В результате Юлиус Штрейхер очень скоро превратился во «врага № 1» всего организованного «международного иудейского сообщества» (по его же собственному выражению). Один из сотрудников издательства Штрайхера даже собрал целую коллекцию нападок на «франкенфюрера», публиковавшихся в международной прессе, и даже собирался издать эти тысячи гневных филиппик в виде отдельной антологии под ироничным названием «Штрейхер, кровавый деспот из Франконии», однако претворению этого замысла в жизнь помешало начало Второй мировой войны.

Между тем, заветной мечтой Штрейхера, по его же собственным словам, было вовсе не поголовное истребление всего еврейского населения Германии. Он хотел лишь дожить до того дня, когда все иудеи будут, в конце концов, изгнаны за пределы дорогого ему Фатерланда. Он утверждал, что даже многие из аккредитованных в Германии зарубежных дипломатов мысленно аплодируют его активной антисемитской деятельности.

К числу этих симпатизирующих ему предмтавителей диплоиатического корпуса Юлиус Штрейхер относил, в частности, посла Французской республики в Третьем рейхе Андре Франсуа-Понсе, с которым он лично познакомился на партийных съездах НСДАП в Нюрнберге и с тех пор не раз встречался как в официальной, так и в неофициальной обстановке. Когда другой его добрый знакомый, потомок пророка Мухаммеда, заклятый враг сионизма и воссоздания иудейского государства в Святой Земле — Великий муфтий Иерусалимский Али Амин аль-Хуссейни — со всей мусульманской прямотой заявил Штрейхеру в откровенном разговоре о том, что вопрос о переселении иудеев из Германии в Палестину, с его точки зрения, не подлежит даже обсуждению, Штрейхер (подобно самому Гитлеру) склонился в пользу так называемого «Мадагаскарского плана» (согласно которому евреев надлежало переселить на остров Мадагаскар) как единственного действительно реального и окончательного решения «еврейского вопроса».

Впрочем, к описываемому времени его мнение перестало иметь какой-либо вес в Третьем рейхе, поскольку Штрейхер, как уже упоминалось выше, впал в немилость у высшего руководства национал-социалистической Германии из-за того, что позволил себе в «недопустимых выражениях» высказаться против «аризации» (экспроприации еврейской собственности в пользу арийского капитала) в той форме, в которой она проводилась в Германии после «Хрустальной ночи» 1938 года.

Между тем, главным сторонником как раз такой формы «аризации» был не кто иной, как Герман Геринг. Именно это, а вовсе не «порнографический характер» юдофобских публикаций в «Штюрмере» послужило истинной причиной его опалы. 13 февраля 1940 года Верховный партийный суд НСДАП во главе с Высшим партийным судьей обергруппенфюрером СА Вальтером Бухом признал Юлиуса Штрейхера более «не пригодным к руководству людьми» и освободил его ото всех занимаемых партийных должностей. Тем не менее, Гитлер дозволил Штрейхеру по-прежнему издавать журнал «Дер Штюрмер» и сохранил за ним звание гауляйтера (как почетный титул).

Впавший в немилость у «властей предержащих» (чем он был обязан, в первую очередь, Герману Герингу) Штрейхер удалился на свою ферму Плайкерсгоф, расположенную в его родной Франконии. На клочке земли, купленной на собственные деньги, Штрайхер построил там ферму с коровником (по-немецки «бауэрнгоф», то есть, собственно говоря, «крестьянский двор» — аналог древнегерманского «гарда» или «горда» — сравни со славянскими словами: «град», «город», «огород»), где и прожил всю войну, не поддерживая никаких контактов с какими бы то ни было властными структурами национал-социалистического режима.

Между тем, Юлиуса Штрейхер на протяжении долгих лет был единственным близким другом фюрера и рейхсканцлера Адольфа Гитлера, которому тот позволял обращаться к себе на «ты» (после расстрела эсэсовцами также пользовавшегося этой привилегией начальника штаба штурмовых отрядов (СА) НСДАП капитана Эрнста Рема в «ночь длинных ножей» в 1934 году). Но поведение фюрера в этой истории ужаснуло и оттолкнуло Штрейхера. Гитлер заявил, что «если в ходе разбирательства кто-нибудь (то есть, возможно, и Штрайхер — В.А.) окажется уличенным во лжи, он будет расстрелян». До расстрелов на этот раз дело не дошло, но из всего случившегося Штрайхер сделал для себя очередной неутешительный вывод — в критических обстоятельствах фюрер вполне способен проявить не просто необходимую твердость, но и «слепую и бесчеловечную жестокость».

И вот настал тот день, когда бывший гауляйтер Франконии, владелец и издатель еженедельника «Дер Штюрмер» Юлиус Штрейхер был арестован офицером американских оккупационных войск, майором Генри Блиттом, прибывшим за ним «по наводке» 22 мая 1945 года в крестьянский дом в Вайдбруке (Тироль), где «франкенфюрер» проживал в уединении под чужим именем, совсем по-мужицки отпустив себе бороду. Когда ему было приказано назвать свое подлинное имя, бывшему гауляйтеру не оставалось ничего другого, как признаться: «Юлиус Штрейхер». Произведя арест, майор Блитт препроводил его в тюрьму Зальцбурга, где арестованного сразу же заковали в наручники, которые ни разу не снимали с него в течение последующих пяти дней.

23 мая Штрейхера, все еще закованного в наручники и одетого только в нижнюю рубашку и кальсоны, перевезли в тюрьму баварского города Фрейзинг, где он был заключен в карцер. В карцере не имелось не только окон, но и кровати и даже стула, так что спать заключенному приходилось на холодном каменном полу.

Несколько дней спустя, после перевода в тюрьму города Висбадена, где условия содержания были несколько приличнее, заключенный Штрейхер записал в своем тюремном дневнике, что во фрейзингской тюрьме американцы два-три раза в день ставили его «к стенке» с поднятыми над головой руками, скованными наручниками, после чего негр-рядовой, а чаще — белый офицер военной полиции США хлестал заключенного кожаной плетью по половым органам. Как только Штрейхер пытался опустить руки, чтобы прикрыть гениталии от ударов плети, ему немедленно наносился удар прямо в пах ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок. В результате не только гениталии, но и вся промежность заключенного Штрайхера постоянно пребывали в страшно распухшем состоянии.

После очередного избиения белый офицер военной полиции удалялся, после чего наступал черед рядового состава доблестной армии США. Рядовые (обычно негры) в течение дня неоднократно заставляли заключенного Штрейхера открывать рот, чтобы плюнуть ему туда. Если заключенный отказывался открыть рот, американцы насильно разжимали ему челюсти деревянной палкой, и все-таки плевали Штрайхеру в рот.

Кроме того, тюремщики заставляли заключенного гауляйтера пить из «параши». Если он отказывался пить из «параши», его избивали кожаной плетью. Заходя в камеру Штрейхера, белый офицер военной полиции США непременно выдергивал ему несколько волосков с груди или из бровей (Штрайхер был совершенно лыс, и потому с головы ему выдергивать было просто нечего — к величайшей досаде заокеанского «солдата свободы»). Питаться узника заставляли исключительно протухшими объедками и картофельной шелухой. Когда же Штрейхер однажды дерзнул отказаться употребить в пищу какие-то совершенно сгнившие помои, принесенные ему «на обед», чернокожие тюремщики повалили заключенного на пол и заставили лизать свои армейские ботинки.

Наконец, 26 мая ему приказали готовиться к поездке в Висбаден. За пару часов до отъезда негр-рядовой, самодовольно ухмыляясь, сказал узнику на смеси английского языка с немецким: «Ну, теперь-то они тебя убьют!» и сделал при этом недвусмысленный жест, проведя ребром ладони по горлу, чтобы у заключенного не оставалось ни малейших сомнений в том, что его ждет. Вслед за тем чернокожий солдат отвел Штрейхера в уборную, выбросил сорванное с него грязное тряпье в выгребную яму и велел ему переодеться в несколько более приличное «шмотье». Однако приказать Штрайхеру переодеться тюремщику было проще, чем заключенному выполнить приказание — ведь наручники с бывшего гауляйтера так и не сняли. Пришлось ему одеваться в наручниках, что оказалось весьма непросто. Наручники с него сняли лишь после того, как доставили в Висбаден. В висбаденской тюрьме Штрейхеру впервые с момент ареста начали оказывать медицинскую помощь.