Кьеркегор считал, что он разоблачил то, как подлинное христианство искажается датской церковью. Несмотря на свое все уменьшающееся состояние, он основал журнал, названный «Момент». На его страницах он критиковал церковь, называя ее «машиной», обличал одного из наиболее популярных епископов как лицемера, живущего мирскими интересами. (Помимо всего прочего, этот епископ был гегельянцем.) В одном из выпусков он даже заявил, что, если бы вдруг доподлинно стало известно, что Христа никогда не было, церковь продолжала бы существовать как и прежде, и лишь немногие пасторы смогли бы отказаться от своей комфортной жизни.

Как и можно было ожидать, это заявление вызвало шумный скандал. Теперь уже Кьеркегор мог не бояться потерять свою свободу: его пастырство было исключено. Так вновь повторился случай с «Корсаром». Кьеркегор завоевал славу и широкую известность. Его статьи вскоре были переведены на шведский язык, и полемика вокруг них разгорелась по всей Скандинавии. Мир отдавал ему должное, и сознательно или бессознательно он чувствовал это. Но вновь это была та единственная популярность, которую он чувствовал в себе силы принять: дурная слава и оскорбления. В то же время здесь нетрудно усмотреть отдаленное эхо того, как проклинал Господа Кьеркегор-старший на своем ютландском холме. И конечно, это вновь привлекло к нему внимание Регины.

Муж Регины незадолго до этого был назначен губернатором датских колоний в Америке (трех маленьких островов в Карибском море). Кьеркегор почти наверняка знал об этом; остается только гадать, насколько это повлияло на его решение основать «Момент». В апреле 1855 года, в день своего отплытия в Америку, Регина сумела встретиться с Кьеркегором на улице. Она помолчала и тихо сказала ему: "Да благословит тебя Бог. Может быть, все сложится для тебя хорошо". Кьеркегор приподнял шляпу, "вежливо поприветствовав друг друга", они разошлись. Это был первый раз, когда они говорили друг с другом после того, как 14 лет назад расстроилась их помолвка. И это был последний раз, когда они виделись.

Все возрастающее недомогание и постоянный стресс от борьбы с официальной церковью подточили здоровье Кьеркегора. Через семь месяцев после того, как Регина уехала в Америку, прямо на улице с Кьеркегором случился приступ, и его положили в больницу. На свои последние деньги он напечатал следующий выпуск «Момента». Из-за слабости и отчаяния, о которых он знал так много, Кьеркегор потерял волю к жизни. Но он никогда не терял веры. Те, кто видели его в то время, запомнили лучистые глаза, оживлявшие изможденное лицо, и его абсолютное спокойствие. Через месяц он умер. Это случилось 11 ноября 1855 года. То немногое имущество, которое у него оставалось, он завещал Регине.

На похоронах Кьеркегора собралось неожиданно много людей, студенты оспаривали друг у друга возможность нести гроб с его телом. Как и хотел бы Кьеркегор, на церковном кладбище случился скандальный инцидент. Некоторые присутствовавшие выступили против лицемерия церкви, которая хотела признать Кьеркегора своим, похоронив его на священной земле. Кто-то зачитал оскорбительный отрывок из «Момента». Поднялся шум…

Кьеркегор скоро был позабыт. Интерес к его творчеству пробудился только в начале XX века. Тогда в Германии в его идеях увидели своего рода философскую параллель незадолго до этого появившемуся и сразу вошедшему в моду психоанализу Фрейда.

Идеи Кьеркегора развивал Гуссерль, основатель феноменологии. Это течение попыталось (правда, не совсем удачно) сделать философский анализ сознания предметом рациональной науки. Как часто случается в философии, эта попытка, несмотря на свою неудачу, оказала плодотворное и стимулирующее влияние на развитие философской мысли. В дальнейшем идеи Кьеркегора разрабатывались учеником и последователем Гуссерля, Хайдеггером. Хотя Хайдеггер и скомпрометировал себя сотрудничеством с фашистским режимом, влияние его идей на европейскую мысль в XX столетии было первостепенным.

Многие считали эту новую философию экзистенциализмом, а Кьеркегора — ее основателем. Экзистенциализм стал единственной иррациональной философией за всю историю развития европейской мысли. Никто не сомневается, что Кьеркегор достиг успеха, однако сама возможность построения иррациональной философии ставится под вопрос. В отличие от всех рациональных философских учений, экзистенциализм чисто субъективен. Поэтому с его представителями так трудно спорить, хотя, несмотря на это, сами они прославились своими постоянными спорами друг с другом. Как и у Кьеркегора, в экзистенциализме бытию (существованию) отдается предпочтение перед познанием. Эта философия достигла высшей точки своего расцвета (или упадка) в творчестве Сартра, который провел большую часть жизни в сорбоннских кафе, где изучал свое существование.

Слово «экзистенциализм» имеет любопытную историю. После того как его случайно ввел Кьеркегор, оно было забыто, затем воскрешено в немецкой философии и почти одновременно с этим дискредитировано. И Гуссерль, и Хайдеггер отказывались считать себя экзистенциалистами, так как, по их мнению, этот ярлык ограничивал и делал тривиальным их философию. Сартр, который не боялся того, что его философия станет ограниченной или тривиальной, был первым, кто открыто провозгласил себя экзистенциалистом. Это было в начале 1940-х годов. К концу десятилетия это принесло Сартру мировую известность, и само слово «экзистенциализм» стало синонимом его учения. Сартр признавал, что Кьеркегор сыграл решающую роль в становлении раннего экзистенциализма, но настаивал на том, что его собственная философия не имеет ничего общего с кьеркегоровской. Это было нечестно, хотя и вполне так, как того мог желать сам Кьеркегор: беспорядочность и атеизм Сартра, которые оказали определяющее влияние на его философскую жизнь, вряд ли понравились бы Кьеркегору.