Американцев вытолкнули вперед.
— Кланяйся, краснорожая свинья, — прошипел Хирата, тыкая кулаком в поясницу Росса. Иноземцы поклонились трижды по разу каждой шеренге. Затем их пихнули в шеренгу, где Росс и Эдмундсон оказались рядом с Фудзитой.
В задней части помещения произошло какое-то движение, и гулкие крики механиков, обслуживавших самолеты, и соответствующие лязг и грохот прекратились. Затем в помещении воцарилось молчание. Вошел лейтенант Тако Мори, за которым следовали трое офицеров. Худощавый, с длинными черными волосами, собранными в узел на затылке, лейтенант был облачен в белую накидку с крыльями.
Фудзита обернулся к Россу и тихо сказал:
— Вы, капитан, конечно, неплохо разбираетесь во всем, что связано с Японией, но вряд ли когда-либо были свидетелем харакири.
Росс посмотрел на плоское морщинистое лицо старика и ответил:
— Верно, адмирал, но, признаться, это то, без чего я как раз вполне могу обойтись.
— Вам обоим полезно посмотреть на это, — возразил адмирал. — Мир должен видеть проявление истинного духа ямато.
— То бишь японского духа, — пояснил Росс своему молодому спутнику.
Снова наступило молчание. Лейтенант Мори и его свита остановились перед адмиралом. Человек в белом глубоко поклонился. На этот низкий поклон адмирал ответил коротким кивком. Затем Мори поклонился каждой из шеренг, и офицеры ответили на его приветствие также поклоном.
Медленно, с большим достоинством, осужденный на смерть взошел на помост и распростерся ниц перед алтарем. Так он провел несколько минут, затем встал, повернулся лицом к адмиралу и сел, скрестив ноги. Слева к нему, крадучись, стал подходить офицер, не спуская глаз с лица Мори.
— Лейтенант Мори попросил, чтобы все детали, все подробности предстоящего были как следует объяснены вам, — мягко сказал адмирал, повернувшись к американцам. — Офицер слева — капитан второго ранга Иоситомо Ота. Он лучший друг лейтенанта Мори. На него возложена очень важная обязанность. Если лейтенант Мори проявит нерешительность, колебания, Ота должен немедленно обезглавить его. Если же Мори безупречно выполнит все, что положено для харакири, капитан второго ранга Ота затем нанесет один удар мечом и завершит церемонию.
Американцы переглянулись и молча кивнули. Адмирал Фудзита посмотрел на обреченного и поднял руку. Один из офицеров сделал шаг вперед. В руках у него был поднос, на котором лежал кинжал, завернутый в папиросную бумагу.
— Это вакидзаси, — сказал адмирал Фудзита как бы самому себе. В его голосе чувствовалось благоговение. — Длина — девять с половиной дюймов, острие и кромки — как бритва.
У Росса внутри что-то оборвалось. На ладонях выступила испарина.
Человек с ритуальным кинжалом опустился на пол и передал оружие осужденному, который с почтением принял его, поднял к лицу и внимательно осмотрел, затем положил перед собой.
— Я, и я один, — внезапно заговорил лейтенант Мори глухим голосом, доносившимся словно из кратера, — приказал открыть огонь по автожиру — до того как наш высокочтимый командир соблаговолил отдать такое распоряжение. За это преступление я сейчас убью себя, вспоров себе живот, и прошу всех быть тому свидетелями. — Обреченный на смерть вынул из-за пояса листок бумаги.
— Его предсмертное стихотворение, — сказал Фудзита краешком рта.
Мори стал читать:
— Голубое небо и море — единое целое, они сливаются в отдалении, как сливаются жизнь и смерть, становясь вечностью, совершенным сейчас. — Затем он отпустил листок, и тот стал падать вниз. На помосте остались только лейтенант Мори и каисаку. Мори поклонился и затем снял накидку, подоткнув рукава под колени.
— Он сделал это, чтобы не дать себе упасть вперед, — пояснил Фудзита. — Тогда бы ассистенту пришлось изрядно потрудиться, чтобы нанести один-единственный точный удар.
Словно в трансе, Росс наблюдал, как Мори твердой рукой взял лежавший перед ним кинжал, посмотрел на него задумчиво, с какой-то странной любовью, затем несколько раз глубоко вздохнул, словно желая в последний раз в жизни сосредоточиться. Затем он приставил острие кинжала к левой части живота.
Шум турбин авианосца и гудение вентиляторов словно утонули в тяжелом безмолвии, установившемся в этом помещении. Это безмолвие тяжким грузом давило на Росса, словно пытаясь расплющить его. Росс слышал только собственное дыхание. Он не отрываясь смотрел на Мори. Тот же, решительно стиснув зубы и поджав губы, надавил на рукоятку кинжала. Тотчас же брызнула кровь, обагрив белую ткань. Мори сделал горизонтальное движение, и хлынул новый поток крови. Она побежала по скрещенным ногам лейтенанта, на ковер. Ота подался вперед. Внимательно следя за каждым движением Мори, он держал наизготовку длинный изогнутый меч.
Откуда-то с другой планеты до Росса донесся голос адмирала:
— Горизонтальный разрез освобождает «вместилище души», коротко пояснил он. — Теперь нужен завершающий, вертикальный разрез.
Медленно Мори повернул лезвие у себя в животе и потянул кинжал вверх. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Он не издал ни звука. Он выдернул кинжал и подался вперед, вытянув шею. Внутренности стали выползать ему на колени, на пол. В этот момент Ота вскочил на ноги, занес над головой свой меч и со свистом опустил его. Раздался тот самый звук, который можно услышать в мясной лавке, когда сталь врезается в мясо и кости. С глухим стуком отрубленная голова упала на помост и скатилась на палубу. Его глаза были по-прежнему открыты. Обезглавленное тело застыло в сидячем положении, чуть наклонившись вперед. Из перерубленных яремных вен на помост фонтаном била кровь, кишки громоздились серо-красной кучей.
Росс с трудом подавил стон. Он никак не подозревал, что в человеке столько крови. Эта кровь образовывала лужи, свертывалась, превращаясь в толстую корку на помосте, на палубе, у ног самого Росса. Японцы, стоя по стойке «смирно», безмолвно смотрели на происходящее. Наконец фонтаны прекратились, но кровь продолжала вытекать из тела.
Росс почувствовал, что его взял за руку Эдмундсон. Молодой человек показал на пол. У ног Росса на щеке лежала голова лейтенанта Мори. Глаза были широко открыты, смотрели на Росса. Росс почувствовал горечь желчи, Эдмундсона вырвало.
Росс услышал, как где-то в отдалении злобно рассмеялся Хирата. Затем Росс услышал его слова, полные сарказма:
— Значит, зрелище смерти самурая вам не по нутру, волосатые круглоглазые обезьяны. — Хирата брызгал слюной, и глаза его светились опасным огнем. Судя по всему, случившееся только усилило его кровожадность.
Порох почувствовал знакомое покалывание: словно тысячи иголочек вонзились в его плоть. В висках застучали молоточки, все чувства обострились. Показав рукой на помост, он сказал:
— Как только ты пожелаешь совершить такое же восхождение, приятель, я буду рад оказаться твоим помощником, о доблестный воин.
Издав звериное рычание, Хирата одним прыжком выскочил из строя. Выхваченный из ножен меч со свистом разрезал воздух. Хирата бросил на Росса взгляд, полный ненависти. Он расставил ноги, а страшный меч занес над правым плечом, ухватившись за рукоятку обеими руками. Сзади кто-то грубо обхватил Росса так, что он не мог пошевелиться. Охранники?! Росс забыл об их существовании. Как выяснилось, совершенно напрасно.
— Нет! — крикнул Эдмундсон и тотчас же простонал от боли, потому что другие охранники ловко и безжалостно вывернули ему руки за спину. Больше никто не шелохнулся. Офицеры оставались в шеренгах, безучастно глядя на американцев.
— Адмирал! — воскликнул Росс. — Это, стало быть, и есть бусидо? Значит, у самураев принято нападать на безоружных людей? Нападать с мечами?
На Росса уставилась голова мертвеца.
— Ваша жизнь и ваша смерть — это ничто. Вы имели неосторожность оскорбить самурая вашим сарказмом. Да, он имеет право поступить с вами по своему усмотрению. Я же предупреждал вас, капитан: Хирата должен снова обрести лицо.
— Уничтожением безоружных, да? — запальчиво крикнул Эдмундсон, на что адмирал сухо ответил: