—   После «двадцатки» какой был номер вашего самолета?

—   Под конец у меня уже 23-й номер был...

Со сбитиями по-разному получалось. У нас Иван Федорович Борченко выполнил 200 с лишним боевых вылетов, а сбил всего один самолет. Зато Иван Ильич, командир звена, говорил что-то вроде того, что снача­ла одному всех сбитых отдавать, потом насбивать уже следующему. Я сам в этом не участвовал. У моего веду­щего даже меньше сбитых, чем у меня. Не знаю, поче­му. Может, ему техники неправильную пристрелку ору­жия делали? Он бьет, бьет, а самолет летит и не падает.

— В бою вам с «фоккерами» приходилось встре­чаться? Кого сложнее сбить, «мессер»или «фоккер»?

— Одинаково сложно. Они почти одинаковые и с точки зрения пилотирования. Я на них не летал, но сужу по тому, как они вели себя в воздушных боях.

—   Говорят, немцы не любили лобовых?

—    Может быть. А кто их любит? Хотя... Когда наш 66-й полк участвовал в боевых действиях с октября 1941 года по ноябрь 1942 года, то за это время потери составили 15 летчиков. Бои проходили как раз над Подмосковьем, то есть полк участвовал в обороне Москвы. И настрой у наших был такой, что два летчика совершили два тарана. Один Александров¹ таранил Ю-88 и сам погиб. Второй Латышев², дмитровчанин, — таранил Ме-109, остался жив. Ему дали орден Красного Знамени, и все. [Александров Михаил Петрович, лейтенант. Погиб 18 января 1942 г. в воздушном бою. Документами факт тарана не подтверждается. Латышев Алексей Александрович, старшина. 11 сентября 1942 г. в районе юго-восточнее Коптево (Западный фронт) таранным ударом уничтожил истребитель Ме-109. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 2 самолета лично и 3 в груп­пе. Награжден орденом Красного Знамени.]

Вообще, много моих однополчан погибло. Тютин [Тютин Анатолий Дмитриевич, лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 216 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 27 самолетов лично и 1 в груп₄пе. Не вернулся из боевого вылета 23 марта 1944 г.], командир звена из первой эскадрильи, здорово, хоро­шо воевал. И сам парень был свой. Между прочим, он или ивановский, или владимирский. И вот, сбил он 20 с лишним самолетов. А потом в одном неравном бою и сам погиб.

Андриевский Александр Александрович [Андриевский Александр Александрович, младший лейте­нант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 1 самолет противника. Погиб в воздушном бою 5 февраля 1944 г.] тоже был хороший, компанейский парень, активный. Он был в первой эскадрилье. Художник замечательный. Он и Бе-лаш, техник по вооружению, вдвоем начали оформлять художественно боевой путь полка. Я сначала не знал, а потом мне как-то довелось взглянуть на то, что они де­лают. Думаю, какие молодцы, как у них чудесно получа­ется. А вот в смысле пилотирования Андриевский был не ахти. Он раза три садился на вынужденную посадку. Однажды он сел на косе Чушка. Это длинная такая коса, километров на 20—30 вдоль Таманского полуострова. На этой косе всегда были войска: пехотинцы в основ­ном, десантники. А у него мотор встал, куда деваться? И он выбрал там место, сел на колеса. Причем, что ха­рактерно, он не надевал шлем — наушники приспосо­бил к пилотке. Она была старенькой, серого цвета, как немецкая. Вылезает оттуда, его сразу обступили наши пехотинцы. Он начал говорить. Они удивляются: «Смот­ри, он по-русски говорит». Думали, что немец. Хоть на самолете и звезды, а на голове-то пилотка была, не шлемофон. Сам худощавый, длинноносенький. Хоро­ший мужик. Как он потом погиб, точно не могу сказать.

Багров Яков тоже там погиб. Он был командиром 3-й эскадрильи. Имел орден Ленина за сбитые самолеты. Погиб в районе Керченского пролива: просто не вер­нулся с боевого задания. До этого он всегда казался мне немножко хворым, не особенно разговорчивым.

По-разному гибли. Помню, 7 декабря у нас столкну­лись Канюков и Владыкин. [Канюков Михаил Васильевич, младший лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Воздушных побед нет. Погиб в авиакатастрофе (столкновение в воздушном бою) 12 января 1944 г.

Владыкин Алексей Васильевич, младший лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воз­душных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе. Погиб в авиакатаст­рофе (столкновение в воздушном бою) 12 января 1944 г.] Они атаковали группу Ю-87. Видимо, с двух сторон нападали, и как-то получилось, что столкнулись при атаке. Оба смотрели на противни­ка, не видели друг друга. Так и погибли. Жалко, очень жалко.

Потери поначалу остро переживались, а потом при­выкаешь. Раз погиб, теперь что делать. Помянем, и дальше жить и воевать надо. А ведь бывало и так, что задание выполнили, шли четверкой и не увидели, когда сбили одного из них. Считали, что погиб. Потом выяс­нилось, что зенитка сбила, летчик выпрыгнул и призем­лился на немецкую территорию.

А другой еще был в подобной ситуации. Его сбили зенитки. Это Георгий Михайлович Козьмин, летчик пер­вой эскадрильи. Живет сейчас, по-моему, в Москве. Он вернулся в полк, когда война уже закончилась. То есть он сидел или был на проверке, потом только его отпус­тили. И как раз в тот период случилось, что кто-то из летчиков, стоявших на границе, улетел то ли в Японию, то ли еще куда, сбежал. В ответ на это сразу пришел приказ убрать с приграничных районов всех, кто был в плену. Козьмина сразу перевели.

— Что делали с личными вещами погибших лет­чиков?

— Какие там вещи? Комбинезон, куртка, брюки. Фо­тографии высылали. Адъютант начальника штаба эс­кадрильи все это собирал и отсылал домой. Полных че­моданов ни у кого из летчиков не было.

— Как складывались отношения со Смершем?

— Поскольку постольку. Эксцессов не было.

— Кого было сложнее сбить — истребитель или бомбардировщик?

— В общем же если говорить, бомбардировщик сложнее, чем истребитель, конечно. Если ты сразу не сбил истребитель, то он тебя может сбить. Он же ма­неврирует. А если еще у твоего противника пилотаж от­работан лучше, он перегрузки больше выдерживает, то тут уж, конечно, он может быть победителем.

— Какие задачи ставились вашему полку чаще всего?

В основном занимались прикрытием своих войск. При патрулировании звено держало строй «фронт» с интервалом и дистанцией 50—100 метров. Естествен­но, что не по прямой идешь, а маневрируешь, чтобы осматривать заднюю полусферу. Головой все не охва­тишь — приходилось доворачивать самолет. Прикры­тие осуществлялось на экономическом режиме работы двигателя. Когда пост ВНОС сообщал о приближении противника, тут мы уже набирали высоту и оттуда ата­ковали на скорости.

Приходилось сопровождать бомбардировщиков и штурмовиков. Но со штурмовиками мы работали мало. Только когда им надо было закидывать продовольствие и боеприпасы Эльтингенскому десанту. А в основном сопровождали бомбардировщиков: сначала Пе-2, а по­том Ту-2 на Берлин. При сопровождении у нас строи­лась работа поэшелонно. Одно звено шло на одной вы­соте, второе на другой. Бомбардировщики шли впере­ди, а мы прикрывали их с обеих сторон.

В конце войны нам начали вешать бомбы: или 2 бомбы по 100 килограммов, или одну бомбу 250 кило­граммов. Мы обычно бомбили как Ю-87 — переворо­том в крутое пикирование. Летали на Данциг, на Сопот бомбить корабли. Попадали? Наверное...

Кроме того, нас часто посылали штурмовать аэро­дромы. Под конец выработалась такая тактика. Ска­жем, руководство близлежащих воздушных армий при­казывает в такое-то время вылететь полком и отштур-мовать определенный аэродром. Другому полку — другой аэродром. Третьему — третий. И вот мы летали целыми полками. Подвешивали к самолетам фанерные чемоданы, и туда складывали 30—50 бомбочек по 2,5 килограмма. Мы летали, сбрасывали эти чемоданы, в воздухе они раскрывались, и бомбочки рассыпались по большой площади, а потом мы начинали штурмо­вать.