—  Тактику в училище изучали?

—  Слабо — можно сказать, обзорно, да и тактика была устаревшей — звенья по три самолета. До сих пор помню: правый ведомый смотрит влево, левый — впра­во, а ведущий — вперед. Только к самому концу обуче­ния, уже во время войны, стали изучать бой парами и четверками" но тоже обзорно.

Весной 1941 года мы уже летали на И-16 самостоя­тельно, по кругу, а на УТИ-4 (с инструктором) начали отработку простого пилотажа (на УТИ-4 и И-16 летали практически одновременно, т. е. вначале на УТИ-4 отрабатываем элемент с инструктором, а потом на

И-16 — самостоятельно). Ну, а в июне началась война. Мы стали рапорта писать с просьбой направить нас на фронт, патриотизм у нас был большой. Нам постоянно отказывали — тогда, помню, сильно на это обижались. Теперь я понимаю — куда нас, желторотиков, на фронт?! Посбивали бы нас сразу.

Потом на наш училищный аэродром сел полк на СБ. Вот тут мы и стали понимать, что война идет нешуточ­ная и немца с наскоку не взять. Потери у бомбардиров­щиков были очень большие. Пойдет девятка — возвра­щаются пять-шесть.

Через некоторое время на наш аэродром сели и два истребительных авиаполка, один на Як-1, другой — на ЛаГГ-3. На нас, курсантов, эти самолеты впечатление произвели. Конечно, по сравнению с И-16 эти истреби­тели выглядели сверхсовременно. Мы ходили, востор­гались: «Вот это истребители!» Встречались с команди­рами этих авиаполков, просили, чтобы они нас забрали к себе, не дожидаясь, пока мы закончим училище. Драться с немцами мы хотели неподдельно.

С началом войны летать практически перестали — почти все горючее шло на фронт, в боевые части. Надо еще сказать, что вскоре после начала войны все имею­щиеся в училище более или менее новые И-16 были пе­реданы в боевые полки. У нас в училище остались толь­ко те И-16, которые имели высокую степень износа, да УТИ-4 (тоже не новые). Изношенная матчасть не позво­ляла изучать сложный пилотаж — только простой. Мак­симум, что разрешалось делать на этих машинах, это мертвую петлю. Вот так на этих машинах мы и летали — по кругу, виражи, полубоевой разворот, и не больше.

Немцы продолжают наступать! Взял немец Полтаву, стал приближаться к Харькову.

Тут поступил приказ об эвакуации училища в тыл — инструкторам имеющиеся в училище И-16 и УТИ-4 пе­регнать, а курсантам эвакуироваться «своим ходом». «Своим ходом» — это значит пешком. С Чугуева мы шли пешком до Воронежского Калача. 15 дней! Лиха хлебнули, насмотрелся я за эти дни на всякое. В Калаче дали нам два дня на отдых и приведение себя в поря­док. Потом нас погрузили в эшелоны, и приехали мы в Баку. В Баку посадили нас на пароход «Шаумян», и но­чью по Каспию нас перевезли в Красноводск. В Крас-новодске курсантов и обслуживающий персонал снова погрузили на «товарняки», и приехали мы (наша эскад­рилья) в Чимкент. Там нас и разместили. Аэродром там был приличный, довольно хорошо оборудованный, гэвэ-эфовский, хотя и без бетонной полосы. Вырыли мы себе землянки (поскольку жилья на всех не хватало), начали летать. Восстанавливали летные навыки, летая на У-2 и УТ-2, потом понемногу стали летать на УТИ-4 и И-16.

Надо сказать, что в Чимкент, для изучения, к нам прибыли и новые истребители, ровно две штуки — бое­вой ЛаГГ-3 (одноместный) и учебный Як-7В (двухмест­ный). Прислали и инструкторов, владеющих новой тех­никой. Вот один из этих инструкторов нам и «помог» — поломал «лагг» настолько серьезно, что полеты на нем стали невозможны.

Случилось это так. При рулежке «дутик» «лагга» по­пал в колею. Инструктор резко газанул, чтобы из колеи выскочить, «дутик» и свернулся. Вместе с «дутиком» свернулся усилительный шпангоут и переломились стрингера. Сломался истребитель напополам. Мы, ко­нечно, подбежали посмотреть — е! все деревянное! — стрингера, центральный лонжерон, шпангоуты — в об­щем, все! «Вот это техника!..» Поэтому «лагг» был такой тяжелый, потому что весь был из дерева. У нас и так к этому истребителю доверия было немного, а посмот­рели мы на него изнутри, и оставшееся доверие к «лаг-гу» пропало начисто. Что же это за самолет, который запросто напополам сломать можно?! Полеты на «лаг-ге» запретили, потому как возможностей его полноцен­но отремонтировать у нас не было. Может, оно получи­лось и к лучшему, что не стали этот «лагг» изучать, а то еще неизвестно, в какой бы полк я потом попал и на ка­кую матчасть. Воевать на «лагге» — не дай бог!

Остался у нас Як-7В. На нем нас немного «поката­ли» — «показали» нам на нем взлет и посадку, точнее, сделали мы на «яке» по нескольку взлетов и посадок. Под непосредственным руководством инструктора из второй кабины. По крайней мере, мы знали, как это на­до делать. Самостоятельно на «яке» я не летал. А из училища меня выпустили на И-16.

Я даже не могу сказать, что нас готовили быстро — нас готовили очень быстро. Скоростным методом. Да­ли нам звание «сержант-пилот», и все — летчик готов! Это был конец 1941 года.

Сразу после выпуска весь наш курс целиком отпра­вили, но не на фронт, а в зап, располагавшийся в по­селке Укурей на «Маньжурке» — так тогда называли границу СССР с Маньчжурией. Там нас стали переучи­вать на истребитель Як-7Б. «Яки» в запе были Новоси­бирского завода. (Кстати, до нас этот полк учил летчи­ков на истребителе И-16, но с нашим прибытием всех этих летчиков, кто летал на «ишаках», отправили в Мо­скву.) В запе на переучивание на Як-7Б мне дали ровно 5 полетных часов. То есть если считать с довоенным налетом, то налет у меня составлял где-то так — часов 15 на УТ-2, 10 часов на УТИ-4 и 4—5 на И-16. Плюс 5 часов на Як-7Б в запе.

—  На что в основном шло полетное время в учи­лище и запе? На ваш взгляд, эта подготовка, что вы получили, была достаточной или нет?

—  Совершенно недостаточной! О какой достаточно­сти можно говорить, если ни в училище, ни в запе я ни разу не стрелял, ни по земле, ни по конусу!

В училище все полетное время ушло на то, чтобы мы более или менее овладели техникой индивидуаль­ного пилотирования И-16. Строем не ходили, сложный пилотаж не изучали, ни одного воздушного боя не про­вели.

В запе — снова изучали пилотаж (уже и с элемента­ми сложного), провели несколько воздушных боев, по­ходили строем и парой. Но и в запе мы ни разу не стре­ляли, ни по наземным целям, ни по воздушным.

Можно сказать прямо, что Як-7Б я до конца не осво­ил. Не мог я поначалу в воздушном бою взять от этой машины все, что она была способна дать. Да и на взле­те-посадке я этого истребителя поначалу побаивался. Но летать меня научили. Я пилотировал хорошо, маши­ну чувствовал. Все-таки на И-16 я летать научился (по крайней мере на уровне простого пилотажа), а раз уме­ешь летать на И-16, сумеешь и на всем остальном.

Надо сказать, что в запе нам уже преподавали бо­лее современную тактику воздушного боя — парами и четверками. Причем тактику преподавали достаточно серьезно, с особенностями маневрирования, тактиче­скими приемами, изучением ТТХ истребителей и бом­бардировщиков противника: скорость, маневренность, уязвимые места, расположение стрелков и т. п. По пла­катам запоминали вынос упреждения и точки прицели­вания, при различных углах атаки. Ничего не скажу, теоретическая подготовка по тактике в запе была не­плохой. Ее бы практикой подкрепить... Но не было го­рючего.

Вообще-то в запе количество летных часов между летчиками распределилось неравномерно. Так, первым делом проверили, кто как пилотирует. Пилотируешь хо­рошо — тебе летать поменьше, плохо — чуть-чуть по­больше. Я, по меркам запа, пилотировал хорошо, по­этому и вышло мне только 5 часов, а кому-то — 6—7. С другой стороны, и командование запа тоже понять можно — от него требовали выпустить как можно боль­ше летчиков, и, исходя из мизерности выделенных средств, оно каждого летчика стремилось научить хоть чему-то, и этим дать ему шанс на выживание в воздуш­ном бою.

Там же, в запе, мне открыли секрет, как надо це­литься, чтобы наверняка сбить вражеский самолет: «Загоняй его в прицел, и как только его крылья из «кольца» вылезать начнут, так открывай огонь — не промахнешься!»