Журнал «Время» (1861–1863) имел большой успех среди читателей. По сообщению Страхова, «в первом, 1861 году, было 2 300 подписчиков, и Михаиле Михайлович говорил, что он в денежных счетах уже успел свести концы с концами. На второй год было 4 302 подписчика <…>. На третий год издания в апреле месяце было уже до четырех тысяч, и Михайло Михайлович говорил, что остальные триста должны непременно набраться к концу года. Таким образом, дело сразу стало прочно, стало со второго же года давать большой доход…».[75]
Главными сотрудниками и руководителями журнала были Ф. M. и M. M. Достоевские, H. H. Страхов и А. А. Григорьев. В журнале были опубликованы «Униженные и оскорбленные», «Записки из Мертвого дома», «Скверный анекдот», «Зимние заметки о летних впечатлениях» и большое количество статей, фельетонов, заметок и примечаний Ф. M. Достоевского, кипучая творческая энергия которого главным образом и обеспечила популярность новому изданию, имевшему таких могущественных конкурентов, как журналы «Современник», «Русский вестник», «Отечественные записки». Импонировала читателю и независимая позиция журнала «Время», последовательно и умело отстаиваемая в «полемике идей» с самыми авторитетными литераторами и политическими деятелями «эпохи великих реформ».
«Время» очень скоро снискало репутацию неблагонадежного издания в правительственных и цензурных кругах, которые, в сущности, воспользовались весной 1863 г. удобным случаем и расправились с независимым журналом. Апрельская книжка журнала за 1863 г. стала последней. Здесь была помещена статья H. H. Страхова (за подписью «Русский») «Роковой вопрос» по поводу польского восстания. Статья вызвала резкое возражение в газете M. H. Каткова «Московские ведомости», обратившее внимание правительства на журнал. Ответ газете Достоевского, пытавшегося разъяснить истинный смысл статьи Страхова, не был разрешен к напечатанию, а 26 мая по докладу министра внутренних дел П. А. Валуева журнал «Время» был запрещен «за помещение статьи, под заглавием «Роковой вопрос», в высшей степени неприличного и даже возмутительного содержания по предмету польских дел, идущей прямо наперекор всем действиям правительства и всем патриотическим чувствам и заявлениям, вызванным внешними обстоятельствами, и оскорбляющей народное чувство, а также за вредное направление этого журнала».[76]
После запрещения «Времени» братья Достоевские предпринимают энергичные меры, для того чтобы добиться отмены распоряжения о закрытии журнала или получить возможность возобновления издания под новым названием. Цензура отвергла названия «Правда» и «Дело», и редакция вынуждена была удовольствоваться прежде «забракованным» названием «Эпоха». Достоевский в период организации и выхода первых книжек «Эпохи» отсутствовал в Петербурге; он возвратился сюда из Москвы только после смерти жены, M. Д. Достоевской, и деятельно принялся за уже привычную журналистскую работу. Смерть Михаила Михайловича Достоевского (10 июля 1864 г.) нанесла «Эпохе» сокрушительный удар.
«Эпоха» уже в самом начале не имела того успеха, который был у журнала «Время», несмотря на то, что здесь были напечатаны «Записки из подполья», «Крокодил» (а также «Призраки» И. С. Тургенева и «Леди Макбет Мценского уезда» H. С. Лескова), ряд полемических статей н заметок Ф. M. Достоевского. Усилившаяся резкая полемика с «Современником», во многом носившая мелочный и личный характер (с обеих сторон), никак не способствовала популярности «Эпохи». Смерть А. А. Григорьева сильно ослабила литературно-критический раздел журнала (Ф. M. Достоевский, по сути, выступал на страницах «Эпохи» только с полемическими заметками). Позднее объявление подписки, особенно трудные цензурные условия, смерть ведущих сотрудников, целый ряд других неблагоприятных обстоятельств быстро привели журнал к краху. На февральской книге 1865 г. издание прекратилось, надолго обременив Ф. M. Достоевского долгами. К редакторско-журналистской деятельности писатель вернется лишь в конце 1872 г. Но и редактирование еженедельника «Гражданин» не было продолжительным. «Опека» В. П. Мещерского раздражала и сковывала инициативу.
Уже в начале 1874 г. Достоевский снимает с себя обязанности редактора. Однако этот новый журналистский опыт приведет Достоевского к мысли об издании в полном смысле самостоятельного, независимого, индивидуального издания — «Дневника писателя».
<Объявление о подписке на журнал «Время» на 1861 год>
Впервые опубликовано в октябре 1860 г. и рассылалось при журналах и газетах «Сын отечества», «Северная пчела», «Санкт-Петербургские ведомости», «Русский инвалид», «Искра», «Journal de St.-Pétersbourg» и др. с подписью: Редактор M. Достоевский.
H. H. Страхов указал в «Воспоминаниях», что «это объявление несомненно писано Федором Михайловичем» и «представляет изложение самых важных пунктов его тогдашнего образа мыслей.[77]
Сохранилось немного воспоминаний о жизни Ф. M. Достоевского в Петербурге в первый год после его возвращения из ссылки, причем самое ценное из них — H. H. Страхова — тенденциозно и пристрастно. Последний с нескрываемой антипатией пишет о политических и литературных симпатиях братьев Достоевских, с которыми он познакомился в кружке Милюкова, упрекая их (особенно M. M. Достоевского) в настороженном, предубежденном отношении к славянофилам и не без злорадства, во всяком случае не без удовлетворения, — о неудаче планов Ф. M. Достоевского основать новое направление, призванное сменить отжившие свой век западничество и славянофильство: «По его предложению, это было совершенно новое, особенное направление, соответствующее той новой жизни, которая, видимо, начиналась в России, и долженствующее упразднить или превзойти прежние партии западников и славянофилов. Неопределенность самой мысли не пугала его, потому что он твердо надеялся на ее развитие. Но что всего замечательнее — в тогдашнем состоянии литературы были странные черты, которые позволяли ему думать, что давнишние литературные течения, западническое и славянофильское, иссякли или готовы иссякнуть и что готово возникнуть что-то новое. Дело в том, что тогда партии не выделялись ясно и вся литература сливалась во что-то единое. <…> В сущности, это был хаос, бесформенный и многообразный, и потому легко могло возникнуть желание — дать ему форму или, по крайней мере, выделить из него некоторое более определенное течение. Что касается прямо до Федора Михайловича, то, взглянув на всю его журнальную деятельность, нельзя не сказать, что он успел в своем желании».[78]
К лету 1860 г. план и программа издания — журнала, а не первоначально задуманной еженедельной газеты — в общих чертах были обсуждены, в кружке Милюкова «завербованы» почти все главные будущие сотрудники «Времени». 18 июня M. —M. Достоевский обратился в С.-Петербургский цензурный комитет с «Прошением», которое и было вскоре, 3 июля, удовлетворено. В ближайшие после разрешения месяцы написан текст первого программного «Объявления», появившегося несколько позднее объявлений других ведущих петербургских литературных журналов, — текст, тщательно продуманный и полемически заостренный против деклараций журналов-соперников, особенно против программы «Отечественных записок», более всех задетых новым литературным органом. «Мы не выставляем имен писателей, принимающих участие в нашем издании. Этот способ привлечения внимания публики оказался в последнее время совершенно несостоятельным. Мы видели не одно издание, дававшее громкие имена только в своем объявлении», — гордо писали редакторы «Времени». Это был прямой вызов «Отечественным запискам», объявление которых о подписке на 1861 г. стало мишенью для многочисленных насмешек петербургской журналистики. Так, А. В. Дружинин в «Новых заметках петербургского туриста» (1861) иронизировал по поводу «бардов» «С.-Петербургских ведомостей», у которых «была лишь одна страсть, одна дума, одно горячее стремление — воспевать достоинства „Отечественных записок“, журнала старинного, толстого, почтенного и именно потому-то нисколько не нуждающегося в газетных хвалениях. <…> „Поздравляем читателя с выходом второй книжки “Отечественных записок» — давно не читали мы ничего столь увлекательного!» „Третий номер “Отечественных записок» читается с жадностью — поспешим же дать краткий отчет о превосходных статьях, в нем заключенных!». О всех других повременных изданиях барды академических „Ведомостей“ отзывались как-то глухо или с озлоблением, а если статья сотрудника „Отечественных записок“ появлялась, например, в „Современнике“, ее тотчас же объявляли прегнусною, да и автора отделывали как следует. <…> Так как арфы бардов особенно звучно играли в декабре и январе месяцах, то публика распустила слухи, что в эти месяцы идет подписка на журналы! Вот до чего доходит злоязычие в человечестве».[79]