В 1721 году во время свадебного пира, когда князь Трубецкой, человек в возрасте, женился на молоденькой двадцатилетней девушке, к столу подали желе из фруктов, излюбленное лакомство молодожена. Тут же Петр силой открыл ему рот и стал заталкивать это кушанье, проталкивая куски своими пальцами все дальше в горло. В это же время по приказу императрицы другие приглашенные щекотали брата девушки, который корчился и кричал, если верить словам Бергхольца, «как теленок на скотобойне».
В Копенгагене Петр увидел мумию, которая ему понравилась, и захотел ее забрать. Но так как это был единственный в своем роде экземпляр, король Дании ответил вежливым отказом на просьбы своего высокого гостя. Царь вернулся в музей, вырвал мумии нос и, повредив ее, сказал изумленному хранителю: «Теперь вы можете ее охранять».
Утром 11 июля 1705 года, посетив монастырь в Полоцке, Петр остановился перед статуей прославленного мученика ордена, блаженного Иосафата, который был изображен с топором, вонзенным ему в голову. Царь, еще окончательно не протрезвев, спросил: «Кто замучил этого святого?» – «Схизматики», – ответил настоятель, пастор Козиковский. Этого слова, которым католик назвал православных, было достаточно, чтобы вывести царя из себя. Он проткнул шпагой пастора Козиковского и убил его; офицеры из его свиты набросились на остальных монахов. Трое также были заколоты насмерть, а два других, смертельно раненных, умерли через несколько дней; монастырь был отдан на разграбление, а в разоренной церкви сделали кладовую для царских войск. В тот же вечер секретарь царя Макаров написал в «Журнале» Его Величества: «11 июля был в униатской церкви в Полоцке и убил пять униатов, обозвавших наших генералов еретиками». Известие об этом, немедленно посланное из Полоцка в Рим, наделало много шуму в униатских церквях, инцидент обрастал все новыми ужасными и возмутительными подробностями. Царь якобы приказывал отрезать груди у женщин, которые были виноваты лишь в том, что присутствовали при резне и были не в силах скрыть своего волнения. В слухах была известная доля преувеличения.
Спустя пять лет, во время празднования победы под Полтавой, в Москве, царь подошел к солдату, который нес шведское знамя, и, искаженный яростью, ударил его плашмя своей шпагой, не заботясь о том, что стало с его жертвой. В 1721 году в Риге, увидев другого солдата, несущего фрагменты меди, упавшие с крыши церкви Святого Петра после удара молнии, он убил его, ударив своей дубиной. Ромодановский и Зотов пытались успокоить царя во время одного из приступов ярости, тогда Петр обнажил свою шпагу, сделал несколько взмахов лезвием и наполовину отрезал пальцы одному и ранил в голову другого. Некоторое время спустя, увидев среди бала, что Меншиков танцует со шпагой на боку, он дал ему такую сильную пощечину, что у фаворита пошла носом кровь.
Некоторые из этих эпизодов были инспирированы им исключительно для того, чтобы посмеяться и развеселить других. Так, например, 30 апреля 1723 года Петр стал бить в набат, ночью поднимая жителей Санкт-Петербурга, которые, решив, что начался пожар, устремились туда, где предположительно он мог начаться. И увидели всего-навсего пылающий костер, который был разожжен по приказу царя. Солдаты, следившие за костром, сказали, смеясь, что это была шутка Его Величества. В другой раз, чтобы развлечься, он поджег старый деревянный дом в Москве, постройки 1690 года, приладив римские свечи к балкам, и бил в барабан, пока не обрушилась крыша, устроив искрящийся фейерверк. Или одному из своих шутов во сне приклеил смолой бороду к груди и долго смялся, увидев, как человек корчился после пробуждения.
Шуты – а их в окружении царя было около шестидесяти – должны были развлекать государя своими шутками. За столом они громко рассказывали, прыская со смеху, о кражах, растратах, оплошностях должностных лиц, пока царь осматривал пронзительным взглядом присутствующих. Самым знаменитым шутом был португалец из Акосты. Петр доверял ему организацию гротескных церемоний и руководство людьми, которые были в них задействованы. Другой шут, Балакирев, был у царя козлом отпущения, он считал его королем обманутых мужей и не упускал случая публично ему сделать рожки.
Кроме шутов, существовали еще и карлики. Петр был без ума от них. Чтобы придать пикантность венчанию двух своих любимых карликов, Петр приказал созвать еще семьдесят двух со всех дальних областей империи. В церкви он сам лично держал венец над головой невесты, которая едва доставала ему до пупка. После этого в роскошном дворце Меншикова был устроен огромный пир. «Нормальные» люди сидели за большими столами, «лилипуты» за маленькими столиками, и им подавали еду на миниатюрных тарелочках. Вскоре вся компания гномов была мертвецки пьяна. Очевидец так описывал бал, который последовал за обедом: «Легко было представить себе удовольствие, которое Петр I и оставшаяся компания получали от зрелища комичных прыжков, странных гримас и смешных поз этих пигмеев, один вид которых уже заставлял смеяться. У одного был большой горб и короткие ноги; у другого был огромный живот; третий переваливался с боку на бок, как барсук на кривых ножках; еще один отличался длинными ушами, маленькими свиными глазками и тем, что у него рот был набоку; у остальных фигуры были еще смешнее. Когда развлечения закончились, новобрачных проводили в царский дворец и положили в царской спальне».[76]
Похороны того же самого карлика спустя несколько лет дали повод царю разыграть целый спектакль. Во главе похоронной процессии шел священник маленького роста. Певчими были дети. Маленький катафалк с маленьким гробиком везли маленькие лошадки, покрытые черными попонами. Позади шествовали карлики в траурных одеждах. Их уродства и прихрамывающая походка веселили зевак и самого царя. Чтобы процессия смотрелась контрастнее, Петр приказал пятидесяти гренадерам самого высокого роста ехать по бокам процессии с фонарями в руках. После похорон карлики были приняты во дворце Их Величествами. Спустя несколько дней смерть главного повара спровоцировала еще один маскарад. Все участники процессии были одеты как повара, в фартуки и белые колпаки.
Не только карлики привлекали Петра, но и гиганты. Он привез из своего путешествия по Франции толстого и вялого великана, ростом два метра двадцать шесть сантиметров, и женил его на финке такого же роста в надежде, что у них родятся необыкновенно большие дети. Это ожидание закончилось разочарованием, несмотря на то что царь назначил паре великанов ежегодное содержание в размере шестисот рублей. Великана использовали также на гротескных церемониях, нарядив в костюм мальчугана, он водил на помочах карликов.[77]
Вскоре болезненные пристрастия царя подтолкнули его к организации Кунсткамеры, где он собрал различные экспонаты «ошибок природы»: человек, лишенный гениталий, ребенок с двумя головами, барашек с пятью ногами, уродливый зародыш. Он любил пройтись между сосудами, в которых были заспиртованы эти диковинные образцы. Был издан и разослан по областям специальный указ, в котором царь приказывал все найденные на их территории феномены, людей или животных, живых или мертвых, доставлять в Санкт-Петербург. Были назначены различные вознаграждения за найденные диковины: за живое существо, за мертвое, за человеческое существо и за животное. Хранителем этого музея был карлик, у которого на руках и ногах было всего по два пальца. Он знал, что после смерти также станет одним из экспонатов музея.
Страсть к ужасам естественным образом привела Петра в камеры пыток, где он любил присутствовать и смотреть, как палач орудует клещами или кнутом. При необходимости он становился помощником палача, даже если дело касалось его собственного сына. Зрелище казни было для него ни с чем не сравнимым удовольствием, которое он не мог пропустить. По словам Семевского, «он провожал осужденных до эшафота с упреками и бранью, насмехаясь над их агонией и смертью».
