– Защита может задавать вопросы, – сказал Бергер.

– У меня нет вопросов, – вежливо ответил Мейсон.

– Обвинение закончило выступление, – с триумфом в голосе объявил Гамильтон Бергер.

Мейсон встал и посмотрел на часы.

– Высокий суд, – начал он, – довольно необычно, что дело об убийстве рассматривается столь поспешно. Защита несколько растеряна. Я бы попросил отложить дело до двух часов, чтобы я мог посовещаться со своей подзащитной.

Судья Сеймур покачал головой:

– Мы стараемся уложиться в расписание, мистер Мейсон. Признаю, что для столь серьезного дела такая поспешность необычна, но у нас есть еще целый час. Сейчас наступает время утреннего перерыва, и вместо обычных десяти он будет длиться двадцать минут, чтобы вы успели посовещаться с подзащитной. – Судья встал и сказал: – Суд объявляет перерыв на двадцать минут. В это время господа присяжные заседатели не должны ни обсуждать данное дело, ни позволять другим делать это в их присутствии, ни выражать какие-либо мнения.

Судья Сеймур встал и вышел из зала.

Когда публика покинула зал судебного заседания, Мейсон повернулся к Дженис Вайнрайт и спросил шепотом:

– Ну, Дженис, что скажете?

– Мистер Мейсон, – ответила она, – они говорят об этом как о чем-то ужасном, а это было просто обычное поручение мистера Тейлмана. Мистер Тейлман попросил купить утренние газеты. Он сказал, что хочет вырезать оттуда кое-что о земельных участках, и попросил принести ему ножницы. Мне пришлось пойти купить их, потому что те, что были в конторе, я сломала за несколько дней до этого.

– Что было дальше?

– Когда я вернулась, он попросил спуститься и купить еще две газеты.

– Что стало с этими газетами?

– Не знаю. В корзину для бумаг он их не бросил, это точно. Но обычно он и не бросал газеты в корзину, а складывал в шкаф. Когда набиралась большая стопка, уборщица их выносила. Иногда мистер Тейлман искал в старой газете какое-нибудь объявление о продаже недвижимости. Но, сделав вырезки, обычно выбрасывал газету в корзину, а в этот раз не выбросил.

– Дженис, – сказал Мейсон, – вам придется давать показания. Вы должны понять, что все косвенные улики против вас. Конечно, у вас есть объяснения всему: Тейлман сказал это, Тейлман велел сделать то, я следовала инструкциям мистера Тейлмана. Тейлман мертв. Вы понимаете, что сделает с вами обвинение, когда вы начнете давать показания? Они станут утверждать, что вы сфабриковали эту версию, потому что Тейлман мертв и не может вам возразить. Все зависит от впечатления, которое вы произведете на присяжных. Вы не можете позволить себе потерять выдержку, впасть в истерику. Вы должны мужественно принимать все удары. Вы понимаете?

– Да.

– Вы сможете?

– Мистер Мейсон, я боюсь… боюсь, что не смогу.

– Я тоже этого боюсь, – мрачно произнес Мейсон. – Ну, хорошо, Дженис, у вас еще есть пятнадцать минут, чтобы подумать и успокоиться. До сих пор парадом командовал я. Теперь ваша очередь. Соберитесь с мыслями.

Мейсон отошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.

– Да, Перри, дела, бывало, шли и лучше, – сказал Дрейк. – Действительно, настоящая бомба.

– Она сказала, что покупала газеты для мистера Тейлмана, – отозвался Мейсон.

– Это очень удобно, он же не может ей возразить, – сухо ответил Дрейк. – Я думаю, что твоя клиентка лжет.

– Знаешь, Пол, за время своей адвокатской практики я усвоил одну истину раз и навсегда: защитник может скептически относиться к словам подзащитного только до тех пор, пока не начался суд. После этого – никаких сомнений. Он должен встать перед присяжными и показать, что верит каждому слову своего подзащитного.

– Я знаю, – сочувственно согласился Дрейк, – но это была настоящая бомба.

– Давай проанализируем, – перебил его Перри. – Что может за всем этим стоять?

– Это вполне может означать, – ответил Дрейк, – что твоя клиентка спустилась вниз, купила газеты, вернулась и наклеила послание А.Б.Видала на бумагу. Потом еще раз вышла на улицу, купила еще две газеты и смастерила второе послание, которое отправила Тейлману на домашний адрес.

– Пусть так, но почему она это сделала?

– Чтобы быть уверенной, что он его получит.

– Тейлман был в конторе. Ей надо было всего-навсего положить письмо со всей остальной почтой.

– Может, она хотела, чтобы об этом узнала его жена?

– С другой стороны, – размышлял Мейсон, – предположим, что Тейлман намеревался исчезнуть и хотел прихватить с собой как можно больше наличных. Он хотел оставить письмо с угрозами, чтобы о нем обязательно узнали. Он надеялся, что Дженис Вайнрайт заглянет в корзину для мусора и найдет письмо, но не был в этом уверен. Поэтому он кладет еще одно письмо во внутренний карман пиджака, приходит домой и переодевается, зная, что жена имеет привычку рыться у него в карманах.

– Знаешь, Перри, – сказал Дрейк, – твоя клиентка – прелестная девушка. Если она сумеет хорошо подать свою версию, а ты убедишь присяжных, голоса могут разделиться.

Мейсон неожиданно весь напрягся. Делла Стрит, хорошо знавшая каждое его настроение, внимательно посмотрела на него:

– Что случилось, шеф?

– Все очень просто, а я чуть не проглядел! – щелкнул пальцами Мейсон. – Если письмо было склеено из газетных вырезок, его смастерил либо Тейлман, либо Дженис Вайнрайт. В любом случае оно не могло прийти по почте, а значит, письмо от А.Б.Видала – я имею в виду конверт с адресом – просто уловка.

– Но Дженис сказала, что конверт пришел по почте… Оно должно было быть в конверте, – возразила Делла.

– Оно не могло там быть, – сказал Мейсон.

– Боюсь, это как раз один из моментов, к которым прицепится обвинение, – заметил Дрейк. – Ты же видишь, что они делают. Гамильтон Бергер специально явился, чтобы самолично допросить твою клиентку и свести на нет ее версию.

Мейсон пересек зал заседаний и остановился у окна, глядя на проходящий внизу транспорт невидящим взглядом. В зале снова появилась публика. Вошел бейлиф. Звонок возвестил о появлении присяжных. В зале царила атмосфера напряженного ожидания, как перед решающим сражением.

– Прошу всех встать, – объявил бейлиф.

Судья Сеймур вошел и занял свое место. Бейлиф ударил молоточком. Все сели.

– Присяжные собрались, обвиняемая находится здесь, – сказал судья Сеймур. – Мистер Мейсон, можете продолжать.

– Высокий суд, – начал Мейсон, – во время перерыва мне пришла в голову очень важная мысль. Я хотел бы вызвать одного из свидетелей обвинения для повторного допроса.

– Кого именно? – спросил судья Сеймур.

– Миссис Карлотту Тейлман.

Тут поднялся Гамильтон Бергер.

– Ваша честь, – с достоинством начал он, – я полагаю, вы впервые ведете дело, в котором мистер Мейсон представляет интересы обвиняемого. Я же участвовал во многих. Это типичная процедура. Защитник ждет удобного момента, потом ходатайствует о повторном вызове свидетеля, подчеркивая таким образом важность вопросов, которые намерен задать, и нередко получает желанную отсрочку. В данном случае совершенно ясно, что защите необходима отсрочка, чтобы решить, будет ли обвиняемая давать показания. Я сочувствую мистеру Мейсону, но у нас тоже есть работа, как и у суда, а кроме того, мы должны принимать во внимание интересы налогоплательщиков. Я заявляю, что цель ходатайства о повторном вызове свидетеля – протянуть время до обеденного перерыва.

– Считаю, что защита должна проводить допрос свидетелей обвинения сразу, а не по частям, – сказал судья Сеймур. – Конечно, суд вправе разрешить повторный допрос даже после того, как обвинение закончило свое выступление, но для этого должны иметься очень веские основания, которых в данном случае я не вижу, и, следовательно, не намерен давать подобное разрешение.

– Могу я сказать, ваша честь? – спросил Мейсон.

– Конечно, господин адвокат. Я готов предоставить вам все возможности для защиты.

– Высокий суд, – начал Мейсон, – все это дело построено на косвенных уликах. И одной из улик, на которую очень полагается обвинение, является двадцатидолларовая купюра, номер… дайте мне взглянуть на нее.