– Мне жаль, что ты так страдаешь, – продолжала она страстно, – но я считаю, ты в состоянии исправить сложившуюся ситуацию.

– Как? – всхлипнула я, прикладывая к глазам салфетку, всю измазанную тушью.

– Забыв об этом маленьком недоразумении, – просто сказала она. – И Джос никогда ничего не узнает. В любом случае Питер – не решение проблемы. Питер – это и есть сама проблема.

– Это не так.

– Так, – настаивала она. – Послушай, сначала он заводит роман с Энди и причиняет боль тебе; потом крутит роман с тобой и причиняет боль Энди. О чем тут еще говорить?!

– С твоих слов все выглядит намного хуже, чем было на самом деле, Лили, – сказала я, пока официант ставил перед нами салаты. – Да, у него был роман на стороне. Но он раскаялся и попытался вернуться ко мне. В это что – трудно поверить? И я тоже хотела, чтобы он вернулся. Потому что Питер – мой муж! – воскликнула я, и из глаз снова потекло. – Это просто невероятно, – я ущипнула себя за руку, – мне кажется, он все еще здесь, со мной, я чувствую его. Но тебе, Лили, этого не понять, потому что ты никогда в жизни не проводила ни с кем больше недели!

Лили смотрела на меня ошарашенно. Я никогда не говорила с ней в подобном тоне. Но, рожденный глубоким отчаянием, во мне словно прорезался новый голос, и он продолжал:

– Я люблю Питера. Я всегда любила его, теперь я понимаю это. И я хочу, чтобы он вернулся ко мне.

– Но это невозможно, – ответила Лили.

– Да, – простонала я, – уже невозможно. Питер так хотел, чтобы мы остались вместе.

На следующий день после сцены в ресторане он пришел ко мне – мы оба были разбиты – и сказал, что все еще можно исправить.

– Это возможно, Фейт, – тихо сказал он. – Мы что-нибудь придумаем. – Я смотрела на него во все глаза, покрасневшие от слез. – Я много думал об этом, – добавил он. – Мы не должны позволить разлучить нас.

– Неужели? – уныло спросила я.

– Почему мы должны сдаться?

– Потому что ребенок – это не ерунда, вот почему. Я могу смириться с изменой, теперь я знаю, что могу, но не думаю, что можно смириться с тем, что будет еще и ребенок.

– Но я хочу быть с тобой, Фейт. Я хочу жить как раньше.

– Это слишком, Питер, – заплакала я, – ребенок – это уже слишком. Ребенок, который будет всегда. От одной мысли о том, что внутри Энди растет твой ребенок, меня тошнит. Теперь я понимаю, почему мне снились айсберги, – всхлипнула я, – потому что с одним из них нам предстояло столкнуться!

– Останься со мной, Фейт, – сказал он тихо.

– Не могу. Потому что теперь Энди и ее ребенок будут вечно напоминать нам об этом ужасном времени в нашей жизни. Можно было бы притвориться, что мы счастливы, – продолжала я. – Да, конечно, можно сделать из этого хороший спектакль. Но в глубине души нам будет плохо. Думаю, я не хочу этого, Питер. Это именно то, что разрушит наши отношения. Помнишь, Джерри Холл мирилась со всеми интрижками Мика Джаггера, но именно ребенок разлучил их.

– Я должен поступить с Энди как порядочный человек, – сказал он.

– Конечно, – сказала я. – Мне, как никому другому, известно, что ты всегда поступаешь порядочно. Но мне, Питер, это испортит жизнь, а Энди даст безграничный контроль над тобой. Она будет с нами всегда. Мы никогда не сможем забыть того, что случилось. Я просто не верю в это.

– Ты действительно так считаешь? – спросил он.

Я кивнула.

– Я много думала об этом, Питер. Я пыталась посмотреть на все это и так и иначе, и все же мой ответ «нет». Я представляю себя в роли мачехи ребенка Энди и понимаю, что просто не в состоянии смириться с этим. Возможно, кто-то другой смог бы, а я не могу. Для меня все кончено, Питер, и я считаю, дальше мы должны идти каждый своей дорогой.

О да. Все кончено, поняла я с горечью. Энди, вечно курившей «Лаки Страйк»,[129] улыбнулась-таки удача, а нам остается посыпать голову пеплом.

– Ты гналась за призраком, Фейт, – услышала я шепот Лили. – Ты строила замок из песка. Потому что, даже если забыть на минуту про беременность Энди, – объяснила она, – факт остается фактом: Питер изменил тебе.

– Да, – ответила я вяло, поддевая на вилку салатный лист. – Он мне изменил. Это правда. Но я была готова простить и забыть. Сперва мне казалось, что я не смогу пережить его измену, но потом поняла, что смогу.

– В таком случае ты просто идиотка! – хмыкнула Лили презрительно.

Я смотрела на нее во все глаза. В ее лице читались насмешка и пренебрежение, губы сжались в узкую жесткую полоску. Сейчас, осмелев от отчаяния и горя, я решилась задать ей вопрос, который мечтала задать уже очень давно.

– Лили, – тихо спросила я, – почему ты всегда так непримирима в отношении Питера?

Она не ответила, но тоже смерила меня долгим взглядом, словно ей не понравился вопрос, потом моргнула и посмотрела в сторону.

– Почему ты так настроена против него? – повторила я. – Я просто не понимаю. Я, конечно, знаю, он никогда тебе не нравился…

– Да, – согласилась она. – Он никогда мне не нравился.

– Но раньше ты его как-то терпела.

– Да, – согласилась она, сделав глоток минеральной воды, – раньше терпела. Ради тебя.

– Но в последнее время, – упорно гнула я свое, – примерно год, ты как будто объявила ему войну. Да ты его попросту ненавидишь. Ты стала совершенно непримирима.

– А почему, собственно, я должна считаться с ним? – неожиданно вспылила она. – Он хоть раз считался со мной?

– Лили, – протянула я изумленно, – не верю, что это правда. Ты говоришь так, словно он твой враг. Но я могу сказать одно: это не так.

– Да неужели? – спросила она с насмешливой улыбкой.

– Да. Совершенно точно, – ответила я. – Но ты как с цепи сорвалась. На что ты злишься?

– Ну хорошо, – сказала она, водя зажигалкой по краю тарелки. – Ты права. Я признаю, что в последнее время недовольна Питером. Но единственная причина, – с жаром добавила она, – в том, как он обошелся с тобой! И хотя ты, возможно, уже и готова была его простить, то я, извини, нет.

– Но, Лили, – заметила я, – это не ты должна прощать его, а я. И если я решила, что хочу вернуть Питера, то с какой стати возражать тебе?

– Извини, Фейт, – сказала она, высокомерно поводя плечами, – я чувствую то, что чувствую. Все очень просто: твоя боль – моя боль. И да! – Она ударила ножом по тарелке. – Питер обидел меня не меньше, чем тебя.

Я опустила глаза и покачала головой. Что бы ни говорила Лили, ее реакция казалась слишком уж бурной. Я вспомнила, как Кейти однажды сказала, что в глубине души Лили ревнует меня к Питеру и считает «своей». Я взглянула на нее еще раз и перенеслась на двадцать лет назад. Я вспомнила, как в шестнадцать лет она без конца придумывала, куда мы отправимся, как только закончим школу, и как нам будет весело. Мы вместе мечтали о том, как будем разъезжать по стране, какие вечеринки будем закатывать в квартирах, снятых пополам. А я вышла замуж в двадцать лет. Я никогда не забуду, как изменилось лицо Лили и как застыло на нем осуждение, когда я сообщила, что помолвлена.

– Ты никогда не хотела, чтобы я вышла замуж за Питера, так ведь? – спросила я, пока она зажигала тонкую сигару. Повисло молчание. Лили выдохнула дым.

– Не хотела, – признала она, пожав плечами.

– Но почему? Почему ты была против?

– Мне казалось, ты все пустила на ветер.

– Что – все?

– Ну, в первую очередь, свой диплом.

– Но ты-то даже не получила диплома. Ты же бросила Кембридж на втором курсе.

– Да, но я так поступила потому, что мне представилась возможность заниматься тем, чем я всегда хотела, – работать в журналах, – объяснила она.

– А мне представилась возможность быть тем, кем я всегда хотела быть – женой и матерью.

Она закатила глаза.

– Можешь презирать меня сколько угодно, Лили, – сказала я, – но это была моя мечта. Мне никогда не хотелось сделать блистательную карьеру, как тебе, – продолжала я. – У меня не было ни блестящих способностей, ни больших амбиций, как у тебя. Я встретила Питера в девятнадцать лет, и стрела Амура попала точно в цель. Можешь состряпать из этого неплохой сюжет для своего журнала – что-нибудь типа «Когда первая любовь становится последней», – но именно так и вышло у меня с Питером. Ты всегда была нетерпима к нему, Лили, но это не твоя жизнь, а моя. Я отчаянно хотела бы вновь оказаться с Питером вместе, – закончила я тихо. – И меня убивает то, что это невозможно.