Литмир - Электронная Библиотека
A
A

„ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО

Где золото роют в горах - img_4.png

Настало воскресное утро — ясное, безоблачное, предвещавшее хороший солнечный день. Маруся поднялась еще затемно и стала укладывать в чемодан свое выходное платье, Семенов костюм, мыльницу, полотенце. Семен одевался и посматривал на нее нерешительно: не остановить ли сборы, не подождать ли, когда приедет Гриша?

— Приедет — поедем, — сказала Маруся. Она умела угадывать мысли мужа. — Не приедет — сядем в автобус и укатим на Кисы-куль. На озере тоже можно хорошо отдохнуть.

Семен промолчал. Кисы-куль — это Кисы-куль, бывали там не раз, а ему всерьез хотелось свозить Балчинжава в Зауральск. Если Гриша не достанет машину, в следующее воскресенье они поедут туда на электричке. Черт с ним, с собственным транспортом...

Под открытым окном надтреснуто прозвучал автомобильный сигнал. Маруся выглянула: возле небесно-голубой «Победы» стоял Гриша Рябинин и приветственно махал рукой:

— Карета подана, господа! Пожалуйте!

— Явился, — сказала Маруся. — Сеня, бери чемодан!

Они закрыли квартиру, спустились вниз и вышли на пустынную, тихую улицу. Гриша картинно облокотился на дверцу и, округлив рот, пускал колечки дыма, разглядывая, как они, покачиваясь, медленно поднимаются чуть ли не до третьего этажа.

Вблизи машина выглядела неважно. Грязевая корка обволакивала мятый кузов по самое стекло. На фары словно чехол надет, и от этого машина казалась ослепшей, угрюмой.

— Ты бы помыл ее, что ли, — брезгливо поджала губы Маруся.

— Напрасный труд — все равно вымажемся. Ночью дождь лил.

— Нас в Зауральск не пустят на такой. Ужас!

— Перед Зауральском и умоемся. — Гриша осмотрел разочарованные лица Зыковых и обозленно прищурил глаза: — Не хотите ехать — не надо. В ножки падать не буду.

— Вот неспокойный! Слова ему не скажи... — вздохнула Маруся.

— Ладно тебе, не ершись, — примирительно сказал Семен. — Я только одно думаю: ловко ли на ней Балчинжава везти?

— И Балчи не царевич. Свой парень, растолкуем... — Гриша уселся за руль. — Ну, едете или нет?

Зыковы переглянулись.

— Едем! — решилась Маруся.

Они уселись, мотор взвыл, и «Победа» покатила вперед, будя утреннюю тишину.

Монгол-практикант Балчинжав Гангарын жил в большом молодежном общежитии. Машина остановилась у просторного крыльца с колоннами. Парни ушли отыскивать Балчинжава. Маруся осталась в машине одна.

Да, общежитие... Это оно только сегодня такое тихонькое, потому что воскресенье и раннее утро, а в будни тут всегда дым коромыслом, шум, галдеж и суета. Неспокойно жить в общежитии, а вспоминаешь об этих днях с радостью и удовольствием. Скучать не приходилось, всегда новости, всегда весело и интересно. Ты на виду у всех, и все у тебя на глазах — души нараспашку.

В квартире, конечно, спокойно, но и забот выше темени — и уборка, и стирка, и питание. Явилась с работы — и пожалуй на кухню, в комнаты и заглянуть некогда. Так и торчишь там до глубокой ночи. Что ж, и в коммунизм вот так, с кухнями, войдем? Семья... А может быть, семьи при коммунизме совсем по-другому будут жить? Почему об этом мало думают?

Маруся вздохнула. Никак она не успевает управляться с домашней работой. Хорошо еще, что Семен не из привередливых, не ругается. Посопит, как медведь, но ничего не скажет. Виновата она перед ним, что делать! Времени не хватает.

На крыльце появились парни, направились к машине.

Самым солидным в этой компании был он, Семен. Затолкав руки в карманы, он вышагивал спокойно, степенно поглядывая по сторонам. Маруся усмехнулась: как же, женатик! Девчонки болтали в первые дни после замужества: «Выбрала себе молчуна, лишнего слова не скажет...» Ну и выбрала! А что? За ним, как за каменной стеной, — все наперед обдумано. Прежде чем рюмку выпить, трижды прикинет: не лишняя ли? Не всякий парень способен на такое.

Хотя бы тот же Гриша Рябинин. Ну что он? Еще и человеком назвать нельзя — так, мальчишка. Мечется из стороны в сторону, а главного в жизни не найдет, хорошее от плохого не отличает. Попалась водка, налакался до зеленой сопли и думает: хорошо время провел. А то еще хуже — девчонки рассказывали — познакомится и в первый же вечер обниматься лезет. Дурной! Где привадился к такому баловству — кто его знает...

А между Гришей и Семеном шел тот, ради которого была затеяна поездка, — Балчинжав Гангарын. Монгол издали широко, белозубо улыбался Марусе и махал рукой. Ничего не скажешь — обходительный парень. Припомнилось, как зачастили в токарное отделение цеховые девчата, когда прошел слух, что туда на практику приехал иностранный рабочий.

В общем-то всем понравился: парень скромный, приветливый. Девчата ахали: бедненький, на целый год уехал от родного дома! Маруся тогда еще посмеялась: «Это уж ваше дело, чтоб не затосковал...» Саша Кочеткова надменно приподняла покатое плечико: «Нашли сокровище». Что с нее возьмешь, с красотки: женихов ищет, ждет не дождется, чтобы какой-нибудь инженерик подарил взгляд, замуж взял на полное иждивение. От такой доброго слова не жди — гусыня. И Маруся внезапно рассердилась: дура-девка, побольше бы таких парней!

Балчинжав долго и ласково пожимал Марусе руку:

— Здравствуй, здравствуй, Марусья! Такое утро, хорошо будет ехать. Верно?

— Верно. Надо и нам просвещаться, Балчи. Чем мы хуже других?

— Правильно, Марусья! Надо смотреть, пока молодой.

Гриша виновато проговорил:

— Ты вот что, Балчи... Ты извини, что машина такая... Уж я старался раздобыть получше, да не получилось.

Балчинжав, уже усевшийся на заднее сидение, тотчас выскочил из машины и обошел ее кругом.

— Ничего машина. Грязна маленько, бита мало-мало. Это ничего. Работьяга!

Он улыбался, и Гриша удовлетворенно подмигнул Зыковым:

— Что я вам говорил? Балчи парень свой, понимает. Поехали. Прощай, любимый город!

* * *

Собольск лежал в глубине долины. По дну ее, колотясь о каменные берега, извиваясь среди гладко отшлифованных щекастых валунов, взбугренная и пенистая неслась Соболка. По берегам реки, точно только что выбравшись из воды после купания, лежали белоснежные массивы жилых домов. Они террасами вздымались на склоны и ослепительно сверкали в лучах утреннего солнца белизной стен и зеркалом оконных стекол. На темном фоне леса город казался необыкновенно чистым и опрятным.

Машина поднималась в гору. За полосой жилых кварталов открылась широкая панорама завода. До самого края тянулись кровли цехов, похожие на ряды бесчисленных теплиц. Над литейными чернели прикрытые зонтами дымоходы вагранок вперемежку с жадно разинутыми жерлами вентиляторов. На вершине красной кирпичной башни белел квадратный циферблат заводских часов, и даже отсюда было видно, как прыгает с деления на деление минутная стрелка.

Венчала заводскую панораму поднявшаяся высоко в небо труба электроцентрали. Из нее, как живое и подвижное продолжение, отвесно вверх лез шевелящийся султан дыма. Достигнув уровня горных вершин, султан закручивался в мощные клубы, которые медленно относило к телевизионной мачте, одиноко торчавшей на макушке хребта.

Дорога круто петляла по дну долины. Дремучий сосновый бор сменился легкими и чистенькими березовыми рощицами, а вскоре и от них осталась низкорослая кустарниковая поросль. Открывалась степь. Открывалась широко и просторно, жаркая, изнемогающая от зноя, укутанная в дрожащее и переливающееся марево. По ту и по эту сторону дороги шевелились зеленые, перекатывающиеся волны созревающих хлебов.

Балчинжав смотрел в окно и вспоминал... Точно так же, как теперь исчезает в голубой дымке Урал, девять месяцев тому назад уходили назад Хангайские горы. Он уезжал из Монголии...

Смешно вспомнить: боялся ехать в Россию. Немного, но боялся. Как узнал, что должен ехать, целую неделю ходил и все думал, как будет жить там, в России?

18
{"b":"110844","o":1}