Она направлялась прямо к нему, быстро постукивая каблуками в темноте, изо рта ее вырывались облачка пара.

– Помогите мне, – произнесла она в панике. – Пожалуйста.

Джулиус недоуменно посмотрел на нее.

– Что… – неуверенно сказал он, – что случилось?

Женщина остановилась всего в дюйме от него, ее большие черные глаза смотрели прямо ему в лицо.

Подвезите меня, – выпалила она. Джулиус нахмурился.

– Я не понимаю…

– Вот, погодите, сейчас я вам кое-что покажу… – сказала она и начала рыться в сумке, висящей на плече.

Джулиус с растущим смятением наблюдал за ней. Что это за женщина и чего ей от него надо..?

Не успел он додумать свою мысль, как позади послышался шорох, и что-то твердое и холодное уперлось ему в затылок.

Женщина едва заметно кивнула.

Кивок, понятно, был адресован не ему, а кому-то, кто подкрался из темноты сзади.

Сердце колотилось у Джулиуса в груди. Его обманули, отвлекли внимание…

Он так и не услышал выстрела из «глока» с глушителем, только почувствовал толчок дула в затылок, когда палец убийцы нажал на спусковой крючок. Пуля пробила голову насквозь, выйдя в районе правого глаза и прихватив с собой большую часть лба.

Когда его тело упало на землю лицом вниз, оставшийся расширенным глаз продолжал с удивлением смотреть перед собой. Дуло пистолета наклонилось, и прозвучали еще три приглушеных выстрела, пославших еще три пули ему в голову.

Джилея посмотрела вокруг. Улица была пуста. Она присела над распростертым телом, стараясь не ступить в лужу крови, которая уже начала собираться на мостовой под головой убитого, отстегнула от ватника Джулиуса закатанную пластик лицензию на право уличной торговли и сунула ее в сумку, поспешно обыскала карманы куртки и брюк, нашла бумажник и связку кпд. чей, затем подняла голову и посмотрела на бородатого мужчину, стоявшего рядом с пистолетом в руке.

– Пора уходить, Ахад, – сказала она и бросила ему ключи.

Мужчина сунул «глок» в наплечную кобуру под курткой, открыл дверцу автофургона, затем наклонился над трупом и втащил его за переднее сиденье.

Тем временем Джилея закончила крепить ларек к автофургону, подошла к дверце со стороны тротуара и заглянула внутрь кабины. Она заметила на полу фургона одеяло и накрыла им мертвое тело, затем уселась на сиденье рядом с водительским креслом.

Сидевший уже за рулем бородатый мужчина нашел в связке ключ от зажигания и включил двигатель.

Они отъехали от обочины и направились на запад по Двадцать восьмой улице.

Ларек для уличной торговли, прицепленный к автофургону, подпрыгивал сзади по мостовой.

Фургон въехал в автомастерскую на углу Одиннадцатой авеню и Пятьдесят второй улицы, когда часы показывали десять минут шестого. Хотя мастерская обычно открывалась только в половине девятого, но сейчас дверь была уже поднята, и Ахад въехал в нее не останавливаясь. Внутри их ждали трое механиков в серых комбинезонах.

Джилея открыла дверцу и спрыгнула с подножки.

– Где Ник? – спросила она.

– Уехал, – ответил по-русски один из мужчин. Она посмотрела на него с раздражением.

– Он должен был дождаться нас. Мужчина промолчал. Тишина длилась целую минуту.

– Тело торговца в фургоне, – наконец проговорила Джилея. – Избавьтесь от него.

– Понял, – последовал ответ.

Она сунула руку в сумку, достала лицензию на уличную торговлю, закатанную в пластик, и передала ее мужчине.

– Немедленно замените имя и фотографию, – приказала женщина. – И чтобы ларек был готов сегодня вечером.

– Все будет сделано.

– И чтобы без промедления, – добавила она. -У нас меньше трех дней.

– Не беспокойтесь, с этим не будет никаких проблем.

Джилея вздрогнула и обхватила себя руками.

– Здесь дьявольски холодно. Как вы терпите это?

Мужчина кивнул в сторону автофургона и ухмыльнyлcя.

– При холоде работается лучше, – ответил он.

Самые разные места 31 декабря 1999 года

До выхода в эфир оставалось всего несколько минут, а Аркадий Педаченко все еще не решил как ему начать свою еженедельную телевизионную программу.

Разумеется, это не имело никакого отношения к ее форме или плохой подготовке.

Каждая передача всегда начиналась с того, что он, сидя перед телевизионными камерами, излагал свою точку зрения на происходящее. Затем зрители звонили и задавали вопросы, что давало Педаченко возможность свободно общаться с аудиторией, словно разговаривая с людьми. Считалось, что звонили самые разные зрители без разбора, однако на самом деле вопросы и комментарии были почти всегда заранее подготовлены и поступали в телестудию от его сотрудников, сидящих у телефонов. Вторая половина передачи посвящалась беседам с видными политическими и общественными деятелями.

Нет, дело было не в форме передачи. Педаченко больше всего дорожил ее структурой и не любил отклоняться от заранее подготовленного и опробованного текста. Не приходилось сомневаться и в ее содержании, потому что вступительное заявление было уже введено в компьютер и появится сразу после начала на «бегущей строке» перед столом, за которым сидел Педаченко. Да и гость сегодняшней программы, генерал Павел Ильич Бродин из российских ВВС уже приехал в студию точно вовремя и готовился сейчас к появлению перед камерами в «зеленой комнате», как называли ее режиссеры.

Проблема заключалась скорее в стиле, в тоне передачи – вот что занимало сейчас Педаченко. Стоит ему начать свой комментарий в резком критическом тоне, к которому он прибегал обычно или выбрать более мягкую, рассудительную форму?

Его советники из средств массовой информации предлагали второе, говорили о том, что ему следует избегать всего, что может быть истолковано как пессимизм в такое время, когда телезрители испытывали подъем духа в связи с успехом, достигнутым Стариновым в Америке, и стремились забыть о своих лишениях. Им отчаянно хотелось услышать слова ободрения от государственных деятелей. С другой стороны, разве может быть более благоприятный момент, чем канун нового тысячелетия, чтобы воздействовать на эмоции гигантской аудитории? Напомнить зрителям о пороках интернационализма и промахах правительственной политики, унаследованных Стариновым прямо от Ельцина? Предстать перед ними единственным человеком, способным возглавить страну и спасти ее от катастрофы в такой критический момент истории?

Педаченко задумался. Ему не хотелось упускать столь благоприятную возможность, но, может быть, действительно следует проявить определенную сдержанность? Он даст понять своей аудитории, что еще есть надежда, можно дать волю некоторому оптимизму в тот момент, когда мир вступает в двадцать первое столетие. Если конечно, они последуют по единственно правильному пути, проложенному для них им, Педаченко – Шестьдесят секунд! – послышался голос режиссера.

Педаченко увидел себя на экране монитора. Статный мужчина пятидесяти лет с короткой светлой прической, аккуратно подстриженными усами и ртом, приоткрытым в белозубой улыбке подтянутый и следящий за собой. Педаченко относился к своей внешней привлекательности главным образом, как к инструменту борьбы за власть, и ухаживал за собой совсем не из тщеславия. Еще в детстве он понял, что приветливая и простодушная улыбка позволяет получать поблажки от родителей и учителей, а позднее, став взрослым, узнал, что такая манера поведения привлекает к нему и женщин, которые готовы лечь с ним в постель, очарованные его мальчишеским поведением, а также располагает к нему влиятельных людей.

Педаченко понимал, что его успех на телевидении в большей мере объясняется его фотогеничностью, чем политическими взглядами, которые он проповедует. Впрочем, это его ничуть не смущало. Главным было привлечь на свою сторону как можно больше политических сторонников, завоевать популярность у народа. Он почувствовал каплю пота на лбу, сделал знак гримерше, и она поспешила к нему из-за камеры, припудрила лоб и снова исчезла.