А после окончания смены Костя, не раздумывая, пошел за Николаем в штаб дружины. Он впервые за этот день вспомнил об Уксусе, и щека его задергалась от волнения.
В штабе собралась вся их бригада. Был здесь и Огнев.
Костя рассказал об Уксусе:
— Шоферяга он. На грузовой ездит. Где живет, не знаю. К нам во двор всегда приходил. А вчера там, на пароходе, ночевал, говорил, домой ему нельзя, заметут.
— А куда это он вчера вечером собирался? — спросил Николай.
Костя нахмурился и сцепил на коленях руки.
— Здесь дело темное. Впрямую он ничего не говорил. Но мы так поняли, что встреча у него будет с одним человеком. А послал его другой.
Огнев внимательно слушал. Еще вчера ребята из дружины принесли ему пистолет Уксуса. Баллистическая экспертиза установила, что из него был сделан выстрел и в комиссионном магазине. Неужели Уксус был там и грабил магазин? Нет, конечно.
Он шофер. Его машина ждала в переулке Баракина, тот и отдал ему пистолет. Значит, Уксус связан с Баракиным по последнему преступлению. И он, конечно, знает, где Баракин сейчас скрывается. Мало этого, он выполняет какое-то его поручение. Какое?..
Что сейчас больше всего может беспокоить Баракина? Сбыт! Сбыт краденого. К кому же он послал для этого Уксуса?
И Огнев спросил:
— А насчет заграничных вещей он ничего не говорил?
Костя исподлобья взглянул на него и мрачно кивнул головой.
— Говорил. Выгодное, мол, дело предстоит. Целую партию загнать можно одному человеку. Студент он вроде…
Куривший в стороне Таран вдруг поперхнулся ды-мом и мучительно закашлялся.
— О, среди них есть, к сожалению, большие охотники до таких дел! — взволнованно воскликнул инженер Рогов. — Мне Андрей мой рассказывал.
— А вы бы, товарищ Рогов, поговорили с ним, — посоветовал старик Проскуряков.
Огнев с симпатией посмотрел на полного розовощекого инженера с седыми висками. «Так это же его отец», — догадался он, вспомнив Андрюшу Рогова, который как раз сегодня заходил к ним в ОУР.
Огнев усмехнулся. Хороший паренек. Загорелся рассказом об уголовном розыске для своей газеты.
И, кажется, кое-что понял в их работе. Во всяком случае, рассказ получается правдивым: Андрей читал им сегодня первый вариант. Но насчет этого дела разговаривать с Андреем нельзя. Так Огнев и сказал:
— Нельзя. Одно неосторожное слово — и спугнем. Тогда сразу оборвем цепочку. А цепочка не простая — к убийству ведет, — он задумчиво потер подбородок. — Нет, тут что-то другое надо придумать.
— Я… я знаю, кто это, — вдруг каким-то чужим, сдавленным голосом произнес Таран.
Все удивленно обернулись. Василий стоял, низко опустив голову, и нервно мял в пальцах потухшую папиросу. Из-под щегольского синего берета свисала кудрявая прядь волос, на лице выступили красные пятна.
Нет, он больше не мог молчать! Будь что будет!
Но предателем он, Василий, никогда не станет.
А скрывать сейчас все, что он знал, означало предательство. Это Василий вдруг очень ясно понял.
— Что ж, рассказывай, коли знаешь, — предложил в наступившей тишине старик Проскуряков.
И Таран рассказал все, от первого до последнего своего шага, с того самого часа, когда он погнался за Червончиком и, поймав, отпустил его.
Он говорил, не поднимая головы, с трудом подбирая слова, не смея взглянуть в глаза стоявшим вокруг людям.
Когда он кончил, Проскуряков, нахмурившись, строго спросил:
— Что будем делать, товарищи?
Он сурово взглянул поверх очков на Николая, на сгрудившихся вокруг него ребят из бригады.
Николай, подавив вздох, ответил:
— Судить. Судом чести.
И при этом невольно подумал: «Хорошо, что нет Чеходара. Опять бы кричал, что доброе имя свое мараем».
— Верно, — согласился инженер Рогов, председатель недавно созданного суда чести дружины.
— Судить его, чтоб я не родился! — в отчаянии воскликнул Коля Маленький. — И что это за разнесчастная бригада у нас такая!
А Илья Куклев растроенно проворчал:
— Надо же, душа из него винтом…
Василий понимал: все правильно, другого не могло быть. И вдруг с тоской и неприязнью подумал: «А ведь сегодня вечером еще с Кирой надо в кино идти». Ни на кого не глядя, он хотел было протиснуться к двери, уйти, но Николай крепко взял его за руку повыше локтя и хмуро бросил:
— Куда? Никто пока не исключал тебя из дружины.
И Таран, такой своенравный, порывистый, смолчал и покорно остался стоять рядом со своим бригадиром.
— Ну, а что будем делать с тем студентом, с Жорой? — спросил Огнев. — Тоже надо подумать.
— По-моему… — неожиданно вступил в разговор Борис Нискин, — я его характер немного знаю… Однажды в шахматы с ним играл…
— Как же, помню, — улыбнулся Огнев.
— Так вот. Он, знаете, легко паникует и сразу делает неверный, даже глупый ход. На этом его и надо ловить.
— Гм. Интересно. Но главное в таком случае — неожиданность. Надо выбрать момент…
Огнев по привычке потер подбородок.
— Идея! — вдруг воскликнул Рогов. — Ей-богу, неплохая идея! Андрей мне говорил, что завтра у них на факультете необычный диспут. Ожидается большая драка. И факультет бурлит страстями. Это можно использовать…
В это время в районном штабе дружин — большой, просторной комнате на первом этаже здания райисполкома — сидели двое: Артамонов и Чеходар.
Последний выглядел взволнованным и сердитым.
— Как хотите, но я буду жаловаться! — запальчиво говорил он. — Что это за практика? Сначала вы нас возносите, хвалите всюду, ставите в пример, а теперь хотите с грязью смешать? Не выйдет! Если вы своим добрым именем не дорожите, ваше дело! Но мы свое пачкать не дадим!
— Вы кончили? — спокойно осведомился Артамонов.
— Нет, не кончил! И в чем мы, собственно, ошиблись? Патрули формировали неверно? Учет не точный? Поправьте! Это ваше право. Но вы же всю работу зачеркнуть хотите! Этого никто вам не позволит! Я буду говорить лично с товарищем Сомовым. В конце концов начальник районного штаба он, а не вы.
— Правильно. Давайте в самом деле с ним и поговорим, все так же спокойно проговорил Артамонов.
Он снял трубку телефона и начал набирать номер.
Чеходар беспокойно заерзал на стуле.
— Подождите! Сначала я хотел бы этот вопрос выяснить до конца с вами, — поспешно сказал он.
— Пожалуйста…
Артамонов повесил трубку.
— Буду откровенным, — проникновенно начал Чеходар. Мне кажется, дело не в том, о чем вы мне сейчас говорили.
— А в чем же?
— Вы лично настроены против меня. И я знаю, кто вас настроил.
— Вы так думаете? — усмехнулся Артамонов.
— Я уверен. Вам что-то наговорил Вехов. И я просто удивлен, как вы, человек умный и опытный, так легко приняли на веру слова этого мальчишки, этого начинающего склочника, которого даже его собственная бригада…
Павел Григорьевич нахмурился и приподнял руку.
— Вот что. Вы уже много говорили, и я вас внимательно слушал. Теперь послушайте меня.
— Пожалуйста…
Удивительно разными казались даже со стороны эти два человека. Чеходар, худой, поджарый, с черными длинными волосами, которые поминутно падали ему на глаза, и он нервным движением руки откидывал их назад. Разговаривая, он все время энергично и немного театрально жестикулировал, непрерывно курил.
Павел Григорьевич сидел неподвижно, упершись локтями в стол, и серые глаза его смотрели на собеседника понимающе и чуть иронически.
«Зачем так волноваться, зачем так дергаться?» — как будто говорили они.
Когда Чеходар сказал: «Пожалуйста…», Артамонов задумчиво потер подбородок и вдруг усмехнулся: вспомнил, что так делает Огнев.
— Так вот, — начал он. — Вы тут кое-что исказили. Во-первых, я не собираюсь зачеркивать всю работу дружины. Это было бы несправедливо. Вовторых, насчет формирования патрулей и учета. Это не ошибки, как вы выразились. Это сознательное очковтирательство.
— Да как вы можете так утверждать?! — вскипел Чеходар.