Все складывалось как нельзя лучше. Была собрана самая большая армия за все времена существования Хорезма. Гадалки и предсказатели были единодушны, суля благоприятный исход войны. Воины, которым были известны столь радужные предсказания, а также тяжелые, невосполнимые потери извечных врагов, рвались в бой, чтобы разгромить досель непобедимые, а сейчас ослабевшие и едва бредущие по степи отряды массагетов.

Срочно созванный Совет вождей выслушал план Рустама — ударить "тремя клиньями"—; и, согласившись, поспешил объявить его верховным вождем.

Медленно поднялась с места царица.

— В двух войнах мы потеряли слишком много воинов. Даже в случае успеха, в чем я сомневаюсь, удар "тремя клешнями" по закованному в железо войску хорезмийцев обойдется нам очень дорого. Так дорого, что следующий враг возьмет нас голыми руками. Если Артава осмелится первым выступить против нас, значит, он считает нас совершенно обессилевшими, иначе не выступил бы, не рискнул. Что ж, пусть так думает. Это поможет нам победить Артава хитростью, малой кровью.

— Я не привык хитрить в бою,— буркнул Рустам.

— Жаль. На войне кроме силы и ум нужен. Что ж... я отстраняю Рустама от командования.

— А кто же будет командовать?— почти враз спросили осипшими от волнения голосами вожди.

— Я!— спокойно сказала Томирис.

Вожди онемели.

Томирис разделила все войско на три части. Первую — группу из легкой конницы, подвижной и маневренной, царица поручила Михрабу, который так обрадовался, что у него что-то заклокотало в горле. Рустам и Бахтияр со своими отрядами вошли во вторую группу под начало Скилура. А третью, самую отборную, царица неожиданно предложила возглавить Шапуру. Он с величайшим изумлением посмотрел на Томирис, но царица знала, что делала. Шапур не забыл оскорбления, нанесенного ему на Совете вождей после битвы с прикаспийскими племенами, и, чтобы смыть обвинение в трусости, теперь все силы приложит, чтобы доказать свою доблесть.

Плотные ряды хорезмийцев, сверкая доспехами на солнце, уже ожидали массагетов. За пешими шеренгами расположились железные квадраты знаменитых катафрактариев — тяжелой кавалерии Артава.

Легкая конница Михраба на своих юрких лошадях начала схватку, жаля стрелами и дротиками малоподвижные ряды хорезмийцев, и, помня строгий наказ Томирис, не ввязывалась в решительный бой.

Хорезмийцы не выдержали. Поодиночке, мелкими группами стали выбегать из рядов, нарушая строй. Видя это, Артава приказал катафракториям двинуться на врага, а за ними, не нарушая строя, следовать ускоренным шагом пешему войску. Саки Михраба, пятясь и не принимая боя, продолжали осыпать преследователей стрелами.

На пути хорезмийцев встал второй отряд массагетов под командованием Скилура. Увидев среди кочевников Рустама, Артава облегченно вздохнул: "Вот в чем дело! Томирис заманивала меня на этот отряд, составляющий главные силы". И Артава приказал бегом, с ходу атаковать саков. Закованная в железо армия хорезмийцев ринулась на врага. Под тяжелыми ударами ряды массагетов прогнулись, и после короткой рукопашной саки дрогнули и... побежали. Упоенные невиданной победой, позабыв обо всем на свете, хорезмийцы с ликующи-~ми криками, расстроив свои боевые порядки, бросились преследовать врага — и вдруг... Перед хорезмийцами встал монолитный строй отборного сакского войска, а бежавшие до этого, казалось бы, в полном беспорядке массагеты, внезапно повернув назад двумя по-змеиному гибкими лавами, захлестнули, словно арканом, всехорезмийское войско, завершив полное окружение.

Артава понял, что еще мгновенье — и начнется избиение его войска, и приказал сложить оружие и сдаться на милость победителя.

С тревогой ждал беззащитный Хорезм вторжения страшных массагетов. Но Томирис на Хорезм не пошла. Выговорив ежегодную дань зерном, скотом, оружием, чудесными изделиями искусных хорезмийских мастеров, она отпустила Артава и его обезоруженное войско.

Произошла крупная стычка с вождями, настаивавшими на немедленном походе на Хорезм. Особенно неистовствовал Шапур, перед глазами которого сверкали груды золота, высились горы захваченных трофеев и шли вереницы рабов.

— Если хочешь иметь шерсть, не снимай ее вместе со шкурой — сказала Томирис и закончила:— На Хорезм мы не пойдем!

— Почему? — вскричал Шапур.

— Потому что так пожелала ваша царица.— спокойно ответила Томирис.— Совет окончен, благородные вожди!

Удаляясь от шатра царицы, Шапур, брызгая слюной, шипел в ухо Хусрау:

— Доколь? Доколь мы будем терпеть эту обнаглевшую бабу? По сравнению со своим чадом коварный Спаргапис был невинным ягненком!

— Очень сожалею, что думал, будто Шапур носит на плечах умную голову,— процедил Хусрау.— Разве тебе не ясно, что не остывшие от трех победоносных войн массагеты поддержат свою обожаемую царицу во всем! И она знает это. И то, что ты называешь наглостью, вовсе не наглость, а сознание своей силы! Пойдешь сейчас против нее, раздавит и не поморщится. Саки промолчали, когда она отстранила Рустама, в непобедимость которого они слепо верят,— какой риск! Но она выиграла, и теперь трон ее незыблем. Ну что можно ей сейчас противопоставить? Дружины наших трех племен? Да наши воины обратят свои акинаки против нас! Ох, Шапур, я боюсь другого... Царица — умнейшая женщина, и она что-то готовит. Не может быть, чтобы она полностью не использовала та-киб благоприятные для нее обстоятельства. Но что? Ты говоришь — Спаргапис. Спаргапис был умен и хитер, но как-то по-нашему хитер, по-степному. Царица — другое дело. Она особой породы. Как она быстро скрутила нас! Я боюсь ее, Ша-пур! И поэтому пойду против нее до конца. Отстранить Руста-ма перед решительной битвой! Подставить евою голову под акинак! Она ужасная женщина, Шапур!

А в это время Томирис ходила по своему шатру, погруженная в глубокое раздумье: "Вожди смолчали. Чувствуют, что сейчас сила на моей стороне. Затаились. Никогда не простят! Чтобы усмирить хищника, надо бить его. Бить сильно, беспощадно. Бить беспрестанно. Показать, что ты сильнее его и не боишься. И тогда он будет лизать тебе руки, которыми ты его била. Надо нанести удар. Удар страшный, ошеломляющий. Надо выбить почву из-под ног вождей".

Возвращение на родину массагеты ознаменовали торжественными похоронами павших воинов, среди которых особой пышностью отличались погребения вождей племен апасиаков и сакараваков.

К массагетам, съехавшимся со всех концов сакской земли, обратилась царица. Она объявила, что желает восстановить обычаи предков, преданные забвению теми, кто неправедными путями получил силу и власть. Отныне, заявила Томирис, новые вожди будут избираться, как и встарь, всем племенем, за свои доблести и заслуги.

Восторгу присутствующих не было предела. Массагеты кричали, обнимались друг с другом. И тут же, в пику степной знати, были избраны новые вожди взамен погибших, из простых кочевников, обладавших единственным достоинством — мужеством и честностью. Вождем апасиаков избрали Рухрас-па, а сакараваков — Хазараспа.

Старые вожди угрюмо наблюдали за крушением своих привилегий. Именно в это время Шапур, Хусрау и Кабус утвердились в решении — свергнуть Томирис во что бы то ни стало.

Тревожная и напряженная обстановка заставила Томирис внимательно изучать военную науку. Поначалу она пыталась воспринять тактику своего незабвенного отца.

Спаргапис отдавал предпочтение легкой коннице, которая в сочетании с заводными конями обладала большой маневренностью. За короткий срок такое войско было способно преодолеть большое расстояние, выполнять различные задачи: прорыв, атаку с фланга, тыла, обходный маневр, обманные движения, просачивание на стыках, рейды в глубину и по фронту, преследование, беспокойство врага на марше и отдыхе, на переправах, днем и ночью, в любое время года, совершать большие и длительные марш-броски. В случае неудачи конница легко уходила от погони. Широкий степной простор благоприятствовал применению самого ударного, действенного оружия массагетов — луков. Мобильность и маневренность — вот основная тактика Спаргаписа.