* * * Их оставалось Пять. Каждый имел Кровать. В окнах бурунный Вспург. Крепко стоит Шлиссельбург. Только в нем плохо Спать. Разве тогда Уснешь, Если все видишь Рожь. Видишь родной Плетень, Синий, звенящий День, И ты по меже Идешь. Тихий вечерний Час. Колокол бьет Семь раз. Месяц широк И ал. Так бы дремал И дремал, Не подымая глаз. Глянешь, на окнах Пух. Скучный, несчастный Друг, Ночь или день, Все равно. Хочется вырвать Окно И убежать в луг. Пятый страдать Устал. Где-то подпилок Достал. Ночью скребет И скребет, Капает с носа Пот Через губу в оскал. Раз при нагрузке Дров Он поскользнулся В ров… Смотрят, уж он На льду. Что-то кричит На ходу. Крикнул — и будь Здоров. * * * Быстро бегут Дни. День колесу Сродни. Снежной январской Порой В камере сорок Второй Встретились вновь Они. Пятому глядя В глаза, Тридцать первый Сказал: «Там, где струится Обь, Есть деревушка Топь И очень хороший Вокзал. В жизни живут лишь Я вспоминать Не горазд. Глупый сибирский Чалдон. Скуп, как сто дьяволов, За пятачок продаст. Снежная белая Гладь. Нечего мне Вспоминать. Знаю одно: Без грез Даже в лихой Мороз Сладко на сене Спать». Пятый сказал В ответ: «Мне уже сорок Лет. Но не угас мой Бес. Так все и тянет В лес, В синий вечерний Свет. Много сказать Не могу: Час лишь лежал я В снегу. Слушал метельный Вой, Но помешал Конвой С ружьями на бегу». * * * Серая, хмурая Высь, Тучи с землею Слились. Ты помнишь, конечно, Тот Метельный семнадцатый Год, Когда они Разошлись? Каждый пошел в свой Дом С ивами над прудом. Видел луну И клен, Только не встретил Он Сердцу любимых В нем. Их было тридцать Шесть. В каждом кипела Месть. И каждый в октябрьский Звон Пошел на влюбленных В трон, Чтоб навсегда их Сместь. Быстро бегут Дни. Встретились вновь Они. У каждого новый Дом. В лежку живут лишь В нем, Очей загасив Огни. Тихий вечерний Час. Колокол бьет Семь раз. Месяц широк И ал. Тот, кто теперь Задремал, Уж не поднимет Глаз. Теплая синяя Весь. Всякие песни Есть. Над каждым своя Звезда… Мы же поем Всегда: Их было тридцать Шесть. Август 1924
|