твердил, что делал свои устройства дома, но мы не обнаружили никаких улик. Он жил в дерьмовой квартире неподалеку от мясоперерабатывающего завода, но там не оказалось даже хлопушки. Кстати, ничего похожего на мины, которые он якобы купил, тоже не было.

Старки задумалась над его словами. Для безумцев вроде Далласа Теннанта делать бомбы — это образ жизни. Это их страсть, и у людей, подобных ему, всегда есть место, чтобы заняться «творчеством», как у любого человека, имеющего серьезное хобби. Кладовка, комната или гараж, они должны где-то хранить детали и проводить испытания. Такие места называются «мастерские».

— Похоже, у него не было мастерской.

— Лично я считаю, что Даллас водил дружбу с тем типом, что продал ему гексоген, а тот слинял, когда мы поймали Теннанта, но это мое мнение.

Старки сделала запись в своем блокноте. Она не слишком серьезно отнеслась к теории Мюллера, тем более он и сам сказал, что такие сумасшедшие всегда одинокие интроверты, обычно с низкой самооценкой и чувством собственной неполноценности. Они всегда отличаются болезненной скромностью и почти никогда не вступают в отношения с женщинами. Они не станут ни с кем делиться своими погремушками — не в их характере. Старки подозревала, что Теннант не сдал свою мастерскую, потому что не хотел лишиться любимых игрушек. Как и все хронически больные люди, он видел взрывы во сне и, возможно, большую часть дня проводил, представляя себе бомбы, которые сделает, как только выйдет на свободу.

Старки закрыла блокнот.

— Ладно, сержант. Я думаю, у меня все. Спасибо, что уделили мне время.