С. 13. Бегство калмыков — В марте 1771 г. атаман Петр Тамбовцев (о нем см. ниже) получил приказ отправить партию казаков в Кизляр преследовать калмыков, возвращающихся из-за притеснений местного начальства и невнимания центральных властей на свою историческую родину — в Китай. Казаки отказались выполнять приказ, видя в снаряжении на такую службу нарушение дедовских обычаев и ущемление своих традиционных прав. В течение года в Кизляр так и не была послана команда и назрел мятеж, начавшийся 13 января 1772 г. Объяснение причин бегства калмыков и их численность — «тридцать тысяч калмыцких кибиток» — Есенин взял, скорее всего, у Пушкина, но сместил хронологию событий и дал иное объяснение неповиновению казаков (см.: Пушкин, 6, ч. I, с. 9; Фирсов, 69).
С. 13. Приказы свои Москва. — В период описываемых событий императрица Екатерина II и правительственный Сенат располагались в Санкт-Петербурге. Есенинское упоминание Москвы в качестве столицы, как это было в допетровской Руси, могло иметь под собой несколько причин: 1) весной 1771 г. из Москвы был прислан генерал-майор с командой для усмирения мятежа, а летом (в июне) непобежденные казаки восклицали: «То ли еще будет! Так ли мы тряхнем Москвою!» (Пушкин, 6, ч. I, с. 9); 2) Пугачев затем высказал желание пойти на Москву (Фирсов, 75; Дубровин, III, 110); 3) на Есенина, возможно, повлияло современное положение дел, когда Москва вновь стала столицей; 4) казнь бунтовщиков происходила в Москве.
С. 13. Кирпичников — Сотник Иван Кирпичников в 1769 и 1771 гг. в качестве депутата от яицкого войска с товарищами ездил в Санкт-Петербург в Военную коллегию с прошением и челобитной, но вместо ожидаемого положительного ответа им пришлось спасаться от ареста. Кирпичников отговаривал казаков исполнять приказ преследовать калмыков в марте 1771 г. и уже в июне во главе яицких депутатов прибыл в столицу с челобитной; после неудачного посещения председателя Военной коллегии генерал-фельдмаршала графа З. Г. Чернышева получил у графа И. Г. Орлова распорядительное письмо к капитану Дурново в защиту казаков. Это дало основание Кирпичникову вскоре по возвращении из столицы (там он находился по 6 декабря 1771 г.) стать во главе недовольных казаков и повести их к квартире правительственного чиновника Дурново, который медлил с исполнением полученного распоряжения (см.: Дубровин, I, 42–52; Грот, 614–615; Пушкин, 6, ч. II, с. 308).
В описании сцены мятежа Есенин опирался на «Историю Пугачевского бунта» Пушкина и, возможно, на исследование Д. Л. Мордовцева «Самозванцы и понизовская вольница» (гл. «Пугачев»), так как ничего не сообщил о руководстве переговорами Максимом Шигаевым, который шел впереди процессии с несущими три иконы почтенными стариками (Пушкин, 6, ч. I, с. 6; Мордовцев, XVII, 126; Дубровин, I, 61, 68–69 и Фирсов, 70). Однако роль Шигаева была известна Есенину, и поэт, надо полагать, сознательно отказался от изображения участия этого казака в мятеже 13 января 1771 г.: в черновом автографе поэмы его имя (а не только фамилия, как в 6-й главе в окончательном тексте) впервые упомянуто уже во вступительной ремарке к данной (2-й) главе — см. раздел вариантов наст. тома.
С. 14. Тамбовцев — Войсковой атаман Петр Васильевич Тамбовцев был утвержден в этой должности Военной коллегией 15 января 1768 г., учитывая принятие его кандидатуры войсковой и старшинской партиями казаков. Однако вскоре он перешел на сторону старшин. В прошении к императрице казаки писали: «…несем бесчеловечное мучение от атамана Петра Тамбовцева и его товарищей старшин… Помилуй, всемилостивейшая государыня, оборони от такого нападения атамана Тамбовцева…» (Дубровин, I, 51 и 29–30, 152).
С. 14. Нынче ночью, как дикие звери… — В речах предателей казаков и в официальных документах притеснителей народа зооморфные образы приобрели негативную окраску, хотя в пугачевских указах были нейтральными — «и будьте подобными степным зверям» (4 октября 1773 г.; ср.: 1 октября 1773 г., воззвание полковника Ступишина к башкирам 4 апреля 1774 г. — см.: Пушкин, 6, ч. II, с. 146, а также Дубровин, II, 40).
С. 14. И калмык нам не желтый заяц… — В степях Оренбуржья обитают зайцы русак и толай, или песчаник, очень близкие по желтоватому цвету шерсти (см.: Наумов С. П. Семейство зайцы (Leporidae). — Жизнь животных, т. 6, М., 1972, с. 137, 141).
С. 15. Траубенберг — Генерал-майор Михаил Михайлович фон Траубенберг (1722–1772) был прислан 30 декабря 1771 г. в Яицкий городок в качестве председателя следственной комиссии из Оренбурга, где руководил отрядом, не получившим казачьего подкрепления для преследования калмыков, и потому остался особенно недоволен казаками. В восстании 13 января 1772 г. после невыполненного повеления разойтись по домам отдал приказ стрелять из пушек в процессию на Соборной площади. В общих чертах Траубенберг изображен Есениным достоверно: не желая постичь обоснованность требований казаков, он произносит две краткие угрожающие реплики, приводящие его к гибели. В действительности гибель Траубенберга произошла иначе: он был ранен пулей в левую руку кем-то из казаков и затем при отступлении зарублен саблями на крыльце дома (сотника Симеона Тамбовцева или собственного — по разным сведениям) (см.: Дубровин, I, 54, 68; Мордовцев, XVII, 126; Фирсов, 70; Пушкин, 6, ч. I, с. 6–7).
С. 15. Наши избы были на колесах ~ Стадом черных лебедей… — Здесь отражены представления Есенина о символическом значении крестьянской избы, которую поэт называл «избяным обозом» в статье 1918 г. «Ключи Марии», перефразируя строку «И Русь избяная — несметный обоз!» из стихотворения Н. А. Клюева «Есть горькая супесь, глухой чернозем…» и цитируя оттуда же слова: «…на кровле конек // Есть знак молчаливый, что путь наш далек» (см. т. 5 наст. изд., с. 187). Охлупень крыши изготавливался в виде головы коня либо утки, изредка совмещая в себе сразу две такие фигуры. Древнейшие славянские представления о перемещении солнца по небосклону с помощью крылатых коней или водоплавающих птиц были известны Есенину из труда А. Н. Афанасьева (см.: Аф., I, 542, 594).
С. 17. Мучил, злодей, три года… — Есенин, следуя народно-поэтической символике числа «три», сократил срок атаманства П. В. Тамбовцева: в действительности тот находился у власти 4 года — с 15 января 1768 г. по 13 января 1772 г.
С. 17. Три года, как коршун белый… — В природе нет такой породы птиц, возможна лишь аналогия предателя Тамбовцева — выходца из казачьей среды — с альбиносом — птичьим выродком. Эпитет «белый» мог возникнуть у Есенина по ассоциации с цветом военного парадного (но не казачьего) мундира. Также возможно, что Есенину с детства запала в память расшифровка «белой рубахи» в сноске школьного учебника: «так прозвали киргизы и другие инородцы закаспийских пустынь русских солдат, одетых в белые парусиновые блузы» (Тихомиров Д. И. Вешние всходы: В 4 кн. Кн. 3–4. М., 1911. Изд. 16-е, с. 121. Сн.*).
С. 17. Повесить его — и баста! — В разгар мятежа 13 января 1772 г. в Яицком городке казаки повесили Тамбовцева; по другим данным, атаман был «срублен» (см.: Пушкин, 6, ч. I, с. 7; Дубровин, I, 74).
С. 18. Караваев — Яицкому казаку Денису Константиновичу Караваеву (1724–1775) в числе немногих доверенных лиц самозванец открыл свое настоящее имя на Таловском умёте. В правительственном документе охарактеризован «весьма не глупым» и указан одним «из первых разгласителей о самозванце между Яицкого войска» (Грот, 631, а также 602; Дубровин, I, 220). Караваев видел мнимые «царские знаки» на Пугачеве и рассказывал о них казакам, хотя сам рассуждал так: «Пусть это не государь, а донской казак, но он вместо государя за нас заступит, а нам все равно, лишь бы быть в добре» (Дубровин, I, 218; Фирсов, 74). Караваев был арестован в самом начале восстания, еще перед походом Пугачева к Яицкому городку; он не выдал самозванца и впоследствии подвергся наказанию кнутом, вырыванием ноздрей с постановкой знаков на лице и высылкой на каторгу (см.: Грот, 629; Пушкин, 6, ч. II, с. 174–175).
