— Шли все время ножницами, галсами, из стороны в сторону. Ведь я без скорости не истребитель, вот и крутишься у штурмовиков.

В строю полка или дивизии мы не летали. Всем пол­ком летали всего раза три-четыре за войну, да и то это не строй полка, а колонна эскадрилий истребителей и штурмовиков — разносили их по интервалу и высоте.

— Каклетчик-истребитель, вы тяготились со­провождением?

— Конечно, для истребителей это было невмоготу. Хотелось высвободиться, летать на «свободную охо­ту» — это самое лучшее. У нас как-то раз летная конфе­ренция была на тему «Прикрытие штурмовиков». Как дошла очередь до истребителей, командир полка и ко­миссар сидят на месте и, как обычно: «Тихомиров, да­вай!» Ну и я, замкомэска-2, выступил, сказал им откро­венно, что мне, истребителю, болтаться около них при­вязанным незачем. Мне свобода нужна, маневр, а прикрыть их я всегда сумею, задачу выполню более на­дежно.

Большинство своих побед я одержал при сопровож­дении, так что знаю, о чем говорю.

—  Уставали во время вылетов?

—  Обычно в воздушном бою летчик терял в весе. Бои были тяжелыми, хотя и длились обычно не более двух-трех минут. Одевались в зависимости от времени года — летом только китель (летали всегда со всеми орденами), зимой в спецодежде — меховые куртки, штаны ватные или альпаковые. С собой брали НЗ, спасательный жилет одетый, желтый такой, да под задом ЛАС-1 — лодка спасательная, зимой — лыжи в гаргроте.

За день делали иногда и по четыре вылета. У меня как-то раз было пять: утром вылетел в разведку, само­лет дозаправили и вылетели на сопровождение, потом снова разведка по результатам штурмовки, и опять на штурмовку и разведку результатов. Устал я тогда не сильно, можно было и еще несколько вылетов сделать. К вылету готовили самолет около получаса, особенно если боезапас не тратил. «Горилкой» заправят, техник спросит, нет ли нареканий на работу мотора — и опять на взлет.

—  Немцы беспокоили вас на аэродромах?

—  Только трижды: первый раз во время ночных тре­нировочных налетов на аэродроме Гора-Валдай немец­кий бомбардировщик сбросил на аэродром мелкие бомбы, слегка повредил несколько самолетов и сжег баталерку эскадрильи с запасом спирта.

Второй налет был на Керстово во время ночного боевого вылета по кораблям противника — немец во­шел в круг, помигал АНО, ему дали огни на посадку, а он сбросил 500-кг бомбу на ВПП с высоты 50 метров. Бомба не взорвалась, и я был вынужден ждать в возду­хе. Меня потом перенацелили на аэродром Котлы.

В третий раз на Гора-Валдае после тренировочного полета своим звеном произвел посадку. Одиночный Ме-110 сбросил 2 бомбы и обстрелял из бортового оружия. Мои друзья-пилоты решили, что это Пе-2, а я говорю: «Может, и Пе-2, но лучше присмотримся из щели». Только спрятались — и взрыв.

—  Что вы можете сказать о немецких летчи­ках?

—  Я всегда их уважал. Тех, кто пренебрегал ими, сбивали. Помните, я говорил, что вместе со мной на Балтику прибыли еще 5 летчиков? Авдейкин, Ложечник, Самохвалов, Никитин, Лобанов и я... Из нас я один вы­жил. В какой-то момент ты начинаешь верить, что тебя никогда не собьют, и теряешь осмотрительность. И то­гда ты погибаешь. Именно так и произошло со мной. К счастью, я сумел это пережить.

Атаковали они как придется — и меньшим числом, и большим, и на подходе, и на отходе, и смело, и настой­чиво. Они же истребители. У них много хороших летчи­ков было, а если летчик хороший, то он всегда собьет, если захочет.

— А о финских летчиках что вы можете ска­зать? У них тоже свастика на бортах была, только синяя.

— А ничего. Откуда нам знать, что за летчик в «мес­сере» или «фоккере»? По силуэту вижу — враг, и ата­кую. Некогда там в бою на цвет свастики любоваться. Я из-за этого один раз чуть своего не сбил. Выскаки­ваю из облачности — впереди чужой силуэт. Я при­страиваюсь в хвост, собрался было огонь открыть, да вдруг звезду увидел. Выхожу сбоку — действительно наш, вроде «харрикейн», а летчик мне кулаком машет. Однозначно с финном я только один раз дрался — у не­го машина какая-то тупорылая была, но не «фоккер». Покрутились да разошлись.

—Говорят, что подЛенинградомнашилетчикина-зывали немецких истребителей «зелеными ж...ми», было такое?

— Нет, не было, я такого не слышал. При мне точно не было. Может, раньше?

— Как относились к немецким и финским летчи­кам во время войны?

— Как можно относиться к ним во время войны — это был противник! Вообще... это были хорошие летчи­ки. Они были такие же, как и мы.

— А после войны? Злость какая-нибудь оста­лась?

— Нет. Как закончилась война — мы обычные люди стали. Быстро остыли. Они воевали, мы воевали. Вот, например, посылали меня на штурмовку. Захожу в ата­ку по колонне — на дороге люди, телеги, повозки — и расстреливаю от начала до конца. Откуда я знаю — мо­жет, там и мирные жители, сверху мне не видно, мне поставили задачу — я выполняю, где там углядишь, кто внизу. Это война. Так и они тоже. Верно ведь?

—    Если бы сейчас встретились с немецким летчиком-ветераном,   поздоровались бы,   пожали

руку?

—  Да, почему нет? Я встречался с ними уже сразу после войны, сталкивался. Нормальное у меня к ним отношение.

—   Что вы думаете о войне?

—  Ты знаешь, я счастлив, что у меня был шанс за­щищать Родину, и я рад, что смог выполнить долг до конца. Да, я убивал и учил убивать, но об этом хорошо сказал один летчик-штурмовик, я могу полностью при­соединиться к этим словам:

«Это было самое счастливое и горькое время. Горь­кое, потому что было много зла и горя, а счастливое — потому, что я делал то, что должен был делать! Никаких планов, ценилась только победа, у меня были настоя­щие друзья, большинство из них уже умерли. Тогда мы знали, за что бьемся и почему. Для тех, кто воюет, вой­на — это испытание — из какого теста они сделаны. Она дает тебе опыт, который ты больше нигде не полу­чишь. Для мирных жителей война — это ад, а для сол­дата — тяжелая, грязная и опасная работа... Когда вой­на заканчивается, гражданские люди начинают гово­рить разное о том, что делали солдаты. Что-то не имеет оправдания, но все это надо оставить войне. Мои руки по локоть в крови, но я горжусь тем, что я делал, и, ес­ли бы довелось, повторил бы все, не задумываясь».

Вот почему я не могу смотреть американские филь­мы про войну. Ни русские, ни немцы никогда не были кретинами, как их пытаются изобразить. Не американ­цы выиграли эту войну — они воевали с Японией, но не с немцами. Ту войну выиграли они, а нашу — мы.

Молодым бы я сказал так: храните мир, во время войны не задумывайтесь,

воюйте, но будьте людьми, а не зверьем, а когда война закончится — остановитесь, не таите злобы, прощайте, но ничего не забывайте!

Боевой счет В.А. Тихомирова*

1   08.02.44     Хе-111     Мал. Рожки

2   8.02.44     ФВ-190     Пимостику

3   09.03.44     ФВ-190     Б. Тютерс

4   18.03.44     Ме-109     Верги

5   02.04.44     ФВ-190     Кунда

6   02.04.44     ФВ-190     Нарвский зал.

7   10.04.44     ФВ-190     Азери

8   13.05.44     ФВ-190     Азери

9   21.06.44     ФВ-190     Тиуринсаари

10  30.07.44     ФВ-190     Кунда

11  16.08.44     Ю-87     Рудница

12  16.08.44     Ю-87     Рудница

13  25.10.44     ФВ-190     Церель

14  24.03.45     ФВ-190     Пиллау

* По официальному списку побед штаба ВВС КБФ у Владимира Алексеевича 14 побед, в том числе 11 личных. В соответствии с летной книжкой — 13 побед, включая 11 личных. Разница заключа­ется в двух победах, одержанных в паре с ведомым — Гапоновым.

В бою 2 апреля в 14:05—14:07 Тихомиров и Гапонов сбили по одному самолету, но эта победа в летной книжке отсутствует (отме­чен только ФВ-190 сбитый в 17:27—17:45 — в том же бою 1 ФВ-190 сбил Беляев и еще 1 ФВ-190 в группе — еще два летчика).