– Уверен, что ты говоришь на основании собственного опыта.
– Да, у меня большой опыт. Я покорил всю женскую половину Бостона.
Ферн улыбнулась.
– Я думаю, ты преувеличиваешь. Иначе, что же тогда осталось отдыхающим на берегу океана?
– Ты сочувствуешь ухажерам, любовникам, отдыхающим, но только не мне.
Ферн почувствовала, как сердце чаще забилось в ее груди. Он просто флиртует и развлекается. Что ж, ей тоже следует флиртовать, но она оробела. Даже случайно произнесенное слово Мэдисона пронзало ее грудь, как стрела.
– Обойдешься и без моего сочувствия.
– Тогда я предлагаю презирать меня. Ты всегда сможешь отказать мне в приглашении на танец.
– Я не откажу тебе.
– Как мне заставить тебя пойти со мной?
– Я бы пошла, если бы ты честно сказал мне, зачем это тебе нужно.
– Значит договорились.
– Я сказала, я бы пошла. От тебя можно ожидать всего на свете. Например, ты наврешь с три короба, а потом я поверю, и ты же будешь смеяться надо мной.
– Ты думаешь, что я способен на такое?
Его поведение смущало ее. Он выглядел расстроенным, как будто ему действительно было не все равно, что она о нем думает. Ее волновало это. Она чувствовала себя все время такой беспомощной рядом с ним, что теперь не могла не испытывать некоторого удовольствия. Может быть, ей не следовало радоваться, но она радовалась.
– Наверное, мне не нужно было этого говорить, – сказала она, – но мы ведь только тем с тобой и занимаемся, что ссоримся и попадаем друг из-за друга в разные передряги. Я думаю, ты вовсе не такой, каким хочешь казаться. Я знаю, что я не такая, какой кажусь тебе.
– Тогда давай начнем сначала. Прямо с сегодняшнего дня.
Ферн думала, что эта поездка в город никогда не кончится. Да, она понимала, что хотела бы начать с Мэдисоном с самого начала. Вот почему, кстати, она и пошла к нему тогда в тюрьму. Но потом она задумалась об их отношениях и пришла к мысли, что если они начнут все сначала, это вызовет только новые страдания. Мэдисон очаровывал ее, она признавала это, но очарование не было поводом для продолжения отношений, из которых ничего толкового получиться не может. Не важно, как закончится суд над Хэном – все равно, связи Мэдисона с Ферн придет конец. Он уедет в Бостон к своим богатым, красивым и притягательным женщинам. Он будет смеяться вместе с ними над Канзасом и шутить по поводу местных баб. Он, разумеется, будет рассказывать про Ферн и потешаться над ней.
Нет, надо кончать с этим. А почему бы не закончить прямо сейчас?
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Ты о вечеринке или о том, чтобы начать сначала?
– Я о том и другом.
Как она могла сказать ему, что он разбудил в ней, нечто такое, о чем она и думать боялась? Он разбудил в ней женщину. Как она могла сказать ему, что не хотела признавать этого, боролась с женским началом в себе все эти долгие годы?
– Ты подумаешь над моим предложением?
– Нет.
– Очень жаль.
Ферн увидела, как у ее ног разверзлась пропасть. Надо было сменить тему разговора. В конце концов, она могла бы выйти из коляски и пойти пешком. Но она этого не сделала.
– Почему? – спросила она.
– Абилин так и не увидит превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя. И обиднее всего то, что ты сама этого не увидишь.
Ферн отвела взгляд в сторону. Она не хотела, чтобы Мэдисон видел боль в ее глазах.
– Не надо, – сказала она. – Я знаю, как я выгляжу. Мэдисон взял ее за подбородок и медленно, чтобы не причинять ей боль, повернул ее лицо, заставив Ферн смотреть ему прямо в глаза.
– Ты знаешь, что я думаю о том, как ты выглядишь?
– Пожалуйста, – она хотела отвернуться, но он не позволил ей этого сделать.
– Я вижу перед собой молодую женщину, которая пытается спрятаться от себя самой, потому что она боится признаться себе в том, что она симпатичная, так как после этого ей придется делать то, чего она боится.
– Хватит! – крикнула Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.
Мэдисон остановил коляску. Он взял Ферн за плечи и повернул к себе лицом.
– Было бы жестоко с моей стороны не разуверить тебя в том, что ты уродлива. Напротив, ты красива и женственна.
– Только потому, что я ношу штаны…
– Если бы я думал, что ты веришь в себя, я бы ничего не имел против штанов, – сказал Мэдисон, – но я не хочу, чтобы ты носила их из-за страха перед собой.
– Я не боюсь. Я…
– Ты боишься, что мужчина может целовать тебя, поэтому стараешься быть непривлекательной.
– Не говори глупостей. Я…
– Но я тебя знаю лучше, чем ты думаешь, и я намерен открыть тебе глаза, чтобы ты могла увидеть себя.
– Каким образом?
Нежно привлекая ее к себе, Мэдисон приподнял ее подбородок и посмотрел ей в глаза.
– Вот таким образом.
И он запечатлел нежный поцелуй на ее губах.
У Ферн перехватило дыхание, сердце бешено колотилось. Весь мир исчез. Она оказалась где-то между раем и адом.
Она вся размякла от прикосновений Мэдисона. Ни один мужчина не мог поколебать ее, однако Мэдисон практически сломил ее сопротивление. Никогда еще она не хотела сдаться так охотно на чью-то милость, как в этот миг.
Его губы на ее губах были теплыми и шелковистыми. Она ощущала теплоту его дыхания. Она вдруг похолодела вся от возбуждения, но в следующий момент ее кинуло в жар. Она думала, что потеряет сознание.
Мэдисон заставил ее отвечать на его поцелуй. Она задышала чаще, когда он коснулся кончиком языка ее нижней губы. Она не могла пошевелиться, не видела ничего вокруг себя. Для нее существовал только Мэдисон.
Когда она сделала попытку отстраниться, Мэдисон обнял ее крепче и поцеловал долгим страстным поцелуем. Ферн чувствовала желание, влечение к этому человеку. Ей казалось, что на улице слишком жарко. Ферн знала, что она в опасности. Это уже был не тот томный первый поцелуй. И это не был поцелуй, вызванный любопытством и жалостью к ней. Это был поцелуй чувственный и опасный.
Напуганная, Ферн отпрянула. Ее дыхание было неровно, глаза широко открыты.
– Тебя надо целовать часто, – пробормотал Мэдисон. – Ты должна понять, что ты очень привлекательная женщина. Трои делал это с тобой? Скажи, ведь поэтому он единственный человек во всем Абилине, для кого у тебя есть добрые слова?
Очарование прошло. Ферн почувствовала, что гибнет.
– Нет, – сказала она, отстраняясь от Мэдисона. Она старалась подавить в себе страх, который всегда испытывала от мужских прикосновений, даже случайных. Ей нужно было успокоиться и сказать ему, чтобы он прекратил и никогда больше ее не трогал.
– Тогда скажи, почему он тебе так нравился.
– Не скажу.
– Когда-нибудь скажешь.
Она содрогнулась. Ее воля была практически сломлена. Она делала отчаянные усилия взять себя в руки. Надо сказать ему, чтобы он оставил ее в покое. Прямо сейчас.
– Я не могу принять твоего приглашения, – сказала она ему.
– Почему?
– Я не хочу идти на вечеринку. Но дело не только в этом. – Она не смотрела на него. Она не могла. – Я не хочу, чтобы меня касались и целовали. Я не хочу, чтобы мужчины делали это со мной.
Мэдисон не мог понять, что смущало его больше – его собственные действия или слова Ферн. Ему совершенно неожиданно пришла в голову мысль пригласить ее на вечеринку. Отказ Ферн обидел его. Сначала, возможно, он хотел поцеловать ее, чтобы просто подразнить, но это переросло в нечто большее. Может быть, он хотел вызвать в ней чисто женские чувства, но был шокирован сам, не в меньшей степени, чем она.
Ему стало казаться, что все это не имеет больше никакого отношения к его желанию дразнить ее или смущать ее. Она состояла не только из овчинного жилета и испанских шпор. Где-то глубоко в ней была запрятана ее женская подлинная сущность, о которой она и сама только смутно догадывалась.
Ее отказ очень огорчил его. Он подозревал, что Ферн старается сохранять дистанцию между ними, но не предполагал, что она станет возводить высокий забор. Никогда раньше, вплоть до этого мгновения, он не осознавал, как она нужна ему.