Фурия дрогнула, поверхность воды разгладилась, а потом Рилл исчезла из миски, скользнув бесшумной невидимой волной, ощутимой только по едва заметному покалыванию кожи.
Исана подняла голову и уже пристальнее посмотрела на Беритту:
– Скажи, что происходит, Беритта?
– Простите, – пробормотала девушка и покраснела, не сводя глаз с ножа, снимавшего темную кожуру со светлой мякоти. – Я не понимаю, о чем это вы, госпожа.
Исана уперла руки в бока.
– Думается мне, понимаешь, и очень даже хорошо, – резко произнесла она. – Выбирай, Беритта: или ты мне сейчас же скажешь, где взяла цветы, или можешь подождать, пока я сама узнаю.
Исана ощутила нотки паники в голосе девушки.
– Честное слово, госпожа, я нашла их лежащими у двери. Я не знаю, кто…
– Еще как знаешь, – сказала Исана. – Бубенцы не появляются сами собой из ниоткуда, и ты знаешь закон на их счет. Если хочешь, чтобы я сама дозналась, откуда они у тебя, клянусь великими фуриями, уж я постараюсь, чтобы ты получила по заслугам.
Беритта замотала головой, и один из цветков сорвался и упал на пол.
– Нет-нет, госпожа! – (Исана буквально ощутила, как противна девушке необходимость лгать.) – Я не рвала их, ни одного! Нет, правда, я…
Исана все-таки не смогла сдержать гнев:
– Ох, Беритта. Ты пока недостаточно взрослая, чтобы врать мне. Мне еще надо настряпать на целую ораву гостей и подготовиться к дознанию, поэтому мне некогда тратить время на распущенную девчонку, считающую, будто если у нее круглые сиськи и бедра, то она умнее старших.
Беритта повернулась к Исане, опасно раскрасневшись:
– А вам завидно, госпожа?
Раздражение, охватившее Исану, сразу сменилось гневом. На какое-то мгновение она забыла про кухню, про все события последних дней, угрожавшие ферме, и сосредоточила все свое внимание на полногрудой девушке. Всего на мгновение она утратила контроль над своими эмоциями и позволила старому, полному горечи гневу захлестнуть ее целиком.
Все котлы и чайники на кухне сразу вскипели. Пар свился в облако, устремившееся, обогнув Исану, к девушке, и к ножкам ее стула по полу хлынула кипящая вода.
Исана почувствовала, как обида сразу сменилась у Беритты ужасом; глаза девушки, прикованные к лицу Исаны, испуганно расширились. Раскинув руки, Беритта вскочила со стула; тех жалких фурий ветра, которые она успела накопить, хватило лишь на то, чтобы замедлить пар. Она перепрыгнула через почти успевшее окружить ее кольцо воды и с плачем бросилась к двери.
Исана стиснула кулаки и зажмурилась, заставив себя не думать о девице. Несколько глубоких, размеренных вдохов помогли ей вернуть контроль над своими эмоциями. Злость – неприкрытая, горькая – клокотала в ней, вскрикивая, словно живое существо, пытаясь вырваться на волю. Она ощущала, как скребут ее когти по желудку, по костям… Усилием воли она заглушила ярость, уняла взбесившийся и заполонивший всю кухню пар, от которого сразу запотели все окна. Чайники стихли. Вода перестала растекаться по полу.
Исана постояла немного в луже воды, от которой поднялось облако пара. Снова она разрешила эмоциям, которые ощущала в других, захватить ее собственные мысли и чувства. Неуверенность, обида и злость Беритты, попав к ней в голову, пустили корни в ее собственных чувствах – и она позволила себе сорваться.
Исана подняла тонкую руку и потерла виски. Побочное свойство водяной магии – способность слышать иные звуки. Звуки, которые лезут в уши, как тополиный пух в глаза, стучатся с такой силой, что череп едва не раскалывается под напором чужих эмоций.
Впрочем, она ничего не могла с этим поделать, только владеть собой и терпеть все, что выпадет ей на долю. Нельзя же, раз открыв глаза, отказаться от зрения. Она могла чуть приглушить ощущения, которые сообщала ей Рилл, но полностью погасить их было не в ее силах. Плата за водяную магию, с которой ее обладателю приходится жить, – другого не дано.
«Плата, но не единственная», – подумала она. Исана наклонилась, шепча команды мелким фуриям в разлившейся по полу воде, созывая их до тех пор, пока отдельные струйки и лужицы не начали собираться в центре кухни в одну более-менее сформированную лужу. Исана вглядывалась в нее в ожидании последних мелких капель из дальних углов кухни.
На нее смотрело из воды отражение ее лица – гладкого, изящного, на вид почти не старше, чем у Беритты. Она поежилась, вспомнив лицо, которое показывала ей Рилл при каждом своем появлении. Возможно, то лицо не так уж и отличается от теперешнего…
Она подняла руку и провела пальцами по щеке. У нее до сих пор красивое лицо. Ей почти сорок лет, а на вид не больше двадцати. Проживи она еще лет сорок, все равно будет выглядеть как тридцатилетняя женщина, не старше. На лице ее не было ни морщинки, даже в уголках глаз, хотя в каштановых волосах уже кое-где мелькала седина.
Исана встала и посмотрела на отраженную в воде женщину. Высокая. Худая. Слишком худая для женщины своего возраста – с едва намеченными округлостями груди и бедер. Ее можно спутать с долговязой девчонкой-подростком. Ну конечно, держится она увереннее, решительнее, чем держалась бы любая девица лет восемнадцати, да и седина (какая там седина – несколько волосков) говорила о ее истинном возрасте. И уж конечно, любой и каждый в долине Кальдерона знал ее по имени, ибо она слыла одной из самых могущественных заклинательниц фурий. Но все это не отменяло того простого и очевидного факта, что она казалась одетым в женское платье мальчишкой. Во всяком случае, не такой женщиной, которую хочется взять в жены.
Исана на мгновение зажмурилась от боли. Тридцать семь лет, и она одинока. Никаких ухажеров, разумеется. Никаких венков в волосах, никаких там танцев, даже о невинном флирте нечего думать. Все это обошло ее стороной – даже при всем том юном образе, который дарила ей водяная магия. Той юности, которая всегда отдаляла ее от сверстниц, замужних женщин, матерей.
Она открыла глаза и рассеянно заставила разлившуюся воду принести хоть какую-то пользу и вымыть пол. Лужа послушно прокатилась по кругу, собирая пыль и мелкий хлам, и Исана пошла открыть дверь, чтобы выпустить ее наружу. В душную, полную пара кухню хлынул прохладный воздух со двора, и она снова зажмурилась, жадно вдыхая его.
Придется признаться себе: слова Беритты задели ее так больно не только потому, что она ощутила ее слишком сильные подростковые эмоции, но и потому, что та сказала правду. У Беритты были все те соблазнительные изгибы и округлости, которые привлекли бы к ней любого мужчину в долине, – и, разумеется, с полдюжины их уже плясали под ее дудку, включая Тави, пусть мальчик и пытался отрицать это. Беритта. Крепкая, зрелая, способная рожать здоровых детей.
То, чего, по всеобщему убеждению, Исане не дано.
Она сжала губы. Довольно. Слишком много всего нужно сделать, нельзя позволить застарелой боли всплыть сейчас на поверхность. Над долиной прокатился гром, и Исана прошла через кухню, открыла настежь северное окно и посмотрела на далекую горную вершину. Гарадос возвышался во всем своем великолепии: снег сиял на его плечах, сползая языками к подножию, – признак надвигающейся зимы. Темные тучи собирались у вершины; на ее глазах в их клубящейся массе полыхнула темно-зеленая молния, и по долине прокатилось еще одно раскатистое предупреждение. Лилвия – супруга Гарадоса, грозовая фурия, – собирала тучи для нового нападения на народ долины. Она выждет еще целый день, даст своим стадам туч напитаться как следует солнечным теплом и уж тогда пошлет их на долину, чтобы те оглушили ее раскатами грома и исхлестали плетьми ледяного дождя.
Исана вздохнула. Это невыносимо. Вот бы в долине поселился хоть один мало-мальски способный заклинатель ветров: уж он бы развеял тучи еще на подступах к дальним доменам… впрочем, все мало-мальски способные заклинатели ветров служат рыцарями. Или курсорами.
Она подошла к мойке и коснулась крана, дав знать тамошним фуриям, что ей нужна свежая вода из колодца. Когда чан наполнился чистой ледяной водой, она зачерпнула из него пару ведер и только потом позволила фуриям отдохнуть. Затем обошла кухню и долила воды в выкипевшие почти до дна котлы, вынула хлеб из печи, оставила его остывать в формах, а в печь поставила новую партию. Потом еще раз окинула взглядом кухню – все ли в порядке. Остаток воды на полу собрал последние крохи мусора, и она выпустила его на улицу, дав впитаться в землю у порога.
