— На верфи.

— Верно. Юго-восточный Лох. — Энтони показал рукой на мостик. — На мостике никого, все радары и системы вооружения обесточены, турбины и главный двигатель выключены. Стоим на резервном номер один. Готовность пять. Он перевел дыхание и продолжил: — Якорная цепь в норме, осадка тоже. Дивизион живучести докладывает полный порядок.

Джеффри показал на пистолет и сказал с улыбкой.

— Выходит, я буду вооружен до зубов. Хотя вообще-то такое украшение носит старшина.

— Приказ командира, — усмехнулся в ответ Карпи.

— Ничего, глядишь, мне удастся сбить крылатую ракету или дать отпор пиратам.

Продолжая посмеиваться, Карпи отстегнул пояс с кобурой, в которой находилась пушка калибра ноль сорок пять и протянул своему сменщику.

— Стрелять, только когда увидишь белки глаз негодяев, — сказал он.

Джеффри надел пояс, затянул его хорошенько и почувствовал у себя на бедре непривычную тяжесть. Карпи показал на микрофон на переборке над панелью с тумблерами, кнопками и переключателями.

— Узел связи. Можешь вступать в контакт со старшим помощником, дивизионом живучести, любым отделением корабля и выходить на все боевые посты. Тут все помечено. — Фоулджер понимающе кивнул. — В девять ноль-ноль — мероприятие в память о седьмом декабря, будет духовой оркестр. — Он ткнул пальцем за спину, на корму, где стояли ряды пустых стульев, ожидая, когда их заполнят моряки.

Фоулджер бросил взгляд на красивый белый корпус «Аризоны» за кормой. Корабль-музей кишел посетителями.

— Целое столпотворение, — пробормотал он, обращаясь более к себе, чем к Карпи.

Тот услышал и со смехом ответил:

— Обычная история. Седьмого декабря они всегда тут как тут. Обязательно привозят детей…

— Вспоминают славное боевое прошлое… Дни ушедшей славы. Злорадствуют, небось, насчет «Аризоны».

— Похоже, ветераны злорадствуют, Джефф. И вспоминают золотое время… — Он почесал подбородок. — Старые вояки всегда остаются сердцем на поле брани. Постоянно возвращаются туда и, ненавидят, ненавидят…

— Мне кажется, это относится ко всем японцам, Тони, — задумчиво сказал Джефф. — Может, это как раз дает им стимул существовать…

— Может быть. Кстати, насчет былых сражений. — Карпи широко ухмыльнулся. — Самое время сообщить тебе о Рип ван Нипе.

— О Рип ван Нипе?

— Так точно. Мы получили сообщение из Вашингтона в час ноль-ноль. — Взяв Фоулджера под руку, он подвел его к самому трапу, снял со стенда большую зеленую тетрадь и стал читать вслух: — «К сведению всех подразделений. Не исключается наличие остатков групп японских фанатиков времен второй мировой войны в Беринговом море, на Алеутских островах и в северных районах Тихого океана».

— Невероятно! Просто кто-то напился вдрабадан и…

— Это официальное сообщение, — пожав плечами, отозвался Тони Карпи.

— Не извольте беспокоиться, мистер Карпи, — с наигранной серьезностью отозвался Фоулджер, похлопывая себя по кобуре. — Меня им врасплох не застать.

— Теперь у меня на душе спокойно, — подхватил шутку Карпи. — Ну что ж, пора и подкрепиться.

При этих словах оба его помощника выпрямились.

Вскоре в вахтенный журнал была внесена необходимая запись, сдающие и принимающие вахту откозыряли друг другу, и Карпи и его молодцы удалились. Карпи отправился в сторону офицерской кают-компании, а матросы нырнули в люк и стали спускаться по трапу в столовую.

Фоулджер повернулся к своим помощникам, которые выжидательно глядели на нового офицера.

— Ну что ж, вахта у нас, видать, будет напряженная, — сказал Фоулджер. И тут он услышал какой-то гул.

Сантич наклонил голову, прислушался.

— Это самолеты, сэр, причем много, — сказал он.

— С моторами старого образца, мистер Фоулджер, — добавил Уилкокс.

— Правильно, старшина, — сказал Фоулджер, задирая голову вверх и всматриваясь в небеса. — Причем они надвигаются отовсюду. — Сделав из ладони козырек, он добавил: — Господи! Они и правда какие-то допотопные. У некоторых даже неубирающиеся шасси. Странно!

— Я знаю, что это такое, — ухмыльнувшись, сообщил Уилкокс. — Это какое-то представление в честь сегодняшней даты. Смотрите, у них на фюзеляжах красные тефтельки, как у старых японских военных самолетов.

— Но нас об этом никто не предупреждал, — возразил Фоулджер. — Почему этого нет в боевом распорядке дня?

— Кто их разберет, — сказал Уилкокс, пожимая плечами. — Все равно, вот они.

— Это, небось, самолеты, оставшиеся после съемок фильма о войне, — подал голос Сантич.

— Очень может быть, — буркнул энсин Фоулджер, по-прежнему задрав голову.

Внезапно они услышали взрыв в районе Юго-восточного Лоха. Все трое, как по команде, обернулись на звук. Они увидели на «Тараве» пламя и черный густой дым. И еще они увидели, как на корабль сверху падают камнем три самолета с неубирающимися шасси. Еще мгновение, и каждый из них врезался в корабль. Прогремели новые взрывы, и к небу взлетели еще три языка пламени, обломки, осколки, и повалил черный дым.

— Господи, Боже мой! — не веря своим глазам, вскричал Фоулджер. Рев самолета нарастал, заполнял все пространство. Фоулджер увидел, как еще один самолет, снизившись над Юго-восточным Лохом, устремился на «Нью-Джерси». Помотав головой, он кинулся к пульту связи, выхватил микрофон, неистово завопил:

— Боевая тревога! Боевая тревога! Это не учения! Это не учения! Занять места по боевому расписанию! Занять места по боевому расписанию! Затем он щелкнул еще одним тумблером, и по судну прокатился вой боевой тревоги. В голове вдруг стало удивительно ясно. Он обернулся к Уилкоксу. — Сколько времени нужно, чтобы заработала эта штучка? — спросил он старшину, показав рукой на «Фаланкс».

— Меньше двух минут.

Фоулджер посмотрел на «Тараву», которая теперь представляла собой самый настоящий огнедышащий вулкан, извергавший из своего нутра клубы дыма, накрывшие сплошной пеленой весь Юго-восточный Лох.

Это черное одеяло медленно двигалось по направлению к «Нью-Джерси».

Фоулджер повернул голову и увидел, что с востока к ним приближается вереница зеленых самолетов. У каждого под фюзеляжем имелось по одной бомбе.

— Уилкокс! Сантич! — крикнул Фоулджер. — Занять места по боевому расписанию! — Оба ринулись к люку, скрылись во внутренностях корабля. Между тем ожил «Фаланкс». В нем что-то защелкало, загудело. — Давай, приятель, — бормотал Фоулджер. — Поработай как следует, дружок.

Фоулджер кинулся к трапу. Он, дежурный офицер, и должен сейчас находиться на мостике, пока его не сменит старший офицер. Он глянул на мостик, взялся за поручни трапа и начал подниматься.

За его спиной взревел мотор самолета. Фоулджер застыл на месте и оглянулся. Прямо на него над самой водой летел зеленый пятнистый моноплан, с каким-то цилиндрическим предметом под фюзеляжем. Этот цилиндр отделился от самолета и упал в воду, подняв фонтан брызг.

— Нет! Нет! За что?! — завопил Фоулджер, грозя зеленому самолету кулаком. Самолет пронесся над его головой со злобным ревом, а Фоулджер, собрав все силы, снова стал карабкаться вверх. Но тут слева и спереди из воды возник водяной столб. Линкор неистово задергался. Фоулджер почувствовал, как гигантская могучая ручища оторвала его от трапа и швырнула на палубу. Он упал на спину возле самого «Фаланкса».

Задыхаясь, Фоулджер уставился в небо и увидел, как от первой из семи машин высоко в небе отделился цилиндр и стал медленно падать, поблескивая на солнце, словно сосулька, оторвавшаяся от водосточной трубы погожим весенним днем. Фоулджер сел и, замахав самолету кулаком, крикнул:

— Не смеете! Вы не смеете! За что?!

Затем еще три самолета вынырнули из дымовой завесы над «Таравой» и помчались на линкор. «Фаланкс» заработал всерьез. Стволы зениток проворно выискивали цель. Раздалась серия выстрелов, причем так стремительно, что, казалось, где-то трещит и рвется гигантская простыня. Левый крайний самолет превратился в огненный шар. Снова завыл «Фаланкс», снова стволы стали лихорадочно выискивать цель, снова затрещала простыня. В воздухе возник еще один огненный шар.