Кроме того, огромное число казаков, включенных в состав отдельных сотен, эскадронов, рот, команд и взводов, мелких групп, а то и выступавших в качестве бойцов-одиночек, сражалось с красными (а во Франции и в Италии — также и с западными «союзниками», оставившими по себе недобрую память на казачьей земле еще во время Первой Гражданской!) в рядах частей германского вермахта, войск СС и Русской Освободительной Армии (РОА) генерала А.А. Власова, а на заключительном этапе войны — в составе войск Комитета Освобождения Народов России (КОНР).

Многие тысячи казаков, не способные более, вследствие ранений, болезней или преклонного возраста, с ражаться против красных с оружием в руках на поле боя, крепили оборону Третьего рейха честным трудом в различных германских учреждениях, на фабриках, в строительной «Организации Тодта» и на сельскрхозяйственных работах и служили в вспомогательной полиции, обеспечивая закон и порядок в тылу.

Почти всем этим казакам, за малыми исключениями, если только им не посчастливилось прежде с честью пасть на поле брани или в последнем порыве отчаяния покончить с собой, предстояло оказаться выданными сталинской охранке «благодарными» западными «союзниками» на позорную казнь или каторжный труд в ГУЛАГе. Не минула сия горькая чаша и Петра Николаевича Краснова.

Последний, поистине Крестный путь Донского Атамана на красный эшафот, вместе с сохранившими ему верность до гробовой доски и до конца восхищавшимися им казаками, через очередное предательство западных «союзников», выдавших его, вместе с другими казачьими генералами и офицерами, в нарушение торжественного обещания, СМЕРШ-у в Лиенце в 1945 году, не может не вызвать уважения к светлой личности генерала Краснова — даже безотносительно оценки правомерности его участия, как русского офицера и патриота, в войне с Советами на стороне гитлеровской Германии.

Старому Царскому генералу суждено было вернуться в Москву, но не победителем «гидры революции», а пленником, дабы принять в ней мученическую смерть и пополнить собой число Новомучеников и Исповедников российских самого трагического века (как хотелось бы надеяться!) российской истории. Промыслительным образом Петр Николаевич сумел абсолютно точно предсказать и описать свою судьбу — вплоть до судебного заседания в красной Москве и вынесения смертного приговора! — в своем, пожалуй, лучшем романе — «Ложь».

16 февраля 1947 года Царский генерал-мученик Петр Николаевич Краснов уже лично дал своему погибшему от тех же рук, что и сам он, Царю-Мученику у Престола Царя Небесного отчет обо всей своей беззаветной борьбе за Веру, Царя и Отечество на этой грешной Земле.

Вместе с ним и другими казачьими атаманами и генералами взошел на эшафот и последний Всеказачий Походный Атаман генерал Гельмут фон Паннвиц, командующий XV Казачьим Кавалерийским Корпусом. Как природный немец и подданный Германского рейха, фон Паннвиц выдаче Советам не подлежал и мог отправиться в британский лагерь для военнопленных. Но он так любил и ценил русского человека, казака, бойца, что, дав ему клятву на верность даже перед лицом смерти, остался ей верен до конца и до дна испил смертную чашу вместе со своими казаками, отказался от права немца покинуть свой пост и своих людей, сохранить если не свободу, то. хотя бы, жизнь — ибо жизнь не имела, в его глазах, никакой ценности, если платой за ее сохранение была бы потеря чести. Он предпочел сохранить честь солдата и свое имя светлым в памяти всех тех, кто пережил катастрофу выдачи казаков Советам из Австрии весной 1945 года, всех, кто сражался с коммунистами под его командованием, предпочел погибнуть, «славное имя предков низким деянием не запятнав».

Нам представляется уместным привести здесь посвященное последнему Всеказачьему Походному Атаману бесхитростное, но преисполненное глубочайшего уважения к самопожертвенному подвигу германского казачьего генерала стихотворение казака И.И. Сагацкого, опубликованное в казачьем журнале «Родимый край» (Париж, № 94, май-июнь 1971 года).

Фон Паннвиц

Нам также представляется уместным коснуться и другой стороны исторической медали. Итоги деятельности генерала П.Н. Краснова в годы Второй мировой войны (являвшейся для него, как мы знаем, Второй Гражданской войной) в очередной раз заставляют задуматься о том, что, к сожалению всех истинных патриотов Великой России и российского казачества, история не знает повторения упущенных один раз исторических шансов. Недаром говорят, что она, история, повторяется дважды — один раз, как трагедия, а другой — в Европе, возможно, как фарс, а у нас в России — еще раз как трагедия.

Трагедия генерала Краснова заключалась прежде всего в следующем: он не заметил (или не захотел заметить), что, несмотря на наличие многих элементов несомненной схожести с вооруженной борьбой казачества, при участии германской армии, против Советской власти, ситуация лета 1918 года в период 1941-45 годов зеркально переменилась. Если бы летом 1918 года состоялось совместное наступление на красную Москву русских Донской и Добровольческой армий, при активной или даже пассивной поддержке германских войск, это была бы национальная, народная война русского народа с интернациональным, в основном инородческим (на тот момент) сбродом, обманом и насилием захватившим власть в обеих столицах и нескольких центральных губерниях России.

Воинская опора тогдашней «Советской власти» летом 1918 года состояла в основном из латышских, мадьярских, китайских и прочих (даже немецких!) «интернационалистов». Летом 1918 года позиция Атамана Краснова — будь она даже в тысячу раз более прогерманской! — с моральной и патриотической стороны являлась полностью оправданной, и с военной точки зрения (как показал весь дальнейший ход Первой гражданской войны!) давала русским национальным силам единственный шанс на победу над кровавым Коминтерном.

В то же время, Вторая мировая (Европейская Гражданская) война, сначиная с 22 июня 1941 года (хоти мы этого или не хотим) стала все-таки последней Великой Отечественной войной советского (но, прежде всего — русского) народа. Его консолидации способствовали как генетическая память русского народа — поистине неповторимой уникальной общности, выкованной в горниле непрерывной национальной обороны поколениями Великих Государей Московских, Русских Царей, а впоследствии — Императоров и Самодержцев Всероссийских.

Войну выиграли отнюдь не ленинская партия большевиков (почти поголовно поставленная к стенке «за все хорошее» Иосифом Сталиным — еще одним «германским прихвостнем» — во всяком случае, Сталин, не в меньшей степени, чем Ленин с Троцким — в глазах правых, и Скоропадский с Красновым — в глазах левых, мог с полным основанием считаться таковым, по крайней мере, в 1939-41 годах!) и не Коминтерн (распущенный тем же Иосифом Сталиным в 1943 году); ее выиграла «инерция Российской Империи».