— Можно преодолеть соображения плоти, — отозвался он, откусывая большой кусок хлеба и принимаясь жевать. — Прийти… к согласию… с самим собой.

— Общаясь с природой, — прибавила Сестра Вероника.

— Вдали от сумятицы всей системы, — согласилась ее сестра.

Брат Феликс сделал мощный глоток.

— Может быть, мы еще увидим преображенного Марко Метца! — жизнерадостно объявил он. Он проглотил остатки хлеба с изрядным куском сыра, прижав его к маслу огромным указательным пальцем. — Как вы думаете? — Он произнес это таким тоном, словно ему действительно интересно было услышать их мнение.

Табита свирепо выдохнула воздух и снова откинулась на локти. Она сжала пальцами траву и сердито выдрала клок. Но на месте каждого вырванного ей клочка из земли тут же появлялись новые побеги.

Увидев это, Кстаска незаметно погрузил кончик хвоста в землю и стал считывать какие-то данные.

— Я думаю, он умрет, если кто-нибудь быстро что-нибудь не предпримет, — сердито сказала Саския.

— Тогда мы что-нибудь предпримем, моя дорогая, — отозвалась Сестра Вероника. — Сразу после завтрака.

— Мы должны освободить твой разум от тревог, — добавила Сестра Марджори.

Сестры кивнули и блаженно улыбнулись Друг другу.

Табите захотелось стукнуть их головами. Ей хотелось сойти с ума и бегать с большим ружьем, Ей хотелось пойти назад к Элис, сесть в ее разбитую кабину и завыть. Хотелось лечь на солнышке, подложив под голову сумку, заснуть и никогда не просыпаться. Она возмущенно оторвала хрустящую корочку от куска хлеба:

— А что вы знаете о свободе? — спросила она.

Сестры, как один человек, повернулись и одарили ее любящей улыбкой.

Сестра Марджори распростерла руки, указывая на всю компанию «повышенных» людей, отдыхавших на досуге, на деревья, цветы, голубых птичек.

— Оглядись, Табита, — сказала Сестра Вероника.

Табита сделала большой глоток из своего кубка и положила подбородок на сжатый кулак, равнодушно созерцая открывавшуюся перед ней сцену.

— Неплохо для верхушки кучи дерьма, — заметила она.

Но расстроить этих, людей было невозможно.

— Свобода — это власть, — тупо сказал Кстаска.

— Я думаю, — заявила Саския, закатывая рукава и, штанины своей пижамы, — человек не может быть свободным СНАРУЖИ, если он не свободен ВНУТРИ. Если вы понимаете, о чем я говорю. — Она вытянула правую руку перед собой, критически оглядывая ее и поворачивая ее в усиленном свет солнца.

— Ты должна слушать своих друзей, Табита, — одобрительно заметил Брат Феликс.

— Скоро, когда ты станешь одной из нас, ты поймешь, Табита, — серьезно подтвердила Сестра Марджори. — Здесь все красиво, и каждый совершенно свободен. Кто командует нами или что-то нам запрещает? Где наши угнетатели?

— На Капелле, — отозвалась Табита. — Если верить Брату Феликсу.

Вид у всех троих был искренне озадаченный.

— На Капелле? — переспросила Сестра Вероника. — Но, Табита, ведь это Капелла дала нам свободу!

— Ты только подумай, — настойчиво сказал Брат Феликс. — Вот мы сейчас на Хароне, на самом краю нашей солнечной системы. А солнце великолепно!

— Где бы мы были сейчас без освободительной власти Капеллы? — сказала Сестра Марджори.

— Все еще на бедной старой Луне, — заявила Сестра Вероника, — и спорили бы, можем мы ли мы себе позволить лететь на Марс!

Но с Табиты уже было довольно.

— Значит, так вы считаете? — сказала она. — Что ж, сказать вам, что думаю я, да? Я скажу вам, что я думаю об освободительной власти Капеллы. О том, как вы с вашей проклятой игрой силой затащили меня сюда. — Табита сделала паузу, чтобы сделать глоток вина, наслаждаясь мелким удовольствием заставлять их ждать себя, особенно, учитывая то, что она понятия не имела, что говорить дальше. — Я скажу вам, что я думаю, повторила она и, услышав свой голос, поняла, что вино оказалось хорошим, и она уже изрядно выпила. — Нет здесь никакой свободы, — чуть насмешливо продолжала она. — Вы всегда в чужом саду. — Для начала это прозвучало неплохо. Табита неуклюже взмахнула рукой. — Нельзя быть свободным, когда кто-то говорит тебе, куда можно идти, а куда — нет. — Табита сделала еще глоток вина. — Когда я была маленькой, — сообщила она им, — Марс был границей. Я родилась, — сказала она, пристально глядя на Сестру Веронику, — на бедной старой Луне.

Сестра Вероника никак не отреагировала.

— Кому-то же надо и там родиться, — сказала Табита.

Сестра Вероника вежливо улыбнулась.

— Это было не так уж забавно, — сказала Табита. — Раз уж вы спрашиваете. Как бы там ни было, Марс был весь забит, и все рвались перебраться на Пояс. Потом был Сатурн, освоение колец. А где она теперь? Здесь? Это граница? Или это стена сада?

Попечители солнечной системы спокойно наблюдали за Табитой, словно она читала им стихотворение, которое выучила наизусть, что-то отрепетированное и далекое. Саския и Кстаска слушали ее очень внимательно. Саския подвинулась, села рядом с Табитой и взяла ее за руку.

Но Табита не желала, чтобы ее держали за руку.

— Нет никакой свободы, — повторила она. — Нет, пока кто-то держится за власть. Так что ты прав, Феликс. Мы все слуги. — Она печально кивнула, осознав меланхолическую мудрость этого замечания. — Могу вам сказать — я признаю, что была свободна так же, как всегда, до того, как все это началось. — Табита коротко рассмеялась. — Я перевозила торговые грузы на ловком маленьком «Кобольде», перетаскивала детали машин из Сантьяго Селестина в Каллисто, надрывалась, чтобы оплатить счета, и думала, где я причалю в следующий раз, где подвернется новая работа. Вот и вся свобода, какой можно добиться, — свирепо заключила она, — в этой системе.

Брат Феликс слегка приподнялся в воздух. Саския тут же обняла Табиту, словно решила, что он сейчас ее ударит. Но Брат Феликс сказал понимающим тоном:

— Ты все еще огорчена из-за своего корабля, правда? С моей стороны это было неразумно, я прошу у тебя прощения. Давай-ка посмотрим, может, мы сможем тебя успокоить.

Он отправился назад через луг, Табита, Саския и Кстаска следовали за ним, а сестры остались на месте, улыбаясь, все время улыбаясь. В монастыре какая-то пара Уборщиков прервала свой спор о возможности появления чего-то нового, чтобы приветствовать женщин и Херувима, когда те проходили мимо. Брат Феликс немного опередил их. Они нагнали его только когда он был уже за деревьями, в уединенном уголке, где рядом с пустым шаттлом находились останки «Кобольда».

Брат Феликс подозвал их.

— Посмотри, — обратился он к Кстаске. — Тебе это понравится. — И он повернул кольцо.

Останки «Элис Лиддел» засветились. Она заблестела, наполнилась радиацией, словно свет был где-то внутри нее — это было не просто бортовое освещение, проходившее сквозь ее разбитые иллюминаторы; казалось, будто сама энергия, все еще сообщавшая о мольбах израненных молекул ее субстанции, призвала ее подняться световым излучением и танцевать в солнечном свете.

Какое-то мгновение Элис стояла, словно готовилась к взлету в пламени, вырывавшемся из окон шаттла. Табита вскрикнула, прикрыв глаза, потому что в тот момент ей показалось, что она смотрит не на искореженные и измятые обломки, а на тот «Кобольд», каким она была когда-то, в самом начале своего пути. Такой она должна была явиться с площадки «Бергена» в том полукомическом, полумистическом ритуале, когда привод судна только-только «осваивался» с новеньким электронным мозгом, и робот-каллиграф поднялся наверх, чтобы ярко-синими металлическими буквами написать ее имя на корпусе. Такой они увидели ее теперь — «Элис Лиддел», свежую, целую и перестроенную. Ее выбоины выровнялись, а трещины закрылись. Восстановленное ветровое стекло сверкало, сканеры шевелились, почуяв ветер со стороны солнца. Ее линии были чисты и правдивы, маленькие крылья решительно отведены назад — она размышляла о работе, для которой была создана и к которой готовилась приступить. Рядом с ее двигателями воздух разорвала тепловая волна; она повернулась, словно ища хозяйку; казалось, она приподнялась, совсем чуть-чуть.