— Если ты всё-таки здесь, — пробормотал он с ненавистью, — то даже не надейся сбежать. Я уже позвонил в полицию и заложил тебя, ясно?

Он пошарил в ящике стола и достал бутылку виски и небольшой чёрный пузырёк, что-то капнул из пузырька в бутылку и засунул его в карман.

— Это моя брошка. Никому не отдам, — бормотал он, а затем крикнул: — Уже иду, Том, я мигом!

Он ещё раз обвёл всё тяжёлым взором, глядя прямо сквозь Ника, затем вышел из подсобки, держа перед собой бутылку виски и снова заперев за собой дверь.

— Вот и я, — слышался его голос с той стороны двери. — Давай сюда свой стакан, Том. Скотч — что надо, от него волосы на груди дыбом встанут. Говори, когда хватит.

— Жуткое пойло. А сам что, не пьёшь?

— У меня ещё от джина нутро горит. Подожду, пока желудок успокоится… Эй, Том! Что ты сделал с моей брошкой?!

— Чего ты заладил — твоей, твоей… Уфф, да ты… ты что-то подмешал в мой стакан, вот стервец!

— А может, и подмешал. Я ведь сразу понял, что ты замышляешь, Том Хастингс. Вор!

Последовали крики и какой-то грохот, будто кто-то опрокидывал тяжёлую мебель.

Затем всё стихло.

Лиза сказала:

— Так. Теперь надо отсюда выбираться, и побыстрее.

— Дверь же заперта! — Ник посмотрел на неё. — Или ты можешь что-нибудь с ней сделать?

— Кто, я? Нет, мальчик, с моими поколдушками из запертой комнаты не сбежать.

Ник присел и заглянул в замочную скважину. С той стороны в неё был вставлен ключ. Ник на мгновенье задумался, а затем его осенила мысль. Он вытащил из какой-то коробки мятую газету, тщательно разгладил её, а затем просунул под дверью почти целиком, оставляя лишь краешек, чтобы держаться.

— Что это ты затеял? — нетерпеливо спросила Лиза.

— Нужен карандаш, а лучше что-нибудь потоньше, — ответил Ник. — О! Нашёл! — он взял с письменного стола тонкую кисточку, просунул её деревянным концом в замочную скважину и стал шевелить ею туда-сюда.

Раздался приглушённый звон: ключ удалось вытолкнуть из скважины, и он упал на газету. Ник потянул газету на себя вместе с ключом.

Лиза засмеялась от радости.

— Вот это смекалка, малыш! — воскликнула она. — Да ты мудрец!

Ник засунул ключ в замок, повернул его и толкнул дверь подсобки.

Оба мужчины валялись на полу, среди нагромождений хлама. Вокруг была перевёрнутая мебель и разные обломки. Том Хастингс лежал поверх распростёртого Абаназера Болджера. Оба были неподвижны.

— Они умерли? — спросил Ник.

— Не надейся, — усмехнулась Лиза.

На полу рядом с мужчинами валялась блестящая серебряная брошь с красно-рыжим камнем в обрамленьи когтей и змеиных голов. На змеиных лицах читались злорадство и торжество.

Ник сунул брошь в карман, где уже лежали стеклянное пресс-папье, кисточка и флакончик с эмалью.

— Это тоже забери, — сказала Лиза.

Ник посмотрел на карточку, на которой чернилами было выведено «Джек». Отчего-то ему сделалось неспокойно. Она ему о чём-то напомнила, взбудоражила какие-то давние воспоминания, пахла опасностью.

— Она мне не нужна.

— Нельзя оставлять её здесь, — сказала Лиза. — Они собирались использовать её против тебя.

— Она мне не нужна, — повторил Ник. — Она плохая. Сожги её.

— Нет! — выдохнула Лиза. — Ни за что. Ни в коем случае нельзя этого делать.

— Тогда я отдам её Сайласу, — сказал Ник. Он положил карточку в конверт, чтобы не касаться её, и убрал во внутренний карман куртки, поближе к сердцу.

В паре сотен миль от них некто Джек проснулся, втянул ноздрями воздух и быстро сбежал вниз по лестнице.

— Что случилось? — спросила его бабушка, помешивая варево в большом чугунном котле. — Что на тебя нашло?

— Не знаю, — ответил он. — Но что-то случилось. Что-то… весьма интересное, — он облизнулся. — Вкусно пахнет, — добавил он. — Ужасно вкусно.

Вспышка молнии осветила мощёную булыжником улочку.

Ник бежал под дождём по Старому городу, поднимаясь вверх, в сторону кладбища. Пока он был заперт в подсобке у старьёвщика, серый день плавно перешёл в вечер, так что Ник не удивился, когда из-под фонарей ему навстречу метнулась знакомая тень. Он остановился, и шуршащий чёрный бархат принял образ человека.

Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Сайлас. Он явно был недоволен.

— Так-так, — произнёс он.

Ник сказал:

— Прости меня, Сайлас.

— Ты здорово расстроил меня, Ник, — ответил тот и покачал головой. — Я ищу тебя с тех пор, как проснулся. От тебя пахнет бедой. Ты же знал, что тебе нельзя выходить сюда, к живым.

— Знал. Прости.

По лицу мальчика катились капли дождя, похожие на слёзы.

— Для начала надо вернуть тебя в безопасное место, — Сайлас наклонился и накрыл живого мальчика своей накидкой. Ник ощутил, как ноги его отрываются от земли.

— Сайлас?

Сайлас молчал.

— Мне было страшновато, — признался он. — Но я знал, что если дело будет совсем плохо, ты меня выручишь. И Лиза тоже мне помогла. Она была со мной.

— Лиза? — насторожился Сайлас.

— Ведьма с неосвящённого кладбища.

— Помогла, говоришь?

— Да. Особенно с Растворением. По-моему, у меня теперь получается.

Сайлас хмыкнул.

— Поговорим, как вернёмся домой, — сказал он, и Ник не произнёс больше ни слова, пока они не приземлились возле часовенки. Они зашли внутрь. Дождь усилился, из появившихся на земле луж летели брызги.

Ник достал конверт с карточкой.

— Знаешь, — произнёс он, — по-моему, это надо отдать тебе. Точнее, это была идея Лизы.

Сайлас взглянул на конверт, достал карточку, посмотрел на неё, перевернул и прочёл карандашную пометку Абаназера Болджера, в которой мелким почерком описывалось, как пользоваться карточкой.

— Рассказывай всё с самого начала, — потребовал Сайлас.

Ник рассказал ему всё, что помнил о прошедшем дне. В конце его рассказа наставник глубоко задумался и покачал головой.

— Теперь всё плохо? — спросил Ник.

— Никто Иничей, — сказал Сайлас, — ты набедокурил будь здоров. Но я, пожалуй, предоставлю твоим родителям выбирать меру наказания. А мне сейчас надо избавиться от этого.

Карточка скрылась в бархатном мраке его накидки, а затем Сайлас исчез, как умеют исчезать лишь такие как он.

Ник натянул куртку на голову и побежал по скользкой тропинке на вершину холма, в мавзолей Фробишеров. Он оттащил в сторону гроб Эфраима Петтифера и стал спускаться вниз, вниз, до самого конца.

Он положил брошь рядом с чашей и ножом.

— Вот, — произнёс он. — Её даже почистили. Как новенькая.

— ОНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — отозвалась Гибель, и по голосам её было понятно, что она довольна. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.

Это была очень долгая ночь.

Ник брёл, усталый и немного пришибленный, мимо скромного надгробия мисс Либерти Роуч («Потраченное ею — пропало, отданное — осталось с нею навеки. О читатель, будь щедрым!»), мимо могилы приходского пекаря Харрисона Вествуда и его супруг Мэрион и Джоан, и спустился к окраине кладбища. Мистер и миссис Иничей умерли много столетий тому назад, когда ещё не считалось, что пороть детей непедагогично. Той ночью мистер Иничей сделал то, что счёл своим долгом, и задница Ника до сих пор болела. Но взволнованное лицо миссис Иничей расстроило Ника куда больше, чем могла расстроить любая порка.

Он взялся за железные прутья забора, отделявшего неосвящённую часть кладбища, и проскользнул между ними.

— Эй, — позвал он. Ответа не последовало. Под боярышником не было видно лишней тени. — Надеюсь, с тобой всё хорошо? — спросил Ник.

Молчание.

Он успел снять джинсы в избушке садовника — в сером саване было привычнее и удобнее, — но куртку он оставил себе. Ему понравилось иметь карманы.

Когда он ходил переодеваться, он взял в избушке садовника серп, и сейчас принялся косить им крапиву. Он яростно косил её и бросал в сторону, пока перед ним не остался голый кусок земли с остатками корней.