— Это… мадам де Мильвуа, — отвечал Чаров, подавая руку Саломее.

«Что за мадам де Мильвуа, — подумал Карачеев, всматриваясь в черты Саломеи, сколько позволяла прозрачность вуали. Черты как будто знакомы; но когда, где видал, он не мог припомнить. — Чудак! Верно, какая-нибудь актриса!»

Почти молча подошли они к даче.

— Вот мой эрмитаж, — сказал Карачеев. — А вот мой наследник, — продолжал он, подходя к палисаднику прекрасного домика, где на крыльце сидела кормилица с ребенком на руках. — Каков молодец?

— Славный, славный! Я также хочу позаботиться о наследнике, — сказал Чаров.

— Хм! Вы еще не женаты? — спросил Карачеев.

— Думаю скоро жениться.

Саломея отвернулась в сторону и прошла, не обратив ни малейшего внимания на ребенка.

— Madame! — проговорил Карачеев довольно сухо, досадуя на себя, что пригласил бог знает кого. — А где Катерина Петровна?

— Верно, в саду, — отвечала кормилица.

— Пожалуйста, стакан воды, мне дурно, — сказала Саломея Чарову, входя в залу и садясь на соломенный стулик.

— Сейчас я прикажу, — сказал Карачеев, — но вам здесь неудобно; не угодно ли сюда, в диванную… Тут вас никто не будет беспокоить.

— Отдохни, ma ch?re, — сказал Чаров, проводив Саломею в боковую комнату.

— Пожалуйста, скорей домой!.. Какая здесь духота!.. — проговорила она утомленным голосом, припав на диван и откинув вуаль.

Между тем из саду вбежала в залу молоденькая женщина, хорошенькая собою, с простодушным веселым лицом.

— Как ты скоро воротился, — сказала она, взяв за руку Карачеева и приклонив голову к его плечу, — я думала, что ты будешь гулять до самого чаю.

— Я так и думал, — отвечал он, обнимая ее.

— Я рада, что ты пришел; maman такая грустная, разговорилась о прошлом, вспомнила о сестрице…

— Постой, Катенька; надо велеть запречь скорее коляску.

— Зачем?

— С одним моим знакомым в парке случилась беда, сломался экипаж… Он с какой-то дамой; я пригласил их к нам и обещал коляску доехать до Москвы.

— А где ж они?

— В диванной.

— А кто такие?

— Позволь, друг мой, я сейчас приду…

— Да скажи прежде.

— Ах, какая ты!.. Один петербургский знакомец, Чаров.

— Постой же, я прикажу.

— Нет, нет, я сам; а ты вели подать этой даме воды. Она немного перепугалась, ей дурно.

— Ах, боже мой, дурно! Что ж ты не сказал давно!

И молоденькая женщина бросилась было по порыву доброго чувства в диванную.

— Постой, постой, Катенька, не ходи… Черт знает, кто она такая… может быть, какая-нибудь дрянь… Ведь этот Чаров беспутная голова.

— Mon cher, нет ли сигары? Да воды бы скорей… Ах, извините! — сказал Чаров, выходя из боковой комнаты и увидя даму.

— Сейчас, сейчас, велел подать, — отвечал Карачеев. — Катенька, это мосье Чаров. Рекомендую вам мою жену.

— С вами случилось несчастие? — приветливо спросила она.

— Дышлом разбило кабриолет и чуть-чуть не убило мою даму, — отвечал Чаров.

— Ах, боже мой! Где ж она?

— А вот здесь.

— Не нужно ли ей чего-нибудь? спирту или одеколону?

— Воды, если можно.

— Воды? сейчас!

И миленькая хозяйка побежала сама за водой. Возвратясь с стаканом, она вошла в диванную.

Чаров вышел осмотреть разбитый свой кабриолет.

Саломея была одна в комнате; запрокинув голову на спинку дивана и свесив руки, она лежала в каком-то изнеможении.

— Вам дурно, — проговорила молоденькая хозяйка, подходя к ней осторожно.

— О боже мой! Катя! — вскрикнула Саломея, приподняв голову и взглянув на нее.

Все члены ее затрепетали.

— Сестрица! — вскричала и молоденькая дама. — Сестрица! И она радостно бросилась было к Саломее, но Саломея удержала этот порыв, схватив ее за руку.

— Молчи! — проговорила она шепотом, но повелительно.

— Сестрица! — невольно повторила испуганная Катенька.

— Молчи, безумная!.. О, она меня погубит!.. молчи!.. Поди прочь!.. И никому ни слова, что я здесь, что ты меня видела!..

Катенька, сложив руки, стояла перед сестрой, не знала, что говорить, что делать. На глазах ее навернулись слезы.

— Поди, поди! Или ты меня погубишь! — повторила Саломея вне себя, задушив голос свой, — и ни слова обо мне, слышишь?…

— Сестрица… маменька здесь, — произнесла Катенька, отступив от нее.

— О, какая мука! она меня убьет!

— Сейчас коляска будет готова, — раздался в зале голос Карачеева.

— Ты слышала, что я тебе говорю! — прошептала Саломея исступленно, бросив страшный взгляд на сестру.

Катенька вздрогнула и вышла из комнаты бледная, встревоженная.

— Что с тобой, друг мой, Катенька? — спросил ее муж, заметив что-то необыкновенное во взглядах и движениях.

— Я… перепугалась, — проговорила она тихо, дрожащим голосом…

— Чего ты перепугалась?

— Она… ей дурно!..

— О боже мой! кто тебя просил входить туда! Что за заботливость бог знает о ком! Какая-то мерзавка, а ты ухаживаешь!..

— Ах, боже мой, как тебе не стыдно… так бранить… мою… сестру, — хотела сказать Катенька, но опомнилась, и у нее брызнули из глаз слезы.

— Да что с тобой, душа моя? — повторил Карачеев, обняв ее. — Чего тебе пугаться?…

— Сама… не знаю… я вошла, а она вдруг вскрикнула; я так и затряслась…

— Дрянь эта перепугала ее!..

— Ах, полно!.. Пойдем… она услышит.

— Вот беда!.. Ты знаешь ли, кто она?

— Ах, не говори…

— Да ты почему же знаешь эту француженку?

— Какую француженку?…

— Вот эту…

— Я ее не знаю…

— Да, это какая-то француженка… Жокей Чарова сказал мне, что она за птица… Вот пригласил!

— Ах… перестань!.. maman идет…

— Что ж за беда?

— Я боюсь… чтоб и она не перепугалась… пожалуйста, не впускай ее к ней…

— Да что ты, Катя, с ума, что ли, сошла? Катенька бросилась навстречу матери.

— Пойдемте, маменька…

— Постой. Где эта дама? Мне сказала кормилица, что лошади разбили экипаж, ушибли какую-то даму и что она у нас…

— Нет, маменька, нет, не ушибли… у ней так, дурнота только… припадок… пожалуйста, не входите туда…

— Что ты меня держишь! Ах, боже мой, верно до смерти убили!

— Нет, не беспокойтесь, особенного ничего, — сказал Карачеев, — дышлом разбило кабриолет одного моего знакомого… Повеса ужасный! вообразите, приехал на гулянье с какой-то француженкой…

— С француженкой? Ах, бедная! Где она? я хочу ее видеть.

— Маменька! — проговорила Катенька, едва переводя дух от ужасу.

— Да пусти меня! Вы что-то от меня скрываете!.. — сказала Софья Васильевна и хотела уже войти в диванную, но дикий крик дочери остановил ее.

Катенька упала на руки к мужу; перепуганная мать бросилась к ней.

— Боже мой, что с ней сделалось? — повторял Карачеев.

— Маменька… душенька, — произнесла Катенька, схватив руку матери, — дайте мне руку… дурно!

— Что с тобой, Катя?

— Не знаю сама… боль страшная… доведите меня в спальню…

— Пошлите скорее за доктором! — сказала Софья Васильевна, придерживая дочь.

— О боже, боже, ее как будто сглазила эта проклятая!.. Скорей отправить их и сказать, чтоб коляска заехала за доктором.

И Карачеев побежал сам в конюшню.

Между тем Саломея, припав лицом к шитой подушке дивана, судорожно вздрагивала, и взволнованная грудь ее издавала глухой стон.

Вдруг раздался в зале голос Софьи Васильевны и болезненное восклицание сестры.

Саломея вскочила с ужасом, бросилась к двери, но как будто полымя обожгло ее, и она, окинув испуганным блуждающим взором комнату, выпрыгнула в открытое окно, под навес крыльца, и сбежала на дорожку будущей аллеи, которую покуда заменяли тумбы и зеленые столбики огородки тротуаров. Удаляясь от гуляющих в сторону, она скоро очутилась около пруда и, утомленная, бросилась на скамью.

Осмотревшись кругом с боязнию и не видя никого, она свободно перевела дыхание.

За деревьями вдруг послышались голоса. Саломея вздрогнула, хотела снова бежать; но это были двое молодых людей. Она успокоилась и склонила голову на руку.